Я во времени кочую

Вечерняя

Брызнул вслед за сливами

Яблоневый цвет.

Стали мы болтливыми

На закате лет.

Стали мы болтливыми

На закате лет.

Стали мы счастливыми,

Дорогой сосед.

Выкопаем луночки

Саженцам под стать.

И махнём по рюмочке,

Чтобы не устать.

Мало не покажется,

Если задурим.

Мы посадим саженцы

И поговорим.

Не шумят наследники,

Не зудит жена.

Наши собеседники –

Звёзды и луна.

Как мы им признательны!

Как приятно нам!

Звёзды так внимательны

К старым болтунам.

Станете болтливыми

За соседом вслед –

Станете счастливыми

На закате лет.

Солнце горячее

«Солнце горячее, очень горячее, –

Тихо сказала старушка незрячая, –

Как ни печально, но, кроме него,

Я не увижу уже ничего».

Сверглось июльское солнце за крышами.

Все это видели, все это слышали.

Смолкло застолье. Лишь муха, жужжа,

Джем золотой подъедала с ножа.

То ли из космоса, то ли из Пушкина

Вырвалось кроткое слово старушкино.

Ночь наступила. Но мы всё равно

Славили солнце и пили вино.

Не уезжай

Не уезжай, любимая моя,

Не ублажай капризные привычки

Стремглав лететь за долы и моря

То к матери,

              то к чёрту на кулички.

Откупорим грузинское вино,

Оно в России снова появилось,

Оно темно, кроваво и хмельно,

В нём – ночь и море,

           жертвенность и милость.

Не уезжай. Случайного пути

Не выбирай из праведного гнева.

Я произнёс: «Любимая, прости», –

И видишь, видишь! –

       просветлело небо.

Напиток слепоты

Не только я, не только ты, –

Все пьют напиток слепоты, –

Грешат, гуляют до упаду,

Клевещут, требуют награду,

Чревоугодничают, пьют…

Другие – милость подают,

Ребёнка защитят от страха,

Свою страну спасут от краха…

Не только я, не только ты, –

Все пьют напиток слепоты,

Затем что в жуткой круговерти

Нам думать некогда о смерти.

***

Когда умру – поплачь три дня,

Но больше – ни слезинки.

Не про тебя, а про меня

Справляются поминки.

Побереги свою слезу

И подави рыданья.

А я на небесах спасу,

Я отмолю страданья.

Оплачь былое за три дня

И улыбнись устало.

Бессмысленно жалеть меня,

Когда меня не стало.

Моя держава

Гудит, стенает, завывает,

Во мгле свирепствует метель,

Перины снежные взбивает

И стелет царскую постель.

И кровью брызжет на подушки,

Срывая ягоды с рябин.

А мне теплым-тепло в избушке,

А мне спокойно – я один.

Уединение – держава

Небесных замыслов в ночи,

Пока перо моё не ржаво,

Пока огонь гудит в печи.

Веки вечные

Ни телячьего мычанья,

Ни бряцания мечей:

Ночь вселенского молчанья

И мерцания лучей.

Ночь без рокота и гула

Повела тугим крылом –

С горних высей потянуло

Человеческим теплом.

К немоте глухой взывая,

На меня глядит луна.

Я шепчу ей: «Ты живая?» –

Улыбается она.

Навостряет рожки козьи

И косится на погост.

Вызревают в небе гроздья

Ясных звёзд.

Циклопические льдины

Нутряным огнём горят:

«Мы с тобой во всём едины, –

Жгучим взглядом говорят. –

Ты упавшая крупица

Во вселенское вино;

И тебе, и нам светиться

Веки вечные дано».

Я под звёздами ночую,

Я свершаю круг земной,

Я во времени кочую,

Я нутром звериным чую:

Острый зрак следит за мной.

И не крикнуть: до свиданья,

Не поворотить с пути, –

Я крупица мирозданья

Вечного…

  С ума сойти!

На краю

Если на окошко сядет голубь –

Расскажу ему и покажу:

Я в работу ухожу как в прорубь,

С головой в работу ухожу.

В ледяную прорубь с головою

Ухожу я с проблеском зари,

Чудной круговертью мировою

Зачарован, что ни говори.

Всплеск и блеск! И в это же мгновенье

Озаренье бьёт из-подо льда,

Бьёт снопом слепящим озаренье

И кипит крещенская вода!

Проворкует на прощанье голубь,

Будто у вселенной на краю

Есть большая-пребольшая прорубь…

У вселенной будто бы… в раю…

Когда я возвращусь

    – Ну, полно же, ну,

Христос с тобой, окстись. –

Но я не крестился…

        Ф.М. Достоевский

        «Дневник писателя»

        1876, февраль

В сравнении с тобой гроза

Покажется цветущей вишней.

Окстись и пой. Протри глаза.

Не стой сироткой горемычной.

Трагично губы не криви,

Опустошённо и устало

Заклятий смертных не твори,

Поскольку время не настало.

Без погубительных причин

В твоей груди рыдает птаха.

Окстись и пой. Разбей кувшин!

Спали дотла гадюшник страха.

Расхохочись – и прах развей,

Спляши – пусть ветер взвоет волком!

Сердца вздыхателей разбей!

Пройдись босая по осколкам!

Когда я возвращусь к тебе,

Ты удивлённо вскинешь брови:

«Нет ни пореза на стопе,

Ни капли крови…»

Синица в руке

С лёту поймать золотую синицу

Не собираясь никак,

Шёл я вдоль берега, вскинул десницу, –

Птица попалась в кулак.

Запричитала: «Греха не боитесь!

К деткам на той стороне

Ты отпусти, отпусти меня, витязь!» –

«Витязь…» – подумалось мне.

«А заточишь на позор и на горе,

Лишний денёк подожду –

И подожгу твоё синее море.

Ох, подожгу!»

Глянула на золочёные клетки –

Запричитала: «Пусти!»

Глянула на отягчённые ветки –

Затрепетала в горсти.

Ты не пугай меня, глупая птица,

Сказками не улещай.

Кречет не кружит. Разжата десница.

Что же ты медлишь? Прощай!

Здесь и сейчас

Всё замуровано, всё шито-крыто,

Время приставлено строго стеречь

Место в степи, где собака зарыта,

Лобное место и местную речь.

Пёс мой ощерился. Гиблое место –

Место, где клад окаянный зарыт,

Место, где плачет ночами невеста,

Место, где кол в сердцевину забит;

Место, где ты на искус не поддался,

Место, где кары небесной избег,

Где не случайно на миг оказался

И очарован остался навек.

Горькие слёзы утёрла невеста,

Клад расколдован, заклятый стократ.

Господи правый, храни это место,

Райские кущи, черешневый сад!

Местное время ударило в бубен,

Звёзды пустились в отчаянный пляс.

Здесь я от счастья хмелён и безумен

Вместе со звёздами. Здесь и сейчас.

Письмена

Тихо плывут облака

Млечные из глубока,

Землю родимую тихо

Оберегая от лиха.

Это из детского сна

Ангелы шлют письмена:

Да не влетит на орехи

Всем сорванцам за огрехи.

Тихо проходят века.

Тихо плывут облака.

Спят безмятежно мальчишки

В обетованном затишке.

Это на их имена

Ангелы шлют письмена,

Благословляя по праву

На богатырскую славу.

А в августовскую ночь

Просят смиренно помочь,

Просят Николу святого

Богу замолвить полслова.

И во спасенье ребят

Свыше идёт звездопад,

Свыше на каждом листочке

Ставятся звёздные точки.

Тень волны

И не слышны голоса и шаги,

Или почти не слышны.

                 Георгий Иванов

Художник собственной страны

С лицом классического мима

Страдал с весны и до весны:

Неуловима тень волны,

Или почти неуловима.

Беду накликал маринист,

Она была не за горами.

Из преисподней жуткий свист

Взмыл рассекающе: цунами!

Огромней крепостной стены

Волна прошла отнюдь не мимо.

На лицах жителей страны

Неуловима тень волны

Или почти неуловима.