Яков Гордин. Гибель Пушкина. 1831–1836. – (Мир Пушкина). – СПб.: Издательство «Пушкинского фонда», 2016, – 368 с. – 2000 экз.
Те, кто знает и ценит всегда интересные, превосходно написанные и при этом, безусловно, фундаментальные исследования по политической истории России петербургского литератора и историка Якова Гордина, будут немало обрадованы, увидев изданной отдельной книгой самую первую его большую серьёзную работу – «Гибель Пушкина. 1831-1836». Издательство «Пушкинского фонда» поступило крайне разумно (за что ему отдельная читательская благодарность!) , вновь введя в широкий читательский оборот (если тираж в 2 000 можно считать широким) эту блестящую работу. А попробуй-ка нынче сыщи июньский номер журнала «Звезда» аж за 1974 год и в том же году изданные отдельной книжкой «Годы борьбы», так тогда называлось это историко-политическое исследование . Разве что в Публичных библиотеках и найдутся – рядовые библиотеки, как помнится, больше двадцати лет журналы не хранят, да и ветхие экземпляры книг тоже.
История создания и признания этого труда рассказана самим автором в предисловии, где он обозначает и цель своей работы: «Предлагаемая читателю книга написана для того, чтобы доказать – Пушкин был политиком. /…/ Да, «певец империи» ( цитата из формулы Г. Федотова – «Певец империи и свободы» - Е.Е.), но его империя – не петровский военно-бюрократический монстр, где «все равны перед дубиною» императора. Его империя – пространство стройного порядка, личной свободы и личного достоинства.» Отклик самых квалифицированных читателей тогда, летом 1974 года, был моментальным. Вот что в частном письме писал Гордину, кроме всего прочего (письмо приведено полностью) , А.К. Гладков, биограф Мейерхольда и Пастернака и автор знаменитой пьесы «Давным-давно» (она же кинофильм «Гусарская баллада»): «Ваша самая сильная сторона ( не только в этой работе) – безупречная логика и редкая способность к генерализации темы.» Всей своей последующей неустанной исторической работой Яков Аркадьевич из раза в раз подтверждает высокую оценку Гладкова.
Надо сказать, гординский текст, написанный в начале 1970-х, ничуть не выцвел за прошедшие сорок с лишним лет. Напротив, он выглядит поразительно современным. Так в чем же непреходящая ценность этого исследования? Прежде всего, в последовательном и доказательном – все аргументы бесспорны! - разрушении вьевшегося в общественное сознание стереотипа. Что такое в массовом общественном сознании гибель Пушкина? Это неприятная, чтоб не сказать – неприличная, для всякого русского человека история с Дантесом, закончившаяся гибельным выстрелом на Черной речке. Гордин же разворачивает перед нами долгую драму, драму крушения высоких иллюзий и больших надежд, драму длиной в шесть непростых лет (недаром в первой, журнальной, редакции эта работа называлась «Годы борьбы»), даже не доводя своё исследование до финального 1837 года, обрывая его на 1836, когда всё уже становится ясным. Дальше – только тупик.
Гибель Пушкина – это не только его физическая гибель, это гораздо более серьёзная, глубинная история, напрямую связанная с общим течением всей русской истории. Весьма подробно, шаг за шагом (главы в книге – годы, от 1831 до 1836), показывает Гордин пробуждение в великом поэте активного исторического сознания, его желания разобраться с тем, что происходило и с русским дворянством, и с государственным устройством России, и с закрепощенными народными массами. Мы видим, как нарастает в Пушкине желание нащупать исторические рычаги, вершащие большую историю. А потом – и самому напрямую влиять на происходящее. Собственно, это и есть - быть политиком. С пониманием и сочувствием исследователем показаны и все непростые действия и манёвры Пушкина на этом пути. Чтобы всерьёз заниматься историей Отечества, прежде всего надо было получить доступ к архивам, а это можно было сделать, только став официальным историографом под бдительным присмотром императора. И Пушкин поступает на государственную службу, стоит заметить, уже без всяких иллюзий, уже разочаровавшись в Николае I, но понимая, что этот шаг необходим, без него невозможна исследовательская работа. От «Истории села Горюхина» (1830) к «Истории Пугачева» (1833-34) и к царствованию и реформам Петра I ( неоконченная «История Петра I», 1835) лежит путь Пушкина-исследователя.
Гордин, не педалируя, а только излагая с невероятной бережностью и точностью факты, соединяя их звеньями в цепь причинно-следственных связей, мастерски показывает, как Пушкин, помимо великого поэта (этот дар в нём с годами становится только мощнее, несмотря на нарастание издевательской травли так называемой литературной критики), постепенно приобретает все черты, присущие не просто одарённому писателю-популяризатору, а настоящему серьёзному историку-исследователю. Пушкина ранит уход с большой исторической сцены родового «высокого» дворянства, дробление в российском отсутствии института майората родовых имений. На смену родовому дворянству с начала VIII века начинают приходить «государевы люди», дворянство жалованное петровской Табелью о рангах, составившее тот самовоспроизводящийся класс российского косного чиновничества, которое мучает страну и поныне. «Бескрылый демон бюрократии», порождённый Петром I, пронизывает собой все государственные поры, тормозя и сводя на нет все усилия по прогрессивному переустройству общества.
Гординское повествование не ограничивается только подробной картиной «лет борьбы» с её внешней фактографией. Мир души Пушкина, её движения – это, безусловно, в первую очередь, его поэзия. Параллельно с внешней канвой судьбы поэта Гордин ведёт и нить его поэтического творчества, тонко анализируя стихотворные тексты поэта, написанные с полной откровенностью, в которых видны все его помыслы, устремления и разочарования. А последних было весьма немало, но об этом несколько ниже.
Между тем Пушкин изучает историю военных поселений с их бесчеловечным устройством и неизбежными бунтами, а также механизмы стихийного народного бунта (нынче всякий школьник добавит - «бессмысленного и беспощадного») на примере истории Пугачева. Его отношения с окружением императора, с людьми, принимающими решения, сложны, ему приходится хитрить, прятать в подаваемых прошениях необходимые документы среди совершенно ненужных, указывать ложные цели, дипломатничать, порой принимать якобы покорную позу - еще один повод не только для злобной критики, но и для изменения отношений с близкими друзьями: так он теряет Петра Вяземского и не только его. Пушкин бесконечно пишет Бенкендорфу прошения в самых уважительных выражениях, сетует на своё бедственное (что чистая правда) положение, но в конце концов получает то, что нужно, к чему страстно желает иметь доступ: те самые бесценные для его работы документы в архивах. Вот первый признак настоящего исследователя: работа исключительно с первоисточниками, с документами. Жажда познания исторической истины сжигает его.
Но и этого ему мало. Ему хочется самому активно влиять на ход истории, на действующую политику, а для этого нужен выход к обществу, нужна печать, нужна газета. Несколько лет Пушкин упорно бьётся за газету, но, увы, безрезультатно. Есть расхожее выражение «опередивший своё время». С гениями это сплошь и рядом. Вот и трюизм готов: случай Пушкина из этого числа. Как пишет Гордин, было много людей, его любивших, но не было вокруг его понимавших. Он безвылазно работал с архивами, а его называли «суетным лентяем».
Тем не менее, появился собственный журнал. Но выход «Современника» тоже не спас дело, более того, кроме неуспеха, повторившего неуспех «Истории Пугачева», он принёс в 1836 году 9 000 рублей убытка. При пушкинских-то долгах! С горечью Гордин пишет: «В отличие от «Библиотеки для чтения», имевшей тираж 5 000 экземпляров, «Современник» не старался развлекать публику. Он был совершенно серьёзен. Публике эта высокая серьёзность, эта историко-политическая проповедь была не нужна. /…/ Перед ним (Пушкиным – Е.Е.) лежала Россия, ввергнутая в темноту и страдание. И уязвлённая этим страданием душа его не знала покоя. Ему не довольно было грядущей славы в веках. Ему необходимо было помочь этой несчастной стране немедленно. Он стал политиком, историком, проповедником.»
И каждая его новая ипостась несла сплошные разочарования. Нельзя не упомянуть еще одну работу Гордина, напрямую связанную с рецензируемой. Это «Право на поединок», где самым тщательным образом развёрнута панорама смертельной и принципиальной борьбы поэта с министром народного просвещения С.С. Уваровым, автором знаменитой триады «Православие. Самодержавие. Народность». Главным в этом противостоянии было - кого воспитывать из молодых дворян: образованных рабов (из европейского просвещения Уваров пытался изъять одну из основных составляющих – аналитический, критический подход к происходящему) или же подданных с чувством собственного достоинства,будущих реформаторов. В «Гибели Пушкина» эта линия тоже очерчена весьма выпукло.
Среди разочарований Пушкина особняком стоит еще одна, на этот раз европейская линия: «В дни своей молодости он с надеждой смотрел на Европу. Там рождались идеи и движения, которые, казалось, должны были вот-вот обновить мир. Там была древняя культура. В дни его молодости Европа была для него надеждой». Но политическая жизнь мятежной Европы, на которую он возлагал столько свободолюбивых упований с 1830-го года перестала его удовлетворять. Ни Франция с её буржуазным королём «с зонтиком под мышкой», ни Англия с её дикой эксплуатацией рабочих, ни недавно обретшие свою государственность США («С изумлением увидели демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве.» - из статьи 1836 года «Джон Теннер») уже не вдохновляли и не вселяли надежды на скорое переустройство общества.
Каков же итог «лет борьбы»? Гордин обобщает: «Он погиб не в борьбе с самодержавием и «светской чернью». Он погиб в борьбе с русской историей, ход которой он пытался изменить. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой… Он был первым в этом ряду подвижников.».Вот так заканчивается эта замечательная книга. Надо сказать, без особого оптимизма.
И еще два слова об авторе. Если в первой главе «1831» Гордин о Дельвиге пишет, что «…он был умён спокойным ясным умом…», то тоже самое можно сказать и про самого Якова Аркадьевича. Спокойный ясный ум, превосходный слог, делающий любое его исследование по политической истории России серьёзным, предельно информативным, увлекательным путешествием в отечественную историю. Увы, обычно с горькими выводами. В новой России принято сетовать на советскую цензуру, губившую многие тексты, а многие просто не пропускавшую в печать. Удивительно, как при таком положении вещей, «Годы борьбы» смогли появиться в советских изданиях, да еще иметь такой не только читательский резонанс, но и официальный успех! Ведь история, изложенная в этой книге, очевидно не только о николаевской России. История бессилия талантливого, неравнодушного к судьбе Отечества человека, пекущегося о его благе, и при этом упирающегося в непрошибаемую бюрократическую стену бездарей и воров, в наших палестинах, похоже, имеет непреходяще-универсальный характер.
Несомненное достоинство этого издания - обширное приложение, содержащее прижизненную литературную критику Пушкина, читая которую понимаешь, что слово «травля» отнюдь не преувеличение. Более 120 страниц вполне изощренных издевательств и злобствований, изредка перемежаемых всё-таки и чем-то положительным. До недавних пор западная журналистика первым своим достоинством полагала полную безоценочность в изложении фактов. Книга «Гибель Пушкина» предоставляет читателю самому прочесть многочисленные «иронические изыски» Ф.В. Булгарина, а также заметки и статьи Н.И. Надеждина, М.А. Бестужева-Рюмина, Н.А. Полевого, В.Н. Олина, В.М. Строева, О.И. Сенковского (он же знаменитый барон Брамбеус), даже прогрессивный, как нас учили в советской школе, В.Г. Белинский внёс свою лепту в этот хор поношений. А как вам это: « Сказав, что мелкие (! – Е.Е.) стихотворения Пушкина в настоящее время не возбуждают восторга, как бывало то прежде, мы, кажется, повторим известное всякому наблюдателя словесности русской»? И далее: «Публика выражает своею холодностью к Пушкину только то, что он уже не сообразен с её требованиями». Это «Московский Телеграф» 1832 года. Ждут новых «Руслана и Людмилу», а получают «Бориса Годунова», «Капитанскую дочку» и весь корпус 1830-х годов. То, где для нас, потомков, драгоценна каждая строка.
Необъятно российское пушкиноведение. Но несомненно, книга Гордина «Гибель поэта. 1831-1836» не затеряется в нём, заняв своё достойное место. Потому что читать умную, превосходно написанную книгу о Пушкине – просто читательский праздник, который советую пережить всем, любящим поэта и интересующимся российской историей.
Санкт-Петербург