Высоты Нижнего, или Дело надо делать, господа!
Много есть замечательных городов на свете: Петербург, Париж, Нью-Йорк, Москва, наконец, а для меня нет лучше… Арзамаса, бывшего уездного городка под Нижним Новгородом, моей малой родины, где я родилась под звон колоколов Воскресенского собора, расписанного ещё Александром Ступиным – живописцем, основавшим здесь в самом начале XIX столетия первую в России частную рисовальную школу, – с его учениками. Где даже почта во время войны располагалась в бывшем храме, где путь на велосипеде до конца улицы, в моё время носившей имя Карла Маркса, к перелеску (теперь это парк Аркадия Гайдара) казался бесконечным, а речка Тёша, которую можно было перейти вброд, представлялась маленькой девочке огромной и глубокой.
Лучшим же театром навсегда остался тот, в который я попала впервые в жизни и который сопровождал мою молодость, – Горьковский театр драмы, овеянный за двести десять лет его жизни многими легендами: в частности, самим фактом строительства здания главным архитектором Императорских театров академиком В. Шретером на месте, как будто бы указанном в своё время ещё самим Николаем I, и многолетним присутствием в руководстве знаменитого с дореволюционной поры антрепренёра, актёра и режиссёра Николая Ивановича Собольщикова-Самарина.
РЕВНИВАЯ ПАМЯТЬ
Навсегда осталась перед глазами «картинка» из спектакля об Иване Грозном: орлиный профиль и горящий взгляд Николая Александровича Покровского и хрупкая трогательная царица Августа Николаевна Горянская рядом… Здесь было много замечательных спектаклей, поставленных режиссёрами Покровским, Герштом, Табачниковым с участием подлинных звёзд русской провинции – Левкоева, Соколовского, Самариной, Разумова, Таршина и потом присоединившихся к ним Вацлава Дворжецкого, Владимира Самойлова, Виктора Кузнецова, – «Фальшивая монета», «Обрыв», «Анна Каренина», «Братья Ершовы», «Сто четыре страницы про любовь», «Орфей спускается в ад». Блестящие, подлинно незабываемые постановки горьковской драмы, на всю жизнь определившие и «градус» ожидания, и критерии оценок… Да что там? Саму профессию.
С понятным трепетом подходила я спустя много лет к роскошному голубому, «николаевскому» зданию, как его изначально называли – спасибо нижегородским властям и губернатору Валерию Шанцеву, которого здесь успели зауважать, за сбережение уникального памятника! – готовясь к предстоящей, «через годы, через расстоянья» встрече с новыми спектаклями и новыми артистами обожаемого в юности театра. Боялась неизбежных сравнений, боялась той прошлой высоты, с которой могла бы быть слишком суровой к нынешним, боялась разочарований…
И как же я была счастлива, увидев нижегородского «Дядю Ваню»! Вот они, сидят рядом, притулившись друг к другу: два замечательных русских мужика – Иван Петрович Войницкий и Михаил Львович Астров в облике заслуженных российских артистов Анатолия Фирстова и Сергея Блохина и говорят: «Наша ситуация, твоя и моя, безнадёжна». «Шут гороховый» – дядя Ваня, сколько их, таких, всегда бывало на Руси, за ёрничаньем скрывающих несостоявшуюся жизнь, несбывшиеся мечты, разрушенные иллюзии. Скоро сорок лет, а ни у того, ни у другого ни любви, ни семьи, ни достатка, ни душевного покоя.
Хотя Астров у нижегородцев вопреки всему сохраняет ещё наивную веру в одухотворённый труд.
Это им-то, вечным труженикам, бросает, уходя в финале, профессор Серебряков: надо дело делать, господа! Хотя оба героя-негероя, так же как любой из нас, многих, только и делают всю жизнь, что «вкалывают». Этот спектакль про каждого, особенно – из интеллигентов, про которых теперь принято спорить: может, их и нет вовсе?! «А был ли мальчик?» Я-то привыкла думать, что самое драгоценное свойство произведения искусства – это когда оно – про тебя. А здесь, в спектакле, поставленном московским режиссёром Валерием Саркисовым, даже профессор Серебряков – это тоже «про меня»… В исполнении премьера и художественного руководителя театра Георгия Демурова он – красавец, баловень студенток и женщин, привыкший к публичности, умеющий пользоваться и раскатами бархатистого баритона, и выверенной паузой, и точно рассчитанным жестом. Но он старится, почва уходит из-под ног и спасительный эгоизм уже не страхует. Влюблённая в него Мария Васильевна по-своему мила и обаятельна, как все героини Маргариты Алашеевой. Она чуть ли не единственная, кто остался от той, былой труппы. Многолетняя молодая героиня теперь играет старуху.
А её место заняла Ольга Берегова, красивая и самостоятельная в Елене Андреевне. Прекрасно органична Соня в юной Марии Мельниковой, её «надо терпеть и верить» – завет на все времена. А Марина Татьяны Жуковой – образец, как в малом, в небольшой роли, можно многое сыграть, основу дома, его традиции и историю, его семью… Но и её разрушение. Вот уж кто всех поймёт, всем необходима, но при всём желании и умении помочь не способна сделать обитателей дома более счастливыми.
Слаженный актёрский ансамбль, тот, что всегда был свойственен нижегородцам. Гармоничный спектакль, соединяющий прошлый театр с настоящим. Здесь всё оправданно, всё кажется необходимым, включая капитанский мостик корабля, который никуда не двигается, и спасательный круг с надписью «Дядя Ваня» (художник Валерий Фомин), и вроде бы чужие, но пригодившиеся музыкальные арии из «Евгения Онегина».
Такие удачи в театре нечасты, невозможны, как вечный праздник. Но и просто культурный спектакль по нынешним временам – вовсе неплохо. К таковым я бы причислила нижегородских «На всякого мудреца довольно простоты» режиссёра Владимира Портнова и «Женитьбу» того же В. Саркисова.
Ясный, увлекательно развивающийся сюжет, интересные характеры, как опора сюжета, хорошие актёрские работы, хоть и без неожиданностей, скорее, от сценической традиции, нежели от собственного глубинного прочтения текста, – для меня очевидные приметы «культурного» спектакля. Что-то чуть лучше, что-то чуть хуже, но в целом грамотно, «смотрибельно», небезвкусно. И в этих «правильных» спектаклях есть что-то, что мгновенно выделяется на общем фоне: к примеру, дуэт Крутицкого и Турусиной, Георгия Демурова и Тамары Кирилловой в «Мудреце», он ещё – о-го-го! – в силе с шаловливыми ручонками и ножонками, и она – мастерица «грешить и каяться», рядом настырный и обаятельный Глумов Валентина Ометова, превращённый в «мачо» Городулин – Сергей Блохин. Это в «Мудреце». А в «Женитьбе»: милый Подколесин – Николай Игнатьев, изобретательный Кочкарёв – Анатолий Фирстов, из женихов лучше других Яичница Сергея Блохина, обращает на себя внимание и ровно такая, какой ей полагается быть, Агафья Тихоновна Марии Мельниковой…
Впрочем, здесь, как почти всюду теперь, вольно обращаются с текстом, взяли, к примеру, и целого Машенькиного жениха Курчаева «вырезали» вовсе из «Мудреца», вместо него возникли совсем не обязательные режиссёрские придумки, плохо оправданные, не ставшие необходимыми. Так же, как в «Женитьбе», появились два ангела в неряшливых ночных рубахах и бумажных веночках, зачем-то присутствующих при Подколесине, и гимнастические снаряды отчего-то, спасибо, конечно, что не ролики.
А вот купринский «Гранатовый браслет» в Нижнем, увы, вообще не удался. Притом что инсценировка и режиссура принадлежат неоднократному номинанту и лауреату «Золотой маски» Алексею Песегову, приглашённому из Минусинска. Спектакль – очевидно слабый, без единой удавшейся актёрской работы, это с такой-то сильной труппой! Не добавляющий к тексту ни образных решений, ни даже точно выстроенного сюжета.
И всё-таки даже неудачи принадлежат хорошему театру. Вряд ли одной ностальгии хватило бы на это ощущение. Ежевечерне наполненный зрителями зал, точно, без проколов выбранные к постановке пьесы, культура в интерьерах, в программках, в сценографии, костюмах и постановочной части, а главное, в артистах свидетельствуют о том, что в пору тотальных разрушений, переживаемых страной и так заметных во многих театрах, старейший нижегородский выживает, держится, хранит традиции и остаётся интересным своему городу.
Живым хранителем традиций в Нижнем Новгороде стал Георгий Демуров, ученик ещё одной легенды русской театральной провинции – Ефима Табачникова, полвека назад пришедший в театр; красивый, талантливый, темпераментный, он сразу же сыграл Петруччио, Герострата и на многие годы занял положение молодого героя. С ним любила партнёрствовать на сцене Антонина Николаевна Самарина, вечная женщина на все времена, трогательно ставившая себе кляксу в паспорте на месте даты рождения, но и бывшая всегда яркой, женственной, обворожительной. Из-за Демурова однажды поссорились два «коренника» труппы, в 60-е годы была такая практика: молодой актёр выбирал себе из мастеров наставника, и он предпочёл не Самойлова, а Дворжецкого. Самойлов хоть и ненадолго, но обиделся. Что не помешало им «на всю оставшуюся» быть не только партнёрами, но и друзьями.
Когда театру стало совсем худо, когда он полной мерой «хлебнул» всё, что принесли с собой последние десятилетия: рынок, безрежиссёрье, реформы, – именно Демурову, из Герика выросшего в Мастера, Георгия Сергеевича, предложили возглавить коллектив и стать его художественным руководителем. И он решился на этот непростой для артиста шаг, как когда-то совершили его Лавров и Ульянов, как сделал это Табаков. И Демуров сказал себе: если не я, то кто?! Так учили его старшие.
Хорошо, что он ещё выходит на сцену, хотя меньше, чем следовало бы. Некогда. С утра до ночи сидит он в своём кабинете, курит, пьёт кофе и раскладывает пасьянс из названий пьес, режиссёрских фамилий – при всей дотошности я не обнаружила, чтобы чего-то или кого-то он не знал, словом, занимается своим театром. Рядом с ним – верный партнёр, союзник, друг Борис Петрович Кайнов, принявший нелёгкую директорскую ношу, – тот тоже не новичок в театре, актёр, прошедший все этапы двадцатилетнего администраторского, менеджерского пути.
Просто добросовестности и профессионализма для них двоих сегодня было бы мало, они оба вкладывают в дело и безграничную любовь к своему театру, и энтузиазм, и даже вовсе немодный нынче романтизм. И мужество, чтобы противостоять разгулу шумного, развязного театра, «развлекухе», утвердившейся в последние годы на большинстве сцен. Нет, у них тоже идут комедии Куни, «хлебные» пьесы, как называл подобную драматургию Немирович-Данченко, на них и в Нижнем Новгороде непрекращающиеся аншлаги, но они «кормят» театр, чтобы тот мог рисковать и ставить Чехова, Гоголя, Островского, Куприна, а ещё Достоевского, Арбузова…
Полные зрительные залы на «Игроке», «Дяде Ване», «Гранатовом браслете», «Моём бедном Марате» – награда им, нынешним руководителям нижегородского театра.
Хорошо помню, как в далёкой моей молодости на одном из занятий в Горьковском театральном училище, где я после университета преподавала, появился красавец-студент из Грузии, уже снявшийся в модном фильме, и сразу же стал лидером, заводилой, центром притяжения не только девочек, вообще всех. Что станет большим актёром, уже тогда было понятно, но навсегда свяжет жизнь с Нижним Новгородом, да ещё будет успешным умным руководителем, – это в ту пору было трудно представить.
Теперь я знаю один факт ещё догорьковской, грузинской его биографии: он был студийцем знаменитого по тем временам Тбилисского русского театра имени Грибоедова, да, да, того самого, где начинали Товстоногов с Лебедевым, это оттуда родилась демуровская мечта, которую он упоённо однажды реализовал, сыграть, как Евгений Лебедев Бабу-ягу, но сейчас я о другом… Однажды в спектакле, где был занят юный Гера, всего-навсего в эпизоде, должна была принять участие гениальная Верико Анджапаридзе, а очередь играть была у его дублёра, так он взял и запер того в гримуборной, а сам вышел на сцену, хоть на мгновение, но постоял, подал реплику самой Верико, а потом убежал из театра, несколько дней не показывался. Так формировались характер, личность и, наверное, будущий руководитель.
Вопреки расхожему мнению, что хороший человек – не профессия, Демуров считает, что в пору, когда так много развелось плохих людей, это – профессия! Да ещё какая нужная и важная! И при отборе людей в коллектив, даже в выборе режиссёров-разовиков, он руководствуется прежде всего нравственными качествами. У него вообще есть свои важные принципы. Которым он старается следовать.
И первый из них – в театре должна быть живая эстафета поколений. Нельзя трогать стариков: даже если ветки на кроне деревьев перестают плодоносить, сруби их, и всё дерево станет бесплодным.
Непоправимой ошибкой своих предшественников он считает, когда те отправляли на пенсию, избавлялись от старшего поколения актёров.
Все в труппе должны быть заняты работой, – второй из его принципов. Незанятость – не их вина, а руководства.
Нельзя повышать цены на билеты в театр, у них они – до трёхсот рублей, а по воскресеньям на дневных спектаклях – по сто или шестьдесят, ибо лишать театр традиционных зрителей, обнищавшей интеллигенции, – это иссушать почву, на которой театр произрастает.
Театральное дело, по мнению Демурова, требует терпения, терпимости и… гибкости, отсутствия штампов и стереотипов: коль так случилось, что нет очевидного режиссёра, который смог бы возглавить нижегородскую труппу, пусть будут вокруг театра москвичи-разовики, близкие по духу, группе крови, творческим принципам, тщательным отбором каковых он сейчас занимается.
По общему признанию, сейчас у всех – кризис. А в Нижнем Новгороде полагают, что их любимый театр после многих лет застоя выбирается из кризиса: возродил зрительский интерес к себе, стал выпускать интересные спектакли, ездить на гастроли и фестивали… Достаточно сказать, что после шестнадцати лет «невыездной» жизни в свои первые гастроли в Самару они отправились на кредит, лично на самого себя взятый в банке Кайновым. А после них были с большим успехом прошедшие двухнедельные гастроли в Тулу…
В списке славных нижегородских достопримечательностей наряду с Кремлём, Дивеевским монастырём, автозаводом, хоть он сейчас явно не в лучшей поре, всегда был Театр драмы. Естественно, он переживал разные времена. Сейчас он – на подъёме. В очередных надеждах и планах. Пусть сопутствует ему удача.
, НИЖНИЙ НОВГОРОД–МОСКВА