Отрывок из романа «И некого забыть…»
Мы продолжаем знакомить читателей с литературой стран СНГ. Отрадно, что после продолжительного перерыва снова возобновляется творческое общение между нашими бывшими республиками. Надеемся на долгую и плодотворную жизнь проекта «Евразийская муза», реализующего прежде всего концепцию духовного сближения народов на общем для них культурном пространстве.
«Парадоксальный», «чувствующий себя свободно в пространстве мировой культуры», «подчиняющий себе течение времени», «открыватель таинственных связей с днём сегодняшним в древнейших пластах истории и мифологии» –
вот далеко не полный перечень определений критиков на обсуждениях творчества азербайджанского писателя Камала Абдуллы, известного ныне далеко за пределами своей страны. Где бы ни проходили эти обсуждения – в Баку, в Париже, Стамбуле или в Москве, в Пен-клубе, в редакции журнала «Иностранная литература», – везде книги К. Абдуллы вызывают полемику и живейший читательский интерес. Ему первому из писателей СНГ «Иностранка» открыла свои страницы.
Поэзия, эссе, роман «Неполная рукопись», уже изданный в России, Японии и Бразилии, готовящийся к публикации на русском языке роман-фантазия «Долина кудесников» К. Абдуллы привлекают прежде всего необычным ракурсом писательского зрения. Автор как будто вносит в свои вполне земные сюжеты небесное измерение, его герои, да и сам рассказчик порою живут одновременно по эту и по ту сторону реальности, поверх штампов и интерпретаций как общепринятого, так и неизвестного, поклоняясь собственному несовершенству и уповая на то, что в конце жизненных страданий наступит преображение. Что несовершенство исчезнет в свете трансцендентного… Или – изменит ход человеческой истории… Вариации на темы «греческой мифологии», представленные в данной публикации «ЛГ», в этом плане не исключение. И здесь автор всё тот же «плачущий о невозможном дервиш», смеющийся над «искушением существованием» мудрец, предлагающий свои «сказки» всем, а намёки в них – понимающим…
Если с этой горы, что торчит из земли подобно тупой мотыге, глянуть на равнину, тянущуюся от моря до моря, то покажется, что всё сущее изменяет своей привычной скорости – и облака бегут быстрее, поспешней двигаются люди, стремительней растут травы и деревья, возводятся и гибнут города и сёла. Но если задрать голову и с подножия глянуть на эту гору, то привидится, что и облака, плывущие по небу, и солнце, вращающееся вокруг горы, и луна, и звёзды – всё погружено в странную леность, застыв в непреодолимом покое и беспечности.
…Всё могло быть, как вчера, но на сей раз сложилось по-другому. Что-то с утра стукнуло в голову Зевсу, и он закапризничал, принялся метать с Олимпа молнии на Элладу. Тут же, не желая отставать, выплыл из морских глубин Посейдон, приподняв голову, сдунул слабый бриз, нежно струящийся над волнами, и из ничего устроил грандиозную бурю.
В одно мгновение небо почти слилось с землёй, а земля с небом. Чёрные тучи что было сил погнали впереди себя белые облака. «А я-то чем хуже, надо поддержать Зевса», – подумал Борей и вздыбил родники и реки, заставил сплестись в лесах стволистые деревья. Живущие у подножия горы в землянках люди от страха пытались ещё глубже зарыться в землю. Жрецы поспешили принести жертвы в честь Зевса и Посейдона. И никому не дано было знать, сколько продлится сумасбродство Громовержца. Воистину в его теперешней ярости не было ни смысла, ни причины: никто из тех, кто проживал внизу, не сделал ничего такого, что могло вызвать его гнев. Сумасбродство – и только! Но скоро и ему самому надоел тяжёлый грохот молний. Зевс представил себе смятение тех, кто был внизу, усмехнулся: «На сегодня достаточно, пусть помнят, что может случиться с ними».
Первой спохватилась Гера, любимая супруга:
– Что там за кутерьма? О чём ты думаешь? Ведь всему своё время. Ты запамятовал: сегодня свадебная ночь.
– Свадебная ночь???
– Ты забыл о Пелее и Фетиде?
Забыл… Но признаваться в этом сейчас ему попросту не хотелось.
Явился Посейдон. Кажется, он был недоволен тем, что утренние забавы Зевса так быстро закончились. Увидев Геру, Посейдон догадался, чьих рук это дело, но промолчал. Зевс хитро подмигнул ему:
– Оказывается, сегодня ночью свадьба. А ты…
– Я?
– Конечно, ты! Что вытворяешь?! Всю Элладу переполошил… – Так, полушутя-полусерьёзно, Громовержец попытался свалить вину за утренний переполох на Посейдона.
– Раз говоришь – я, пусть буду я. – Тот, как всегда, не перечил венценосному брату.
– Хорошо, что пришёл. – Повеселевший Зевс подтолкнул Посейдона в сторону Геры. – Слушай и внемли! Считаю, что все должны присутствовать на этой свадьбе. А Гера возражает, говорит, нет, её приглашать не надо. Что скажешь?
– Кого? О ком идёт речь? – не в силах скрыть интереса, тотчас спросил Посейдон, откладывая в сторону свой трезубец.
– Эриду! Он про Эриду говорит! – выпалила Гера, не сводя глаз с Зевса.
– Вот видишь, она почему-то считает, что Эрида внесёт раздор в свадебное торжество. А по-твоему, она решится на это? – Зевс величаво повернулся к Посейдону, демонстрируя своё безмерное могущество. Всё его существо, все клетки тела были напряжены, вены – подобны могучим рекам, кости походили на горные хребты, а кожа напоминала поросшую колосьями ниву. Зевс был средоточием бесконечной силы, неисчерпаемой энергии. Посейдон ощутил, как кровь начинает стыть в его жилах. Повелевать морскими волнами было во сто крат проще, чем молниями.
– Не решится. Никогда! – Поначалу Посейдон простодушно ринулся на защиту богини раздора Эриды.
– Решится! – Гера никак не могла оторвать очарованных глаз от Зевса и свой ответ вновь адресовала Посейдону.
– Что ж, вероятно, Гера права, пусть Эрида не участвует в этой свадьбе! – теперь Посейдон предусмотрительно поддакнул Гере.
– Вот и ты поддался женщине… – На самом деле Зевс обрадовался уступчивости Посейдона, однако решил не подавать виду. – Ладно, будь по-вашему, – с показной задумчивостью он вынес окончательное решение, довольный тем, что соглашается не с женой, а с братом. – Повелеваю: Эрида не будет участвовать в этой свадьбе!
Затем взглянул на Геру:
– Ну что? Довольна? Как всегда, вышло по-твоему…
Глаза Геры смеялись.
Боги решили сыграть свадьбу Пелея и Фетиды в большой пещере кентавра Хирона. Хирон согласился с огромным удовольствием и уже несколько дней не покладая рук приводил своё жилище в порядок. Когда боги явились на торжество, каждый уголок здесь излучал сияние.
Зевс незаметно огляделся и остался доволен. Прошёл, уселся во главе пышного пиршественного стола. Гера села по его правую руку, Посейдон – слева. Затем рядом с Герой села Афина, а рядом с Посейдоном – Афродита. Вслед за ними с шумом стали рассаживаться Аполлон, Арес, Гефест, Гермес и прочие боги и богини. Места в нижнем конце стола предназначались Пелею и Фетиде. Они и сели за стол последними. Так началось свадебное торжество.
Веселье разгоралось с каждой минутой. От хохота богов, особенно Зевса, дрожали камни. Каждый старался отличиться перед Громовержцем, рассказать особенно смешную историю. Чаще всего это были истории о живущих на земле людях – простых смертных, их глупых или простодушных поступках. Иногда Зевса, Посейдона, да и Геру с Афродитой развлекали лёгкие стычки, возникающие между богами. Вскоре в пещере уже стоял такой гомон, что ничего нельзя было толком расслышать. Наконец истории стали повторяться. А это означало, что свадебный пир вошёл в привычное русло. Боги были довольны собой и своим Верховным божеством – Зевсом. Не часто собирались бессмертные обитатели Олимпа на такие пиршества, где им не надо было спорить и соперничать друг с другом. И трудно было представить, что именно эта свадьба даст роковой толчок для пока ещё неведомого и бесконечного «ПОТОМ».
Лишь богиня раздора Эрида не получила приглашения на свадьбу. По настоянию Геры и другие боги, каждый в отдельности, просили Зевса о том же, и Зевс не отказал им. Он прекрасно понимал, что иногда боги нуждаются в таких – без раздоров, конфликтов – собраниях, подобные встречи только ещё больше укрепляют фундамент, на котором зиждется сущность всеобщего порядка и, разумеется, безусловного повиновения ему остальных богов.
Итак, Эриду не пригласили на свадьбу.
И сейчас из-за деревьев она полными зависти и ненависти взглядами пожирала пещеру Хирона. В душе её пылали злоба, гнев и жажда мщения. Глаза сверкали, губы бормотали что-то… Недобрые мысли роились в её голове. Слыша раскаты хохота, возносящиеся к небесам из пещеры, она воровато кружила подле входа, обдумывая план, как бы ей внести раздор в это веселье. И была уже готова на всё, чтобы излить обуревающие её обиду и ярость. Наконец её осенило, мысль была проста и одновременно коварна… «Нашла!» – облегчённо воскликнула Эрида, чей гнев мгновенно сменился радостью. Обернувшись птицей, она стремительно унеслась к далёким садам Гесперидов. Золотое яблоко! Ей нужно золотое яблоко! Всего одно. Всего одно золотое яблоко. Эрида знала, что она сделает с ним… Это яблоко не только вызовет раздоры и смуту на сегодняшнем свадебном торжестве, но и приведёт к немыслимым событиям далёкого «ПОТОМ». «Вы познаете горечь моей мести и ещё долго будете помнить обо мне!» – сладостно мечтала Эрида, срывая чудесное яблоко…
И вот она уже вновь стоит у пещеры Хирона. Отломав маленькую веточку с растущего рядом лавра, Эрида на сверкающей поверхности яблока нацарапала ею: «Прекраснейшей из прекрасных!», хитро глянула на надпись, и губы её разомкнулись в мстительной улыбке.
…Боги были так увлечены рассказом Ареса о подробностях одной из кровавых битв, что не сразу заметили, как прямо перед Зевсом и окружавшими его богинями появилось источающее сияние яблоко. Яблоко лежало перед Герой, Афиной и Афродитой и будто манило каждую из них, шепча: «Я должно принадлежать лишь тебе». Посейдон, внимательно рассмотрев яблоко, прищурился и непроизвольно так громко прочитал нацарапанное на нём слово «Прекраснейшей…», что и Арес, и шумно перебивающие его рассказ боги умолкли. В пещере повисла тревожная тишина. Посейдон, на этот раз почти шёпотом, протянул:
– «Прекраснейшей»…
– То есть кому? – прогремел Зевс, тоже наконец узрев яблоко и услышав слова Посейдона. Мысль и вопрос вырвались у него одновременно. «Не стоило, ошибка…» – подумал он, тут же виновато посмотрел на Геру, потом на Афину, а затем, словно нехотя, перевёл взгляд на Афродиту.
И вновь воцарилась эта странная тишина. Никто из богов не решался ответить на вопрос Зевса. Наконец тишину нарушила Гера:
– То есть мне! Наверное, имели в виду меня!
– Тебя? – Удивлению Афродиты не было предела. – Тебя? А кто же, по-твоему, тогда я? Разве не я богиня красоты? Яблоко моё.
– Нет, яблоко предназначено мне. – Кажется, никто из богов не ожидал, что в этот спор вмешается и Афина. – Да, именно мне. Гера и Афродита никогда не думают, прежде чем сказать что-то. Я же сначала обдумаю, а потом говорю. По-моему, я и есть прекраснейшая из богинь…
– Ты?
– Да, я. Или Гера считает, будто ей позволено решать за всех?!
– О чём они спорят? А я помолчу. – Афродита сказала это с напускным равнодушием, вроде бы ни к кому не обращаясь, а по сути, обращаясь ко всем. – Отец, ты всё видишь?
Зевс хотел притвориться, что не расслышал вопроса. Но Афродита была настойчива:
– Отец! Скажи, кто я?! Я – богиня красоты или нет?!
– Молчи! – Голос Геры был грозен.
– Нет, отчего же? – Афина решила воспользоваться ситуацией и столкнуть богинь друг с другом. – Если эта госпожа не богиня красоты, то кто же она?
– И ты помолчи! Я сказала, яблоко моё! – Гнев Геры вырвался за пределы пещеры. Вся природа застыла в страхе. Эрида услышала этот яростный рёв, облегчённо и довольно вздохнула, попятилась в самую глубь мрака и, сливаясь с ним, счастливая, прошептала: «Мы свою месть осуществили!»
А спор в пещере разгорался, становился всё напряжённее. Ни Зевс, ни другие боги не знали, как успокоить богинь, готовых уже вцепиться друг в друга.
– Яблоко моё. Я – богиня красоты! – Афродита кокетливо повела головкой, желая ещё раз продемонстрировать свою неотразимость. Чувствовалось, что молодые боги, особенно Гефест, поддерживают её, но не словами – сердцем…
– Нет, яблоко адресовано мне! – Афина испытующе оглядела собравшихся внимательным взглядом, подыскивая себе более серьёзных сторонников. Но боги старательно отводили глаза, лишь Аполлон незаметно кивнул ей.
– Яблоко должно быть моим, и только моим! – На сей раз слова Геры прозвучали как приговор, и, говоря это, она в упор глядела на Зевса.
– Погодите! Довольно! – повысил наконец голос Громовержец. Все поняли, что Зевсу надоела эта затянувшаяся перепалка и он пришёл к какому-то решению. – Довольно! Закончим дело следующим образом: не нам ставить точку в этом споре.
Зевс перевёл дух, огляделся. Даже сама наступившая тишина шепнула ему, что решение его верно, и остальные боги вслед за этим облегчённо вздохнули.
– Богам не дано разрешить этот спор! – уже спокойно продолжил Зевс, почувствовав настрой собравшихся. – Если кто-то и способен на это, то только смертный. Он более независим в своём решении…
– Верно! Верно!
– Но кто? Кто это сделает?
– Знать бы, кому можно доверить такое?
– Кто настолько серьёзен и беспристрастен?..
Боги задумались. Задумчив был и Зевс. Так продолжалось достаточно долго. И снова ответ нашёл Громовержец.
– Аполлон! – обратился он к молодому богу. – Помнится, ты недавно рассказывал о Парисе, младшем сыне троянского царя Приама. Говорил, что хоть он и принц, но, вернувшись в отчий дом, как и прежде, смиренно пасёт овец.
– Да, великий Зевс, Парис и сегодня пасёт овец.
– Я объявляю свою волю. Этот спор решит Парис. Пусть он вручит яблоко той богине, которую сочтёт наиболее достойной!
Свадебное торжество закончилось заполночь, но раньше положенного, и боги, проклиная в душе Эриду (ибо все они уже догадались, что именно она причастна к скандалу), полушутя-полусерьёзно жалея в душе Париса, в тревоге потянулись в сторону Олимпа. Проводив последнего гостя – а им оказался Арес, – кентавр Хирон обратился к Пелею и Фетиде, которые, слушая богов, весь вечер просидели в углу, не издав ни звука.
– Вам известно, – сказал он, – что меня называют мудрым Хироном. Ваша свадьба явила нам лик грядущего «Потом». Что произойдёт, как произойдёт – основа всему заложена сегодня. Это вам говорю я, старый кентавр Хирон.
Сын любимца Аполлона, шестого царя Трои Приама Парис, после многих лет разлуки недавно вернулся в лоно своей семьи. Ещё когда он был младенцем, те, кто предрекал, будто он принесёт Трое несчастье, смогли убедить в этом его отца Приама и мать Гекубу. И тогда, решив умертвить сына, царь приказал сбросить его с высокой скалы. По счастливой случайности Парис остался жив, его нашли пастухи и воспитали, как собственного ребёнка. Долгие годы Приам мучительно страдал, вспоминая свой жестокий поступок, пока наконец боги не сжалились над ним. Уже возмужавший юноша, Парис был найден, признан Приамом и возвращён в семью. Теперь, после старшего брата Гектора, он главная надежда стареющего Приама. Да, только после Гектора, разумеется, после Гектора… Потому что и дворец, и жители Трои всем сердцем преданы Гектору, почитают его за доблестные и мудрые деяния.
Парис хорошо знает это. Парис всего лишь второй… Мойры – богини, ткущие нить судеб, предназначили ему быть вторым. И тут ничего не поправить. Гектор и правда – настоящий герой и всеобщий любимец. Однако Парису никак не дают покоя бередящие его душу чувства. «Ты, и только ты – достойный царь и повелитель Трои», – доносится до него, шелестит в ушах чей-то непрестанный шёпот.
…В тот день Парис, не оставивший своего прежнего занятия, пас царское стадо овец в окрестностях Илиона. Погружённый в раздумья, он сидел на камне, когда из небольшой лавровой рощи неподалёку вышли три женщины и направились к нему.
Парис поднял голову, внимательно посмотрел на медленно приближавшиеся фигуры, стараясь узнать их. Но не узнал. И всё же какая-то неодолимая сила заставила его вскочить на ноги. Женщины шли, казалось, вообще не касаясь земли. Весь облик их излучал сияние, а движения и походка отличались неземной гармонией. Парис всё понял. Эти женщины – не простые смертные, а богини. Боясь ослепнуть, он не решался внимательнее вглядеться в их лица. Встретил, склонив голову, со смирением и достоинством.
В двух шагах от него богини остановились.
– Вижу, Парис, ты уже понял, кто перед тобой… – обратилась к нему одна из богинь, оценив почтительность его позы.
Не поднимая головы, Парис ответил с особой скромностью:
– Знаю, вы – обитательницы Олимпа.
– Это так, – подтвердила вторая. Её голос напоминал звуки флейты.
Овцы, до того спокойно пасшиеся на лугу, с появлением богинь застыли. В воздухе не ощущалось ни единого дуновения, облака затаили дыхание, любопытствуя, чем закончится эта встреча.
– Тебе ведомо, мы являемся пред глазами смертных, лишь когда это угодно нам. Не страшись, можешь взглянуть на нас, – благосклонно позволила первая из богинь.
– Да, я знаю… И благодарен… – с той же осторожностью ответил Парис, по-прежнему не смея поднять голову.
Вторая богиня, с голосом, напоминавшим звуки флейты, оказалась более нетерпеливой.
– Не будем затягивать… – пропела она. – Скажем ему, зачем мы пришли. Парис, мы пришли к тебе, повинуясь воле Зевса.
Парис почувствовал, как цепенеет от страха. «Чем я провинился?» Он напрягся, перебирая в памяти, лихорадочно взвешивая свои поступки, однако ничего определённого ему в голову не пришло.
– Ты ни в чём не виноват… пока. Парис, да подними же ты наконец голову и старательно рассмотри каждую из нас. Будь внимателен. – Это сказала Гера. – Я – Гера.
Парис медленно поднял голову, взглянул на богинь и, поражённый величием их облика, чуть не воскликнул «Хвала вам!».
– Покажи ему яблоко, – степенно посоветовала Гере Афина. – Объясни, что он должен сделать. Я – Афина. – Афина внимательно и, Парису даже показалось, с некоторой строгостью взглянула на юношу.
– Узнай и меня, Парис. Я – Афродита. – Богиня, чей голос напоминал флейту, одарила его тёплой улыбкой. Щёки Париса заалели.
А Гера начала объяснять, чем вызван их приход.
– Слушай меня внимательно… Перед тобой три богини. Видишь это яблоко? – Гера протянула к юноше руку, и в её ладони неожиданно возник сверкающий плод. Никогда в жизни Парис не видел такого чудесного яблока. – Видишь это яблоко, не так ли? – повторила Гера.
– Читай, что написано на нём! – приказала Афина.
– «Прекраснейшей…» – поспешила сама прочитать Афродита.
Но Парис не удовлетворился её словами, с великим почтением принял яблоко из протянутой руки Геры и удивлённо прочитал:
– «Прекраснейшей из прекрасных…»
– Вот видишь? – Глаза Афродиты кокетливо улыбались. Гера же была по-прежнему серьёзна.
– Ты должен решить спор трёх богинь, Парис, именно ты должен вручить яблоко одной из нас.
– Той, которую сочтёшь прекраснейшей. – В этот миг даже Афина добавила голосу скрытую нежность.
– Я? Почему я? – поразился Парис.
– Так повелел Зевс, – ответила Афина.
– Да, так захотел Громовержец, – почтительно повторила Гера.
– Я не знаю, кто из вас самая красивая. Все вы трое – истинное воплощение красоты, – с почтением и предельной осторожностью ответил Парис. А про себя горестно подумал: «Я вручу яблоко одной из них и обрету покровительницу, а две остальные станут моими врагами до конца дней». Он решил схитрить, увильнуть от обязанности арбитра.
– Ты – судья. И тебе не избежать этого. Не утруждай себя понапрасну, – проговорила Гера, угадав, что у него творится в душе.
«Нет, не скрыть мне мои мысли от них. Но тогда кому? Кому вручить это треклятое яблоко? Какой мне сделать выбор, чтобы не быть опять изгнанным из дворца, куда я с таким трудом вернулся?!» Эти мысли стремительно проносились в голове Париса.
– Если желаешь, мы в силах тебе помочь… – решила поддержать Париса Гера, на сей раз лукаво улыбнувшись.
– Как?
– Ответь, способен ты сам сделать выбор или нет? – спросила Афина.
Парис снова принялся внимательно рассматривать богинь. «Которой же из них вручить яблоко? Все они прекрасны. И каждая по-своему божественно хороша… Гера. У кого ещё такой глубокий, проникновенный взгляд? Афина… какой рост, какая стать… Истинная амазонка. А Афродита… губы, глаза, полные чувственности, страсти, ах… Что же мне делать, как мне поступить?..»
– Нет, – решительно ответил Парис Афине, – я затрудняюсь сделать выбор.
– В таком случае… – Гера вздохнула и устремила внимательный взгляд на Париса. – В таком случае каждая из нас готова преподнести тебе дорогой подарок. Прими один из них и взамен вручи яблоко!
При слове «подарок» Парис прищурился, приготовился внимать богиням не только слухом, но всем своим существом.
Первой начала Афина.
– Слушай меня, Парис! Если ты отдашь яблоко мне… – Афина старалась придать словам особую значимость. – Я… я сделаю тебя самым мудрым человеком на земле!
«Мудрее кентавра Хирона?» – усмехнулся про себя Парис и с почтением поклонился Афине. Затем обратил вопросительный взор к Гере.
– Если ты передашь яблоко мне, – сдержанно и тихо заговорила Гера, – если ты, Парис, назовёшь меня прекраснейшей из богинь, то я, Гера, сделаю тебя повелителем всей Азии.
«То есть Трои?!» – Парис был не готов поверить этому, но так же почтительно поклонился Гере, а потом перевёл полный любопытства и ожидания взгляд на Афродиту.
Афродита же сказала следующее:
– Слушай меня, Парис. Слушай внимательно и думай. Если ты вручишь яблоко мне, признаешь прекраснейшей среди нас троих, я тебя… я тебя, да, соединю с самой красивой на земле женщиной.
«Самая красивая на земле – Елена Прекрасная! Какая же женщина в Элладе, во всей Азии красивее её?»
Богини молчали, ожидая решения Париса. Но Парис не спешил с ответом, вертел в руках яблоко, нахмурившись, думал. Наконец принял решение. Он ещё раз с головы до ног оглядел каждую из богинь, с нетерпением взирающих на него.
«Неужели, о боги, исполнится моя мечта!» – восхитился он и решительно протянул яблоко одной из них. В глазах его избранницы засияла улыбка безмерной радости, бесконечной гордости. Обе другие грозно молчали, их светлые лица стали чернее тучи.
– Завтра я разыщу тебя, – с благодарностью сказала Гера Парису и, обведя высокомерным взглядом соперниц, высоко подняла руку с яблоком. Ибо именно Гера стала владелицей заветного плода, конечно же, Парис выбрал Геру. Геру, и только её! Вот истина, а всё прочее – домыслы… домыслы…
Богини двинулись обратно к роще и по дороге одна за одной растворялись в воздухе, исчезали. Сердце Париса взволнованно билось в предвкушении грядущей власти, сладость которой он уже ощущал.
Отара пришла в движение, заблеяли ягнята, а овцы, толкаясь, стали окружать своего пастуха. Продолжили в небе извечный путь облака.
Завтра! Завтра Гера найдёт Париса. Завтра немощный старец, восседавший на троне, отправится в царство Аида; убежит, спасая свою жизнь, скроется на горе Гаф, к которой некогда был прикован последний Титан, умчится без оглядки всеобщий любимец-герой. А он, Парис, наконец-то достигнет желанной цели – станет вечным правителем Трои.
Перевод с азербайджанского