– Что сближает немцев и русских?
– Хороший вопрос. Сближает нации, естественно, культура! И здесь, я не открою Америку, если скажу, что более всего сближает, конечно же, музыка! Музыкальный язык понимают все… Я знаю митрополита Илариона давно, познакомились мы с ним в Вене. В течение четырёх лет был у него секретарём, и он приглашал меня на различные совместные проекты с Московским Синодальным хором. В 2010-м был учреждён Фонд содействия возрождению Синодального хора, председателем попечительского совета которого является Владыко, при его непосредственном содействии и участии было осуществлено множество проектов, в том числе и эта поездка в Германию.
– Как вы, человек, воспитанный в западной культуре, воспринимаете произведение митрополита Илариона?
– В этом уникальном проекте в католическом (Мюнхен) и лютеранском (Лейпциг) храмах в исполнении Синодального хора звучит православное произведение. Но у меня как раз нет такого чувства, что оно принадлежит к какой-либо культурной традиции. Я бы сказал, именно в нём переплетаются «языки» разных культур. Оно – универсально и для немцев, и для русских. Об этом говорит и опыт исполнения его в разных странах на разных языках.
– Вы были в числе первых исполнителей?
– Да, впервые мы в таком же составе исполнили это произведение в Москве, соответственно на русском языке. Затем «Страсти» исполнялись в Америке – на английском (переводу всегда подлежит только партия Евангелиста), потом – в Италии, на Украине; это произведение исполняли и в Швейцарии – на немецком.
– Какова реакция публики на выступление Московского Синодального хора в других странах?
– Концерты хора воспринимаются всегда очень хорошо. На этот раз, в Мюнхене, мы даже и не думали, что собор наполнится до отказа. Свободных мест не было, многие стояли. А после концерта долго не расходились, благодарили русских певцов. То же самое было в Вашингтоне, в огромном соборе на 3000 человек. Люди были в восторге.
– Вы владеете многими языками…
– Немецкий – мой первый язык. Я говорю также на английском, итальянском, испанском, румынском. Русский сумел сохранить, конечно, благодаря семье и кругу общения, благодаря храму и русским прихожанам.
– Когда язык (в широком смысле этого слова) становится для вас особенно важен?
– Можно по-разному подходить к этому вопросу. Вы сказали про мой «хороший» русский язык. Если взять его или вообще русский язык, который сохранился за границей, он остался таким, каким был лет шестьдесят назад. Язык… он меняется. И в последнее время это стало очень заметно, особенно когда приезжаешь в Москву и даже когда смотришь телевизор. Меняются выражения, интонация, ударения. Иногда изменения, скажем так, идут не в очень хорошую сторону. А вот за границей люди, связанные с родиной опосредованно, стараются сохранять то, чем они владеют, и язык как бы консервируется. Изменения, если они всё-таки доходят, не воспринимаются. Сохраняется старая культура общения, особенно это чувствуется в Париже.
– Какая музыка, на ваш взгляд, должна звучать во время литургии в православном храме?
– Про церковную и духовную музыку мы недавно спорили с нашим регентом Татьяной Щербой. Она попробовала сделать женский состав хора в литургии. Для меня это было очень непривычно. У нас в храме очень приличный смешанный хор. Мне это совсем не понравилось, потому что я очень люблю, например, Бортнянского, нравится торжественность... Бывает, человек редко приходит в церковь. А если он приходит и слышит мощное, полнокровное звучание хоровой партитуры, что-то великое и гениальное, это побудит его прийти и во второй раз.