Как известно, мода переменчива… Именно в непостоянстве – её своеобразие и прелесть. Рождаясь как предвидение, предвосхищение в созданиях самых проницательных и талантливых художников, она достигает пика популярности, а потом исчезает, уступая место другим таким же провидчески соотнесённым с вызовами своего времени произведениям искусства.
Бывает мода на сезон, на год, иная задерживается на более длительный срок. Женские костюмы Коко Шанель, так же как маленькое чёрное платье, даже в одежде оказываются на века. Классика! Появляясь как модные премьеры, принадлежащие перу безвестного переписчика ролей Вильяма Шекспира на окраине Лондона XVII века или на ресторанных счетах нищего завсегдатая парижских кафе художника Модильяни в начале ХХ века, произведения помимо намерений авторов без всяких специальных усилий с их стороны вдруг переживали своих создателей и оказывались на все времена. Как картины импрессионистов, как романы Александра Дюма или детективы Конан Дойля. Вне моды, вне своего времени становились классикой. Наверное, это удел одиночек, божьих избранников. Такое заранее не спланируешь. Их отберут поколения, человеческая память. А мода всегда дитя дня, зависимая от событий, умонастроений, атмосферы жизни современников.
Если сравнивать, казалось бы, несравнимое, моду на одежду, гораздо более распространённую, со штучными изделиями изысканных коллег от театра, музыки, других видов высокого искусства, то в массовом масштабе их путь примерно одинаков.
Считается, что мода на мини-юбки родилась и к ней возвращаются в тревожные, неспокойные годы. Ещё одна реакция на социальные катаклизмы – нынешний «весёлый», «роскошный» театр. И это не только потребность «нуворишей», новых русских.
В прежние времена великим также изрядно доставалось от их современников за излишнее, на их взгляд, увлечение модными театральными поветриями. Этот шарж художника Andre`a, опубликованный в 1913 году в журнале «Рампа и жизнь» в связи с премьерой «Мнимого больного» в МХТ, сопровождён такой подписью: «Южин (Станиславскому): Ты болен потому, что расстроил своё здоровье символическими клистирами!..»
Чем труднее живём, тем более хочется забыть о сложностях и проблемах, отвлечься, развлечься. Очевидно, в этой тяге к другой жизни – природа успеха советских послевоенных фильмов «Кубанские казаки», «Свадьба с приданым», спектакля «Давным-давно».
Гламур нынче – в тряпках ли или в портретах Александра Шилова (всё ещё модного? Или вышедшего из моды?), так же как в кричащей китчевой безвкусице творений Зураба Церетели, а ещё в эпатажных, любой ценой настаивающих на внимании к себе сценических творениях, образчики которых распространяются из столиц. Кстати, их авторы ближе всех сидели к президенту, когда тот пригласил избранных для встречи в Горках, чтобы посоветоваться о судьбах театра. Мода хоть и неслучайна, но привязчива и агрессивна.
Переодели далёких исторических персонажей в современные платья… Или обнажили мужские торсы. А ещё длинные до полу плащи. Вот они – обязательные приметы будто бы современного спектакля. У всех один фасон. Нижнее посконное бельё на действующих лицах, будь то хозяйское на господах Головлёвых или на их дворовых, одинаковое и, конечно же, на фоне обязательных сортиров, в данном случае – на когда-то освящённой поколениями предшественников мхатовской сцене, многими теперь принимается чуть ли не за образец и как расхожий штамп «гуляет» по стране. А как же?! Периферия боится отстать от столицы, стать немодной… Но мода давно превратилась в сплошной повтор, в «ремеслуху».
Хорошо помню, как в конце прошлого века вместе с освобождением от цензурных пут, от жёсткого государственного контроля на разных сценах стали появляться обязательные постели. Под атласным покрывалом даже в Ленкоме закопошились сплетённые тела Клавдия с Гертрудой в «Гамлете», но и калмыцкий ТЮЗ из Элисты не мог от них отстать, и их дядя Ваня на глазах у изумлённой публики на столе пытался «управиться» с Еленой Андреевной. Идут десятилетия, а одинаково «смелые» мизансцены переходят из спектакля в спектакль, будь то тот же дядя Ваня теперь в Вахтанговском театре в спектакле Римаса Туминаса, нет, он это делает с героиней на диване, на столе действует доктор Астров… Режиссёры уныло цитируют себя, друг друга, повторяя одно и то же и не стесняясь всё ещё доказывать затёртую истину, что вот-де секса у нас не было, а теперь извольте, пожалуйста!
Надо не надо – и не очень молодая Раневская в «Вишнёвом саде» Марка Захарова… чуть не насилует юного Лопахина. А сексологи почему-то тревожатся, что падают рождаемость и мужская половая активность. Взгляните на театральные сцены от Калининграда до Сахалина и Камчатки, театры упрямо донашивают давно вышедшие из моды… мини-юбки, койки, примитивный сценический секс…
Хотя, впрочем, «развиваемся»… Пошли в новаторстве дальше. Зачем скрывать под покрывалами то, что так нравится иным режиссёрам? Раздевание актёров догола, половой акт с подробностями тоже теперь с завидной устойчивостью выдаётся за «новое слово». А ещё – мат! Ладно в современных пьесах, где по модным пристрастиям нынешних театральных деятелей действие происходит в ночлежках, на помойках, в грязи, в убожестве, среди алкоголиков, наркоманов, извращенцев, но ведь и в классику вдруг вставить «бля», «блин», «ёпрст», а то и чего похлеще – одно удовольствие!
К старым штампам прибавляются новые. Никто не знает, кто первый придумал, но вдруг одновременно на многих сценах герои, хоть Подколесин, хоть Чацкий с Молчалиным, хоть доктор Астров, стали ездить на велосипедах, кататься на коньках, поднимать гири, упражняться на гимнастических снарядах, прямо по государственной программе «Физкультуру в массы!». Кокетничают со светом, любят темноту, дым для разных пьес всех времён и народов.
В «Ромео и Джульетте», в чеховском спектакле, в любой современной пьесе обязательно вода, опять же возможность раздеть актёров.
Стало повсеместно модно переиначивать пьесы, играть не то, что писали классики, а собственные сценические версии, спектакль по мотивам… вставлять, не церемонясь, и в Шекспира, и в Чехова свои фразы. Ну нет теперь в живых Товстоногова, который бы напомнил о том, как он вчитывался в пьесу, стараясь её понять, дойти до глубины смысла, угадать особенности авторского стиля, как искал он концепцию спектакля в зрительном зале. По сегодняшним меркам, это стало не нужно. Спектакль складывается из готовых модулей, блочно-панельное строительство! Выходят из моды, меняются длина юбок, формы плеч и лацканов пиджаков, а театральные штампы – навечно.
Кутюрье одежды каждый сезон стараются обновлять коллекции. Театральные кутюрье, то бишь – режиссёры, гораздо ленивее, наоборот, их задача набрать, накопить удобные приёмчики из всех «луёв», использовать готовенькое. Недавно в интервью на канале «Культура» режиссёр из модных Дмитрий Черняков как новое слово преподносил свою оперную премьеру «Дон Жуан», одновременно поставленную в четырёх европейских театрах. То есть узаконенный современной практикой поток, конвейер, и естественно, что ни разу он не назвал спектакль спектаклем, только – продукт! Уж и терминология художника соединяется с чиновничьей. Не искусство, не спектакль, а производство и бизнес.
Принято считать начало XX века временем первооткрывателей, гениев: Станиславский, Мейерхольд в России, Гордон Крэг на Западе – рождением режиссуры как самостоятельной профессии отметился ушедший век.
За первопроходцами всегда рождается поколение систематизаторов, исследователей, совершенствующих открытия предшественников. Россия, даже несмотря на нелёгкие советские времена режиссура, дала плеяду тоже по-своему великих людей, где Завадский, Товстоногов, Равенских, Гончаров, Ефремов, Любимов, Эфрос… А сейчас – что же?! Время эпигонов, ремесленников… Горько с этим соглашаться. Но наблюдения – упрямы. Поют и пляшут все… Состязаются в роскоши костюмов… В решениях, постановочных приёмах беззастенчиво, однообразно повторяют друг друга.
И уж предпочтительно исключают из моды простоту, а часто и смыслы. Боятся серьёзности, что чуть ли не по определению стало синонимом скучного.
Сужается круг пьес, попадающих в репертуар, их тематика и жанры. Китч, предполагающий безвкусицу, стал жанром самым любимым. Вслед за телевидением, признанным лидером в оболванивании людей, потянулся и театр. Какое там человековедение?! Познание человеческой психологии, глубины души, что всегда было первой задачей отечественной сцены, очевидно, в последние годы отступают под натиском пошлости. Остановитесь! Классика для театра – человек и его внутренний мир.