Почётная награда 32-го ММКФ «За вклад в кинематограф» вручена французскому режиссёру Клоду ЛЕЛУШУ. Фильмом открытия фестиваля стала новая лента мастера «Женщина и мужчины». Рассказ в ней идёт о реальных людях, в окружении которых прошли детство и юность Лелуша. В оккупированном немцами Париже 8-летний Коко открывал для себя волшебный мир кино: он не мог понять, где же актёры – ведь за экраном их нет. И старый киномеханик, показав мальчику бобину с плёнкой и луч проектора, объяснил: свет оживляет актёров, и они вступают в действие…
– Господин Лелуш, вы на Московском кинофестивале всегда желанный гость!
– Я был очень рад предложению открыть моим фильмом Московский фестиваль, тем более что это стало мировой премьерой. В Париже прошло несколько закрытых показов, официальная премьера будет позже. С Москвой у меня ещё более давние отношения, чем с Каннами: свой первый фильм делал именно здесь. 53 года назад я как репортёр снимал репортаж о Москве.
– С тех пор Москва очень изменилась…
– Очень! Москва – самый красивый город на свете! Но вместе с тем она стала похожей на большинство городов мира. Не скажу, что это хуже или лучше, но это знак времени и перемен. Изменилось всё, кроме прекрасного отношения русских людей к гостям. До сих пор помню своё первое и главное впечатление от русского народа – щедрость. Тогда, в 1950-х, это было совершенно особенное место, не похожее ни на один из городов. И люди мне казались более счастливыми. Я встречал больше любви, больше нежности в то время. Те две недели остаются одним из самых прекрасных воспоминаний в моей жизни. Именно в плане человеческих отношений Москва мне очень дорога. Здесь я решил снять свой первый фильм. Мне было всего 19 лет. Однажды я попал на съёмочную площадку фильма «Летят журавли» и в тот момент решил: буду режиссёром. Знаете, я ведь снимал «фильм о фильме» на площадке картины «Летят журавли». Я так хотел, чтобы его увидели все, чтобы он попал в Канны! И привёз свой фильм отборщикам Каннского фестиваля, показал, рассказал, и картину Михаила Калатозова «Летят журавли» пригласили в конкурс. Она получила «Золотую пальмовую ветвь».
– O, merci grand!
– (С поклоном улыбается.) Да, я стал проводником фильма «Летят журавли»…
– Вашему знаменитому фильму «Мужчина и женщина» уже за 40, но воспринимается он современно. Как вы думаете, а сами мужчины и женщины сегодня другие?
– Нет, в этом смысле ничего не изменилось. Потому что чувства всё те же. Вещи, которые идут от сердца, не меняются.
– Но в мире уже переставлены акценты: «слабый пол» сейчас мужчины, а «сильный» – женщины.
– Да, вы, к сожалению, правы – перестановка сил произошла. Но я уверен в том, что нужно и сегодня быть мужчиной. Думаю, мы потеряли кредит доверия женщин. Сегодня уже никто никому не доверяет! Женщины – мужчине, а мужчина боится женщин. Придётся людям заново придумывать, как начинать жизнь вдвоём. Мы слишком многого требуем от любви, но биологически доказано, что люди не могут любить друг друга больше пяти лет совместной жизни. Мы обречены на расставания. И верны лишь до того момента, пока не нашли кого-то лучше. В принципе мы все в душе иуды и растиньяки. Наверное, уже можно по-другому относиться и к понятию брака, заключать какой-то контракт – на пять лет, не больше. Брак – это смерть любви. Просто невозможно в наши дни быть всё время вместе! Допускаю, что 500–600 лет назад это было возможно, а сейчас, в эпоху Интернета и мобильной связи, любовь слишком быстро, с бешеной скоростью исчерпывает себя. И жизнь вдвоём – совершенно новое понятие. Может быть, это станет темой моего будущего фильма.
– Все ваши фильмы – о любви…
– Только об этом и имеет смысл снимать кино! Кинематограф – единственный вид искусства, который умеет говорить с человеком на одном языке. Любовь очень сложно анализировать. Мне проще объяснить, что я чувствую, на простом примере: любовь – это бензин, который заливается в бензобак, чтобы машина могла ехать дальше.
– Когда вам было 30 лет, вы сняли очень простой фильм «Мужчина и женщина». Через 40 лет вы снимаете драматургически очень сложное кино – и «Железнодорожный роман», и «Женщина и мужчины». Вы пришли от простого к сложному, а сегодняшний кинематограф идёт в обратном направлении, предлагая зрителю что-нибудь примитивное, чтобы ему было комфортно…
– Путь к сложности лежит через простоту. Чтобы прийти к простоте, нужно уметь понимать сложное. Это взаимосвязанные вещи. Простота – в том, что нужно принять сочетание плохого и хорошего в жизни. Это как на велосипеде: я намного счастливее себя ощущаю, когда поднимаюсь в гору, чем когда съезжаю с неё. Но при движении наверх я знаю, что будет спуск, и от этого мне хорошо. А когда спускаюсь – о-о-о, сейчас опять будет горка! Это и есть жизнь. На самом деле то кино, которое снимаю я – авторское кино, – сейчас находится в сложной ситуации. Думаю, что в будущем ему очень многое угрожает. Мне не хватает настоящего кино – его очень мало.
– У вас, за исключением романа «Отверженные» Виктора Гюго, который вы опять-таки усложнили для экранизации, все фильмы сделаны по оригинальным сценариям. Экранизация литературного произведения в чистом виде вас не привлекает?
– Роман моей жизни – вот главная моя книга. Безусловно, много замечательных произведений, но если вы спросите, какая книга мне понравилась за последние пять лет, я не смогу вам ответить. Я интересуюсь не адаптацией для кинематографа чужих мыслей, эмоций, переживаний, а выражением своих собственных чувств. У меня их пять – зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, и это пять различных восприятий. Мне интересна человеческая способность воспринимать мир, и я пытаюсь её выразить в своих картинах.
– В ваших картинах снимались выдающиеся актёры – Анни Жирардо, Фанни Ардан, Жан Луи Трентиньян, Ив Монтан, Жан Поль Бельмондо, Даниэль Ольбрыхский… Вы можете о себе сказать, что как режиссёр вы умирали в своих актёрах?
– Очень интересная фраза… В принципе я согласен: так оно и происходит – ты себя отдаёшь. Но я бы не сказал, что умираешь, скорее – каждый раз переживаешь перерождения. Ведь режиссёр – это человек, который умеет взять самое лучшее: и от актёров, и от людей, окружающих его на площадке, и от сценария… Я обожаю артистов, которые похожи на обыкновенных людей, встречаемых на улице. И не люблю, когда артист становится недоступной звездой. Не люблю красивых людей: красота в классическом понимании – скучно. В нашем мире вообще слишком большое значение придаётся внешним проявлениям человека. Поэтому мир так несчастен! Нам кажется, что только красивые люди имеют право на то, чтобы их показывали на экране и печатали на глянцевых обложках. Я с этим совершенно не согласен. Мы же не можем все иметь внешность Джулии Робертс и Брэда Питта! Думаю, что по-настоящему умный человек никогда не станет выпячивать свою внешнюю привлекательность, кичиться этим.
– Вам трудно быть классиком?
– Нужно быть терпеливым. Я классик в том смысле, что не люблю моду и никогда ей не следовал, всегда делая что-то своё. Думаю, чтобы быть классиком, нужно просто идти до конца, следовать очень чётко и терпеливо своим убеждениям, не менять их в зависимости от ситуации, мнения других… Я – оптимист. Единственный, на кого ты можешь рассчитывать, – ты сам. Все остальные люди, которых я приближал к себе, довольно часто меня предавали. Да и сам себя я продавал, хотя в меньшей степени, чем другие. В моей жизни были и взлёты, и падения, и я намного большему научился у неудач, чем у успеха, который отнимает очень большую энергию и силу. Я счастливый человек – мне хорошо повсюду. Был случай, когда я попал на три дня в тюрьму. Так, знаете, я даже в тюрьме адаптировался! Благодаря тому случаю я почувствовал себя счастливым – выйдя оттуда, я понял, что такое свобода. Всё в нашей жизни имеет смысл, каждая секунда для чего-то дана, и она прекрасна. И проблемы – это всего-навсего тренировка счастья.
Беседу вела