МОСКОВСКИЙ 
ВЕСТНИК
Тема архитектурно-исторического наследия городов традиционно является не только предметом гордости, но и сложнейшей дилеммой для муниципальных властей практически любой страны мира.
При этом как бы ни относились последние к историческим памятникам своего города: холили их и лелеяли, сдувая пылинки с каждого старинного кирпича, или дерзко вторгались в замыслы архитекторов прошлого, активно перестраивая и модернизируя их творения в соответствии с современными потребностями, – участь их в целом одинакова. Добрая порция критики со стороны «борцов» с «посягательствами» на наследие прошлых поколений – это то, чего не удалось избежать практически ни одному мэру ни одного более или менее значимого города. Ничего неожиданного в этом нет, как не существует и единства вкусов и взглядов на один и тот же объект
или событие.
Московские власти подвергаются упрёкам в различных перегибах в плане градостроения с момента установления в стране свободы слова и гласности. Восторжествуй эти безусловные преимущества демократической эпохи несколькими годами или десятилетиями раньше – ситуация с критикой вряд ли бы выглядела иначе. Авторам и идейным вдохновителям создания Калининского проспекта (ныне Новый Арбат), Дворца съездов в Кремле, гостиниц «Россия» и «Интурист» и прочих подобных «шедевров» соцреализма не поздоровилось бы определённо. Впрочем, всё это мало влияет на настроения критиков, целью самого существования которых является осуществление своих функций при любых условиях и любой градостроительной ситуации.
Не так давно в Москве в Музее архитектуры состоялась пресс-конференция Московского общества охраны архитектурного наследия (MAPS), которая представила выпущенный в виде отдельной книги отчёт «Московское архитектурное наследие: точка невозврата». Проведённый авторами документа анализ положения дел с памятниками завершается несколько неожиданным выводом, согласно которому, на сегодняшний день в Москве под угрозой исчезновения находятся памятники всех исторических эпох, а сама российская столица, по их мнению, сейчас на том этапе развития, который пришлось пережить многим европейским и американским городам в 1960-е годы.
Вместе с тем большинство содержащихся в отчёте выводов не может не вызывать недоумения. Прежде всего это можно отнести к западноевропейским участникам авторской группы. Кому, как не им, должен быть хорошо известен пример Лондона, Парижа, Вены и ряда других крупных европейских городов, столкнувшихся в конце прошлого века с проблемами, весьма похожими на те, что стоят сегодня перед Москвой. Появление современных зданий в непосредственной близости от исторических памятников лишь на первом этапе может показаться попыткой противопоставления истории и современности. Достаточно быстро жители городов начинают испытывать в этом отношении совершенно иные чувства, которые можно охарактеризовать как историческую преемственность. Примером тому может служить ультрасовременный стеклянный фасад Хаас Хауса в центре Вены, созданного знаменитым архитектором Хансом Холляйном. Его появление вызвало недовольство и протесты венцев, оказавшиеся впоследствии лишь свойственными человеку недоверием и страхом перед всем новым. Сегодня Хаас Хаус почитаем горожанами ничуть не менее главного символа Вены – средневекового собора Святого Стефана, отражающегося в его фасаде, словно в зеркале истории. Аналогично выглядит и история знаменитой Эйфелевой башни, считавшейся на начальном этапе одним из наиболее уродливых сооружений Парижа.
Не меньше исторических примеров связано и с реконструкцией и глубокой перестройкой старинных зданий. 80-е годы – изменение экономических приоритетов и начало перехода Британии в постиндустриальную эпоху – заставили английские власти по-новому взглянуть на роль и имидж Лондона. В те годы столица Альбиона начала активно превращаться из промышленного в один из финансово-политических центров мира. Глубокой реконструкции подверглись кварталы знаменитых доков (с падением колониальной империи их значение резко снизилось) и городских промышленных построек Викторианской эпохи. Идея этой грандиозной реконструкции заключалась в полной внутренней перестройке промышленных зданий XIX – начала XX вв. с переоборудованием их под престижное жильё, культурно-развлекательные объекты, офисные и торговые центры. Подобный приём (помимо Лондона перепрофилированию промышленных районов подверглись такие города, как Генуя и Милан, и др.) справедливо считается одним из классических примеров кардинального обновления крупных городов, не приведших к утрате их культурного и исторического духа. После подобного рода реконструкции от большинства старинных зданий остаются лишь внешние стены, тогда как их внутренние помещения полностью перестраиваются в соответствии с современными требованиями. И всё же мало у кого из настоящих экспертов повернётся язык назвать всё это новоделом. Специалисту очевидно, что постоянные перестройки архитектурных объектов в соответствии с требованиями времени являются практически единственной гарантией их долгой жизни. В связи с этим остаётся только догадываться, почему столь модное в последнее время слово «новодел» так часто звучало при обсуждении ситуации вокруг московских памятников архитектуры. Вряд ли людям, позиционирующим себя в качестве экспертов, невдомёк, что современная Москва вышла-таки на стык эпох, как в своё время это произошло с Лондоном и другими европейскими городами. Говоря о разрушении исторического облика и создании «эрзац-города», такие «эксперты» почему-то упускают из виду то обстоятельство, что именно в последние годы в Москве исправлена значительная часть наиболее грубых градостроительных ошибок, допущенных в советское время. Исторический центр больше не уродуют «монстры» в лице безликих «Интуриста», «Минска» или «России», а на месте нелепого бассейна на Кропоткинской вновь вознёсся главный храм государства Российского.
Впрочем, не исключено, что архитектура и градостроение являются не главной целью очередного обострения ситуации вокруг московских памятников. Весьма интересно и само время появления отчёта – оно словно невзначай совпадает по времени с началом большого политического сезона как на московском, так и на федеральном уровнях. Нет сомнений в том, что мы становимся невольными свидетелями старательно раскручиваемой кампании, направленной в том числе и против нынешнего московского руководства. Что же до самой истории с Москвой, «которую мы теряем», более смахивающей на очередной приступ околоархитектурной демагогии, то для многих она может оказаться прекрасным случаем для обретения политических дивидендов.
К чести московских властей надо отметить, что они не стали ввязываться в дискуссию, которую, судя по всему, им не прочь были бы навязать инициаторы появления отчёта. Ответ города оказался куда более веским и содержательным: некоторое время назад Комитет по культурному наследию города Москвы (Москомнаследие) объявил о решении московского правительства причислить к числу памятников и взять под государственную охрану 159 новых объектов культурного наследия города. Речь идёт о таких истинных «жемчужинах» московской архитектуры прошлого века, как Крымский, Большой Каменный и Москворецкий мосты, а также памятниках XIX и первой половины XX веков: воинские мемориалы в Зеленограде, клуб имени
В. Чкалова на Волоколамском шоссе, Институт физических проблем Академии наук СССР на улице Косыгина и др.
Известная восточная пословица гласит: собака лает, а караван идёт. Похоже, именно этого принципа в отношении не совсем понятных и плохо обоснованных нападок по части исторического наследия московские власти надеются придерживаться и в дальнейшем. Стоит заметить, что в своём положении они отнюдь не первые – с аналогичными нападками пришлось столкнуться и британским властям в процессе последнего преобразования Лондона, и не только им. Вряд ли сегодня кто-то вспомнит об этом на фоне возрождённого и оживлённого облика британской столицы. Москва находится только в начале такого же большого и сложного пути, а значит, торопиться с выводами в любом случае не стоит.