Сегодня открывается Франкфуртская книжная ярмарка. О роли, которую играет этот форум в издательском мире, и о современных литературных тенденциях размышляет директор издательства «Текст» Ольгерт ЛИБКИН.
– Что значит Франкфуртская ярмарка для издателя?
– Всё! Издательский мир делится для меня не на хороших или плохих, не на умных или глупых, а на тех, кто ездит во Франкфурт или нет. Понимаете, в спортивном мире существует много соревнований различного уровня, а есть – Олимпийские игры. И Франкфуртская ярмарка – это Олимпиада для издателей. Я не знаю ни одного приличного западного издателя, который бы в ней не участвовал. Там можно увидеть всех, но пообщаться удастся, если предварительно договориться, время у всех расписано поминутно. Это великая деловая тусовка! Там может быть приём, презентация, но то и дело люди отставляют бокалы, хватают блокноты и быстро записывают, что нужно по делу. Даже просто бегая со встречи на встречу мимо стендов разных стран, невольно отмечаешь тенденции в книгоиздании, какие книги издают, как они оформлены, а если остановишься и посмотришь внимательнее, то тем более многое поймёшь. Иногда я привожу оттуда книги, которые вовсе не планирую переводить на русский и издавать здесь, но мне любопытно, как они сделаны. Это ярмарка для профессионалов, публику пускают только в субботу и воскресенье, и продавать книги разрешается лишь в последний день.
– У вас там свой стенд?
– Да, у нас небольшой стенд недалеко от российского стенда, но всё-таки отдельный. Опыт участия в книжных ярмарках научил нас, что лучше иметь, как говорится, свой стул, стол и кипятильник, тогда можно самостоятельно выстраивать программу и распоряжаться своим временем. Мы намерены представить во Франкфурте всё, что издали за этот год, несколько десятков книг. Сейчас на Западе возрождается интерес к русским книгам, который, казалось, угас, так же как во второй половине 1990-х угас интерес к России вообще. Когда началась перестройка, все взоры были обращены на нашу страну, но когда всем надоело обсуждать ужасы сталинизма и тому подобное, интерес упал в ноль. И отношение к литературе было таким же. Новое тогда ещё не родилось, молодая поросль не проявила себя, а многие мэтры отошли от активной творческой жизни. Сейчас интерес снова растёт.
– Почему вы издаёте в основном переводную литературу?
– Несмотря на впечатление, будто сейчас все пишут книги, российских авторов должного уровня не так уж много. Западных больше, есть из чего выбирать. Хотя у нас постепенно тоже стала появляться новая хорошая проза. Очень много интересной русской эмигрантской прозы – из Германии, Голландии, отовсюду. Пишут и эмигранты в первом поколении, и дети эмигрантов, но вторые реже, они стараются ассимилироваться.
– А есть ли авторы, которые пишут на языке той страны, куда переселились, на английском, немецком, иврите?
– В каталоге любого более-менее крупного западного издательства есть авторы с русскими фамилиями. Хотя в Израиле большая русскоязычная община, поэтому и писатели-эмигранты пишут, как правило, по-русски – аудитория есть. А мне, к примеру, великие французские писатели Анри Труайя, Ален Боске или Ромен Гари (они родились в России) интересны тем, что они писали о Франции, а литературная школа у них была русская.
– Ваше издательство было первым негосударственным издательством в России. Какие тенденции вы наблюдали за время его существования?
– Мы возникли в период книжного бума, когда ещё были «макулатурные» издания, а за хорошими книгами стояли очереди. И в этой ситуации мы старались предлагать публике не дешёвку, а достойные образцы беллетристики, если детективы – то Дэшил Хэммет и Рекс Стаут. Но главную задачу видели в том, чтобы открыть читателю произведения, которые при советской власти были по разным причинам недоступны. Мы печатали Аксёнова, Искандера, Войновича, Оруэлла, Кафку… «Верный Руслан» Владимова вышел тогда у нас тиражом 250 тысяч экземпляров – насколько бумаги хватило. Это было не только способом заработка, но и чем-то сродни исследовательской работе, интересно же первыми напечатать «Хромую судьбу» Стругацких без купюр… Кстати, братья Стругацкие поначалу входили в число наших учредителей.
Мы надеялись, что закрома русской литературы полны, что у всех писателей в столах припрятаны шедевры и их много. Оказалось, что нет. Потом в магазинах появились колбаса и масло, и люди стали покупать эту колбасу, а не книги. И на рынке началась конкуренция. Я не противник лёгкого чтива, к большим издательствам, которые поднялись, у нас доброе отношение, но тогда нам пришлось менять основное направление. И мы обратились к высокой литературе. Там пришлось труднее. Во-первых, сложнее найти покупателя, а во-вторых, единственным критерием отбора оказывается собственное мнение. У меня нет другого способа оценить книгу, кроме как доверять себе и коллегам по издательству. Книжный бизнес во всём мире очень рискованный. Но у нас нельзя назначить цену книги в 20 долларов, как на Западе, тогда её вообще никто не купит. А ведь бумагу нам приходится покупать по общемировым ценам.
В Европе сложился устойчивый круг людей, постоянно следящих за книжными новинками. Каждая солидная газета 8–12 полос в неделю посвящает литературе, а то и имеет литературное приложение. Повсюду на телеканалах есть передачи о книгах, не окололитературные, а именно книжные – приходит в студию автор с книгами, приходит критик, они дискутируют, ссорятся… На Западе сейчас активно ищут и издают произведения новых авторов. Сознательно идут на риск, говоря: хотя бы одна из десяти книг окажется удачной, и тогда мы этого автора будем раскручивать. А может быть, и не понадобится дополнительной раскрутки, сам прославится. И если такая книга получит какую-нибудь престижную премию, она будет издана тиражом, скажем, 300 тысяч экземпляров, если нет, то тысяч 50 всё равно издадут. Можете представить у нас такой тираж для книги неизвестного автора? Вот, к примеру, книга немецкой писательницы Юлии Франк «Полуденная женщина» – тираж несколько сотен тысяч, о ней говорят все, но в этом романе нет порнографии, растленности, какого-то безумного вызова. Это просто нормальный, хороший психологический роман.
– А в России предпочитают раскрученные имена. Почему?
– Те, кто взрослел в недавние смутные времена, отвыкли покупать книги. Впрочем, они сейчас уже хотят, чтобы у них дома были библиотеки, но при этом выбирают книги, руководствуясь привычками собственных родителей. То есть Ремарка или Гессе они наверняка купят, значит, это можно издавать, это верняк. А новое поколение активных читателей ещё не вошло в тот возраст, в котором покупают книги. Наши читатели большей частью – либо пожилые, либо совсем молодые люди. Молодые очень интересуются новой литературой, но у них пока ещё много и других увлечений.
Страницу подготовили и