Эти слова услышал от космонавта № 1 художник Юрий Походаев, который был первым, кто написал с натуры его портрет. Прошло всего 10 дней после исторического полёта.
– Как случилось, что Юрий Гагарин нашёл время приехать к вам в мастерскую?
– Мне посчастливилось увидеть Гагарина в день его торжественной встречи в Москве. Я оказался в таком месте на Красной площади, что в мгновение, когда Гагарин появился на трибуне Мавзолея, он был озарён утренними лучами солнца и виделся мне лишь силуэтом, а вокруг головы сиял солнечный ореол – почти как на иконах, на которых нимб олицетворяет какое-то космическое начало.
У меня возникло огромное желание во что бы то ни стало написать его портрет. После торжеств вернулся в мастерскую, стараясь уберечь впечатления, и стал готовиться. Гагарин виделся мне вселенским героем, и я не мог осознать, как человек с такой простой прекрасной улыбкой и столь тёплым голосом мог очень далеко от Земли улететь и там, в тесной кабине, мчащейся с бешеной скоростью, что-то делать, да ещё и разговаривать с оставшимися на космодроме людьми, а по сути, со всеми нами.
Через несколько дней меня пригласили в агентство печати «Новости» на встречу Гагарина с журналистами. Зал был забит до предела, царило возбуждение, я чувствовал себя растерянным. Когда появился Гагарин, все стихли. Вопросов было множество, он отвечал и серьёзно, и с юмором, а то даже и смеялся. Складывалось впечатление, что он всё знал о Вселенной, а мы вокруг как дети. Может, так оно и было. Я боялся пропустить хоть одно слово. Наверное, во всём моём облике было что-то не совсем обычное.
Ответив на вопросы, Гагарин не ушёл за кулисы, а направился в зал, в мою сторону. Я стоял во втором ряду. И надо же, напротив меня он приостановился, пристально посмотрел мне в лицо и улыбнулся. Я успел сказать: «Юрий Алексеевич, я не журналист, я художник и очень хотел бы написать ваш портрет. Наверное, это невозможно?» Он ответил: «Для портрета можем найти время. Позвоните мне по этому телефону».
Я сначала не поверил произошедшему. Однако спустя два дня решился позвонить. Но что сказать ему, если дозвонюсь? Трубку взял сам Гагарин. Я спросил: «Вы помните, Юрий Алексеевич, я был в АПН среди журналистов, я художник Походаев Юрий Архипович. Очень хочу написать ваш портрет». Совершенно по-деловому он ответил: «У меня завтра есть окошко. Если вам удобно будет, я к вам приеду на два часа». Договорились, что жду его в своей мастерской.
Когда встретились и поднялись ко мне, я всё ещё с трудом верил, что Гагарин здесь, со мной, рядом. Но вот он спокойно устроился в кресле, я начал писать, успокоился. Ушёл в работу. Очень хотелось уложиться в два часа и написать так, чтобы и мне, и ему понравилось. Тут он спросил: «Юрий Архипович, я заметил, вы на меня смотрите почти так же, как на пресс-конференции, как-то напряжённо. Почему?» Я ответил: «Юрий Алексеевич, я никогда не общался с человеком, который только что побывал в космосе, а сейчас сидит передо мной. Вы для меня как ангел добра, который с небес сошёл. Я переживаю особое внутреннее состояние, даже объяснить толком не могу». Он ничего не ответил.
Меня поразило, как он позировал – строго, очень профессионально. «Вы знаете, Юрий Архипович, – сказал он вдруг, – я сам ещё не привык, хотя сегодня десятый день после полёта… Я в чём-то не такой, как десять дней назад, и всё вокруг какое-то другое. Не ангел я, конечно, с небес. Но радостно. Хорошо. Такое дело сделали».
Закончив работу, я расписался в левом углу, он справа оставил автограф чёрной краской, заметив, что ни разу кисточкой не расписывался.
Осмотрев портрет, сказал: «Нравится. Здорово. Нравятся и другие ваши работы на ваших стенах. Я присмотрелся, пока вы работали. А на тему космоса писали?» – «Нет. Я ведь реалист. Если я решил что-то писать, то на натуре должен собрать материал. А так как в космосе я никогда не был и, наверное, не буду, то как его писать?» – «А ничего. У вас такая живопись хорошая, что у вас получится. А мы поможем. Я готов познакомить вас с другими космонавтами, с учёными, ведущими инженерами. Помогу с фотографиями, статьями, книгами». После этого мы попрощались.
– И Гагарин помог?
– Да. По всем позициям. Постепенно я стал врастать в космическую тему, она стала мне очень близкой, по сути, главной. Я стал частенько приезжать в Звёздный городок. Познакомился с Алексеем Леоновым, Петром Климуком, Владимиром Джанибековым, другими космонавтами из первого отряда.
– Разве это была не строго закрытая территория?
– Звёздный стал уже доступнее. Пропускали без особых проблем. Да и на секреты я никак не покушался.
– С Гагариным приходилось встречаться?
– Приходилось, но обычно мимоходом. Хотя взглядами успевали обменяться. Спасибо ему и за то, что познакомил с Сергеем Павловичем Королёвым. Это произошло на Байконуре некоторое время спустя. Тогда из художников там ещё мало кто бывал. Как-то я присутствовал на предстартовом выходе космонавтов, когда они, сидя в застеклённом отсеке, общаются с прессой перед отправкой к месту старта. Вдруг появился какой-то незнакомый человек вместе с Юрием Алексеевичем. Я подошёл к Гагарину поздороваться, он сказал полушёпотом: «Хочу познакомить тебя с Королёвым. Только прошу, не рисуй его, категорически запрещено». После этого Гагарин представил меня. Мы не обменялись никакими словами, только пожали друг другу руки. Встреча стала потом темой для моей картины «Королёв и Гагарин перед стартом»…
Они были великими людьми, не кичились, всегда на совесть делали своё дело. Мне трудно представить, чтобы Гагарин даже в глубине души считал себя какой-то неприкасаемой звездой.
Беседу вёл