В Москве, за северо-восточной окраиной Садового кольца, есть место, где никогда не иссякает людской муравейник. День и ночь снуют машины, толпится народ, автобусы с гостями столицы отправляются на экскурсии по городу. А можно, оказывается, прямо здесь, никуда не уезжая, узнать о Москве немало интересного.
За последние 150 лет на бывшей Каланчёвской площади (в советское время Комсомольской, а ныне площади Трёх вокзалов) сложился замечательный архитектурный ансамбль: сами вокзалы, сталинская высотка, метро, клуб железнодорожников… Каждое из зданий – эпоха в московском зодчестве. А сама площадь – своеобразная энциклопедия столичных традиций и веяний, причём не только в градостроительстве.
Архитектурной доминантой ансамбля является гостиница «Ленинградская» (1949–1952, арх. Л. Поляков, А. Борец-кий), ещё при жизни Сталина признанная одним из самых значительных произведений советского зодчества. Вероятно, именно по этой причине хрущёвская критика времён «оттепели» выбрала «Ленинградскую» своим главным объектом, поставив в вину архитекторам чрезмерное украшательство и неэкономичность проекта. Всё, за что ещё несколько лет назад зодчим дали Сталинскую премию, теперь объявили недостатками: и богатство декора, и стилизацию под русское барокко, и дорогие облицовочные материалы (шокшинский кварцит), и много другое.
Ближе всего по духу архитектура высотки соответствует стилю Казанского вокзала (1911–1926, 1941), построенного по проекту А. Щусева. Именно он в наибольшей степени приглянулся «железнодорожному королю» России – владельцу Московско-Казанской железной дороги Николаю Карловичу фон Мекку. Согласно его амбициям, Казанский вокзал должен был стать воплощением триумфа встречи Европы с Азией, поэтому и архитектурный конкурс на лучший проект назывался «Ворота на Восток». Соединив в своём проекте мотивы русского гражданского зодчества XVII века и традиции Востока, на конкурсе в 1910 году победил архитектор Щусев.
Проект Щусева был восторженно встречен коллегами, отмечавшими, что заданная им более чем двухсотметровая протяжённость вокзала, нарочитое нарушение симметрии, одиночество многоярусной башни, напоминающей башню Сююмбеки Казанского кремля, не только не мешали гармоничному восприятию постройки, а в сочетании с разновеликими массами архитектурных объёмов открывали вокзал заново с каждой новой точки обозрения. Писатель Виктор Некрасов отмечал: «Общее впечатление: грандиозный терем, сказочный дворец, Казанский кремль – всё что угодно, только не вокзал. То же впечатление и внутри. Здесь всё рассчитано не на спешащего на поезд пассажира, приходящего за пять минут до его отхода, а на пассажира, часами сидящего на тюках и чемоданах. А так – начнёшь рассматривать и на поезд опоздаешь».
Завершает композицию Казанского вокзала Центральный дом культуры железнодорожников (арх. А. Щусев). Архитектура клуба в полной мере характерна для 1920-х годов. Корреспонденты газеты «Гудок» Ильф и Петров вставили клуб в роман «Двенадцать стульев» как дворец, воздвигнутый на бриллианты мадам Петуховой.
«Безбрежность» Казанского вокзала символизирует, вероятно, протяжённость азиатской границы России. Неслучайно всей длине Казанского противостоят два других вокзала – Ленинградский и Ярославский, от которых железнодорожные пути ведут в европейскую часть нашей страны.
Ленинградский вокзал (1844–1851) – «дедушка» московских вокзалов, первый в столице. Конкурс на его строительство не объявляли. Николай I сам выбрал архитектора. Им стал наиболее приближённый к власти зодчий – Константин Андреевич Тон. Он разработал в характерном для него русско-византийском стиле один проект сразу для двух городов: Санкт-Петербурга и Москвы. Строительство вокзалов велось одновременно. В Москве Тон спроектировал рядом с вокзалом ещё и таможню (слева) и жилой дом (справа), но дом так и не построили.
При взгляде на богато декорированный фасад вокзала заметно сочетание строгости форм и симметрии композиционного построения. Отчётливо выделяются одинаковые центральные части, с равномерным членением стен измельчёнными декоративными деталями – арочками, колонками, гирьками. Угадываются приёмы итальянского Ренессанса, о чём напоминают декоративные колонны, расположенные в каждом из двух этажей, и большие «венецианские» окна. Перекрытый сводами вестибюль также вызывает в памяти образы архитектуры Возрождения. Центр сооружения увенчан часовой башней, напоминающей ратуши в некоторых европейских городах.
Постройка вокзала и начало движения поездов между Санкт-Петербургом и Москвой вызвали неоднозначную реакцию москвичей, что отразилось в народном фольклоре:
Близко Красных ворот есть
налево поворот.
Место вновь преобразилось,
там диковинка открылась,
И на месте, на пустом, вырос вдруг
огромный дом.
На дому большая башня, и свистит там
очень страшно
Самосвист замысловатый, знать,
заморский, хитроватый.
Там чугунная дорога, небывалая краса,
Это просто чудеса. В два пути
чугунны шины,
По путям летят машины.
Не на тройках, на парах,
Посмотреть, так прямо страх.
Ну, признаться, господа, славны
Питер и Москва.
До чего народ доходит:
самовар в упряжке ходит.
Между Ленинградским и Ярослав-ским вокзалами притулился вестибюль станции метро «Комсомольская», через который можно попасть на радиальную и кольцевую линии подземки. «Комсомольская-радиальная» (1935, арх. Д. Чечулин, А. Тархов) приняла первых пассажиров 15 мая 1935 года, в «день рождения» Московского метрополитена. На фоне монументальной сдержанности архитектуры этой станции особенно выделяются майоликовые панно по эскизу Е. Лансере.
«Комсомольская-кольцевая» (1952, арх. А.В. Щусев и др.) – яркий образец послевоенного зодчества, художественный символ победы советского народа над фашизмом, апофеоз торжества победителей. Художник П. Корин оформил станцию смальтовой мозаикой, отразившей содержание речи Сталина на параде 7 ноября 1941 года. Были в этом ряду изображения и самого вождя, которые в 1963 году заменили другими панно. Проект станции удостоился Гран-при на международной выставке в Брюсселе в 1958 году. Многие иностранцы и сегодня приезжают сюда, чтобы посмотреть на этот памятник архитектуры, хорошо известный за рубежом.
Один из самых стильных вокзалов Москвы – Ярославский (1902–1904), навсегда оставшийся в истории нашей архитектуры «феноменом русского модерна». Проект архитектора Ф. Шехтеля полностью отвечал ожиданиям главного заказчика – хозяина Московско-Ярославской железной дороги С. Мамонтова. Стремясь в художественно-образной форме рассказать о тех местах, к которым ведёт дорога, Шехтель обратился к свободной вариации модерна на тему древнерусской архитектуры северной России – Ярославской, Костромской и Архангельской губерний. Удивительные ассоциации навевает центральная башня вокзала: арка главного входа под нею подобна крепостным воротам, а в шатре башни что только не угадывали! Кому-то он напоминал деревянные дозорные вежи русского Севера, кому-то – кокошник выходного наряда девушек северных губерний, и даже юрту оленевода.
И ещё один интересный факт. На бывшей Каланчёвской площади не три вокзала, а четыре. О четвёртом знают немногие – это так называемый царский павильон, построенный в 1896 году, вскоре после открытия железнодорожной ветки, по которой императорские поезда передавали с Николаевской дороги на Смоленский (Белорусский) вокзал, ближайший к царскому Петровскому дворцу. Теперь это станция Каланчёвская.