***
Каждое слово хочет, чтобы его сказали
Сергей Шестаков
Дело в том, что каждое слово хочет,
чтобы его сказали.
Соответственно повод сыграть в молчанку –
большое благо.
Просят сказать – делаю вид,
что язык узелком связали,
Чтобы им не раздавливать никаких таких
ядовитых ягод.
А особенно остерегаюсь произносить
«навсегда» или «никому».
Тут уж вылетит – не поймаешь; страшнее сглаза.
Зазеваешься – опрокинет, ударит оземь,
распишет под хохлому
Так, что мама родная узнает
примерно с третьего раза.
***
Кто на аптечных вкладышах переставлял слова?
Вот тебе ночь на убыль, бессонница, дурнота,
Чтобы заворожённо перечитать:
«Тмина плоды, крушины кора, чабреца трава».
Верить нельзя: прогнозам, градусникам, часам.
Что ж, привыкай обходиться фиговым инвентарём.
Дальше мы будем старше, потом умрём.
Но и сейчас понятно: всё, что стяжал, – ты сам.
Не собирай друзей, не проси любви,
Не уповай на полезные вещества.
Врут твои справочники, календари твои,
Тмина плоды, крушины кора, чабреца трава…
НА ТРИ ГОЛОСА
Он говорит:
Да уж не потому, что ты мне делаешь всё навред,
Не потому, что у тебя
квартиры-машины-работы нет,
Не потому, что ты вечно сосёшь
свой изрядно вонючий «Кент»,
А у меня потом табачные крошки на языке.
Не потому, что чарльстон от шимми не отличишь.
И не за то, что ты выглядишь дурой,
даже когда молчишь.
Не за кривые ноги, не за первый размер,
приближающийся к нулю.
Дорогая,
Я тебя просто так,
Ни за что,
Безо всякого повода
Не люблю!
Она говорит:
Да пошёл ты сам, догадайся куда, ковбой.
Лучше уж с первым попавшимся, чем с тобой.
Что касается Лены – ты, конечно, меня прости,
Но мне-то известно, что тебе её некуда привести.
Потому что некуда, разве что – на балет.
Ох уж эти
Живущие
С мамами
В тридцать лет!
Бог говорит:
Как вы уже достали, ребята, который год
Я вас переставляю местами назад-вперёд.
Ну хоть в следующий раз, выясняя, кто кому изменял,
Обойдитесь, пожалуйста, как-нибудь без меня.
И вообще договоритесь, имейте совесть – свести или развести.
Хватит
Господа вашего
По пустякам
Трясти!
***
Что сказать – зима беспредельна и необъятна.
Кажется, мама нас родила наконец обратно,
Как и просили – и вот мы, свернувшись,
лежим в сугробе,
Как в ледяной утробе,
Ножки и ручки скрючив, уши-глаза закрывши,
Мы имена свои позабудем дружно.
Нам ничего не видно, и ничего не слышно,
И ничего не нужно.
НОВЫЙ ГОД
Перемены начнутся уже с перемены блюд,
А потом – шампанское и салют.
Календарик новенький впереди.
Отмотали ещё один.
А сама себе ручку посеребрю.
А сама себе что-нибудь подарю.
А сама себе в рюмочку подолью.
А сама себя полюблю.
Потолок ледяной, дверь скрипучая, снег пошёл.
До чего хорошо.
Господи, ну хоть чем-нибудь посодействуй мне –
Не оставляй ты меня
с этой дурацкой ёлкой наедине!
***
У меня зазвонил телефон.
Кто говорит? – он.
Что говорит? – убил человека.
Сам, говорит, не справлюсь,
позвонить, кроме тебя, некому.
Я обливаюсь холодным потом,
давлюсь кашей рисовою.
Горе моё, говорю, диктуй адрес, записываю.
ПЕРМЬ