Арина Обух. Следующая остановка – «Пионерская-стрит». – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2024. – 352 с.
Северная столица многолика, бесконечна, неисчерпаема. «Петербург и его обитатели» – так названа в издательстве «АСТ» новая книжная серия, в рамках которой недавно увидела свет книга Арины Обух «Следующая остановка – «Пионерская-стрит». Что это за остановка? Легко ли быть молодым писателем? Что вдохновляет автора книги на повести и рассказы – ответы на эти и другие вопросы даст диалог двух писателей, двух петербуржцев, представителей разных литературных поколений – Александра Мелихова и Арины Обух.
– Арина, главный герой вашей книги – Петербург. Когда я прочел её, у меня было два чувства – восторг и удивление: у вас нет отрицательных персонажей, все прощены. К тому же вы одушевляете каждый предмет, всё уходит в фантазию, возвышается само над собой. Конечно, вы поэт, но хорошо, что не пишете в рифму, она бы мешала. Интересно, с чего начинается у вас рассказ? Что даёт ему толчок?
– Фраза. Сначала одна, потом вторая, потом третья. Самые живые фразы приходят именно в разговоре (в том числе и с самим собой). Их надо поймать и успеть записать: в телефоне, на бумаге, руке, ноге, стене нацарапать... Главное – сделать это быстро, чтобы сохранить их силу, заряд, зафиксировать единственно верный порядок слов, интонацию, ритм. Которые, в свою очередь, выводят и на сюжет.
– Я же говорю: вы поэт. А в моих романах всегда в основе событие.
– У вас всегда и внутреннее, и внешнее событие. Причём эпохальное, тектоническое. Открытый космос. А у меня…
– Закрытый петербургский космос?.. Кстати, поздравляю вас с премией знаменитого журнала «Звезда»! Которому исполнился 101 год.
– Мы с городом одной крови. Почти все мои герои – петербуржцы, ленинградцы. Петербурга в моей жизни много: и в окне, и в прозе Светланы Мосовой (по совместительству моей мамы), и в знаковом телепроекте «Малые родины большого Петербурга», где она сценарист. Город присутствует в картинах художника Павла Обуха – моего отца. Ленинград живёт в картинах моих дедушки и бабушки – детей блокады, художников Владислава Обуха и Вильгельмины Зазерской.
Я воспринимаю Петербург как своего родственника. Здесь можно процитировать Довлатова: «Тут уже не любовь, а судьба». Всем известно, что в Петербурге жить непросто, а прозаику или поэту непросто вдвойне. Потому что все места заняты: Гоголь занял Невский проспект, Достоевский – Мещанские улицы (ныне Казанскую, Казначейскую, Гражданскую), Пушкин вообще всё собой осветил… Довлатов вот просто встал на улице Рубинштейна, сторожит её. Шефнер завладел линиями Васильевского острова... Всё занято!.. Ну, вы это лучше меня знаете. Но когда литературоведы говорят, что я пишу «петербургский текст», мне радостно.
– И, что интересно, ваш петербургский текст совсем не сумрачен. У вас удивительно светлая книга. Откуда берёте столько света? Всё-таки у нас в городе дефицит витамина D.
– Да, действительно, мне говорили, что от моих даже самых печальных рассказов остаётся чувство радости. Я люблю эту фразу Бунина: «Разве самая скорбная в мире музыка не даёт счастья?»
– Почему у книги такое название – «Следующая остановка – «Пионерская-стрит»?
– Была мысль назвать её – «ХРУПКО!», поскольку через все рассказы лейтмотивом проходит мысль, что всё очень хрупко: керамика, дружба, любовь и вообще шар земной хрупок. Но меня отговорили, убедив, что такое название подходит только сборнику поэзии. В итоге выбрано название, в котором есть тайна. Своего рода оксюморон: вроде «пионерская», но в то же время «стрит». В книге есть одноимённый рассказ, он небольшой, но писала я его долго – мне нравилось с ним жить. А теперь он обитает в книге.
– Перефразируя название фильма, спрошу: а легко ли быть молодым писателем? Самым молодым в нашем Союзе писателей. Мои сыновья – Павел Мейлахс и Пётр Ротман пришли в литературу в более серьёзном возрасте.
– Да, я читала и Павла, и Петра, их проза очень сильная и горькая. У меня проза другая. Один из читателей написал, что «даже в военную годину должен быть островок острого счастья, которое прикрываешь ладонью от всех, но так улыбаешься, что всем понятно: вон тот сейчас счастлив. Арина Обух – про это».
В 23 года я стала членом Союза писателей, в 24 – членом Союза художников. Но ведь когда звучит слово «писатель», все представляют этакий портрет из школьного кабинета литературы: у писателя должна быть борода, бакенбарды, котелок. И когда люди видели меня, у них возникал некий диссонанс. Он даже у меня возникал, когда я смотрела в зеркало. Но теперь мне придаёт уверенность тот факт, что мою прозу переводят на другие языки, а несколько лет назад, кстати, включили в качестве творческого задания во Всероссийскую олимпиаду по литературе. Ученики из многих городов и весей писали мне письма с вопросами вроде: «Что хотел сказать автор?»
– И что им отвечал автор?
– Предлагал им прислать свои ответы. И, как правило, они были на верном пути. Ещё потрясло, что по моему рассказу «Вчера» (совсем небольшому) победитель олимпиады написала сочинение на 14 страниц!
– Некоторых героев вашей книги я узнаю. Например, одного персонажа вы наделяете свойствами, которых, насколько мне известно, у него нет. Вы намеренно приукрашиваете или правда так думаете?
– Вы же сами пишете о спасающих нас грёзах.
– Действительно, какой дурак пишет правду?! Правда и так есть, как говорил Незнайка.
– Сам наш город – обманный. Весной у нас идёт майский снег. А памятник Александру III на площади Восстания?! Его там нет, но я его вижу. Верю, что он вернётся на своё законное место. А вы читали мой рассказ о Татьяне Москвиной? Он называется «Дорогая Татьяна Владимировна, давайте дружить…».
– Прочёл. Что тут скажешь? Горько и прекрасно. Не рассказ, а признание в любви. К слову, я единственный отрецензировал её книгу об Островском. И вообще писал обо всех её замечательных книгах, которые она мне дарила.
– Для меня загадка, как вы успеваете и писать романы, и читать чужие, и рецензировать… Думаю, что вы как математик нашли какую-то главную формулу, по которой живёте, да?
– Нашёл: силы дарит страсть. А как вы успеваете и писать, и рисовать?
– Кажется, кроме этого, ничего другого и не успеваю. Жизнь машет мне в окне, говорит: «Привет! Скоро выйдешь?» В ответ я пожимаю плечами.
Однако я езжу в литературные командировки – во Владивосток, Стамбул, Баку, Ереван, Гродно, Махачкалу, Пятигорск… И в любом городе нахожу Петербург. И радуюсь встрече.
– Знаю, что вы часто просите своих собеседников назвать личность из любой эпохи, с которой они хотели бы встретиться. Теперь и вы ответьте на этот вопрос: кто бы это мог быть?
– Бродский. Мне многое хотелось бы у него спросить. Поэту в этом году исполняется 85 лет. Когда мне было лет семь, я впервые услышала от мамы вот эту его строчку: «И наши пиджаки темны всё так же, и нас не любят женщины всё те же…» Я сразу полюбила Бродского и его пиджак. В моей книге его образ появляется в нескольких рассказах. А однажды мне даже приснились и его мать, и его отец, и он сам, да. Мы встретились близ часовни Ксении Блаженной на Смоленском кладбище. Необыкновенный был сон. Впрочем, это уже мой будущий рассказ…