Прославленный голландский режиссёр Йос Стеллинг любит бывать в России. Можно говорить о том, что в его биографии сейчас вообще наблюдается некий «русский период». Год назад один из главных представителей европейского артхауса снял фильм со славянским «следом» «Душка». А недавно Стеллинг работал в качестве председателя жюри Международного фестиваля им. Андрея Тарковского «Зеркало». И о фильме и о киносмотре наша газета в своё время рассказывала достаточно подробно. Теперь же решила поговорить с самим мэтром.
– Господин Стеллинг, искусство Нидерландов, насколько мне известно, всегда находилось по отношению к публике, условно говоря, в авангарде. И вы, будучи признанным не столько у себя на родине, сколько за рубежом, наследуете этой традиции?
– Для меня это комплимент! Основная религия в нашей стране – протестантизм, и потому голландцы много читают, к кино же, как и ко всякому изображению, больше тяготеет католицизм. В моей школе были французские священники – и было кино, а в других школах – куда больше литературы. Впрочем, я не испытываю желания стать популярным, я маленький человек в своей стране, это в других странах я такой «большой голландец».
– Почему ваши фильмы всегда сосредоточены на «маленьком человеке», столь близком, кстати, русской классической литературе?
– Потому что маленькие люди гораздо более интересны, чем герои. Интересно наблюдать за человеком, который чего-то очень хочет, но у него не получается. А герои бывают только в кино, и уже через пять минут после начала фильма все знают, чем всё закончится, – он победит.
– А про маленького человека заранее известно, что он проиграет?
– Да, это принцип. Такие фильмы всегда заканчиваются плохо, но чувство у зрителя при этом остаётся позитивное. Кино – это великая иллюзия, которая должна человека окрылять, давать стимул к жизни. И заставлять о многом задуматься. Зритель, смотрящий твой фильм, это партнёр, нельзя отделять его от процесса. На моих фильмах, даже если для героя всё складывается хуже некуда, зрители смеются. Потому что на экране жизнь искусственна. В реальности же мы, маленькие люди, можем делать всё, что хотим: верить во что-то, ходить в кино, смеяться – но в конце концов мы умрём.
– Русский писатель Максим Горький утверждал: «В жизни всегда есть место подвигу». То есть героическое начало несёт в себе и маленький человек и в критический момент сможет его проявить…
– Не вполне согласен с этим писателем. Маленький человек в моих фильмах всегда приятный, милый, пусть и слабый. Потому что зритель должен ему доверять. А герою, который постоянно в выигрыше, поверить трудно.
– Тогда почему на фильмах о героях зрителей всегда больше?
– Ну не всегда. Герои ведь отличаются от остальных тем, что им всё позволено, в том числе и уничтожать невинных людей. Если ты себя уважаешь и воспринимаешь себя серьёзно, то на такого героя смотреть просто не пойдёшь. И хороших актёров такие роли не привлекают. А вот маленький человек действительно интересен и для актёра, и для зрителя. Но если в каком-то фильме Джек Николсон играет маленького человека, то публика всё равно воспринимает его как героя. Привыкла.
– Так, значит, все эти зрители в герое нуждаются?
– Не знаю, что значит «все». Я хочу смотреть на звёзды, а мне предлагают механическое освещение. В тёмной комнате, где горит одна маленькая лампочка, ты будешь смотреть на неё. И она тебя внутренне согреет. Есть чтиво для массового потребителя, а есть высокая литература, и они никак друг с другом не соприкасаются. Так же, как фильмы, идущие за публикой и идущие впереди неё. Кино в большей степени зависит от публики, его без публики просто нет. Надо постоянно подкармливать людей. Поэтому коммерческое кино так похоже на ярмарку: восемь из десяти фильмов сразу забудутся. Американцы обычно концентрируются на самом рассказе, на повествовании, а в Европе – на характерах. Драматургия может использовать разные средства, чтобы рассказать историю. Но количество возможностей ограничено, и предугадать развитие сюжета бывает довольно легко. В этом смысле характеры создавать сложнее и интереснее – вариантов огромное количество! Ведь каждый человек индивидуален. Поэтому я люблю Бергмана, итальянское кино 50-х. Это искусство.
– Как ни крути, а во главе угла – маленькие люди всех времён и народов!
– Несмотря на свои беды, маленький человек делает вид, что он умер, но он никогда не умирает, чем во все времена всех разочаровывает. Думаю, что он вообще вне времени находится.
– А не хотелось ли вам когда-нибудь сделать экранизацию по русской классике?
– Снимать о русской душе, я считаю, должен русский человек. Чехов, которого ставят на Западе, это западная интерпретация, не более того. Настоящий Чехов может быть только в России. Как Шекспир – в Англии... Хотя, с другой стороны, самая лучшая экранизация «Гамлета» сделана русскими, со Смоктуновским. А вообще я немного боюсь профессиональных актёров. Чем больше они играют, тем больше обделяют публику возможностью фантазии. У хорошего актёра всегда остаётся какая-то недосказанность – смотришь на него и задаёшься вопросом: о чём он думает, чего он хочет?
– На мой взгляд, в вашем творчестве прослеживается явное тяготение к философии чудачества: при ближайшем рассмотрении ваш маленький человек оказывается редким чудаком, живущим в своём странном мирке.
– Интересная точка зрения! Замечательно, что вы подняли тему особенных людей. Но не надо забывать о том, что и зрители бывают разные. У них разные характеры, и пространство между этими характерами весьма значительно. Кинематограф в отличие от других видов искусства позволяет это пространство увидеть. И не только между характерами, но и между настоящим и прошлым, мужчиной и женщиной – ощутить жизнь как огромное энергетическое поле. На планете Земля два полюса, но на обоих жить нельзя, потому что очень холодно, и всё происходит между ними.
– А возможно ли, по-вашему, обрести в этом поле состояние гармонии?
– Маленький человек – это один полюс, а мир – другой полюс. Могут ли они ужиться друг с другом?..
– Выходит, человек обречён на борьбу с миром?
– Да, иначе не будет фильма! И в жизни тоже так. Моя жена – психотерапевт. Она говорит, что каждая проблема – это шанс. У человека есть проблема и два выхода из неё: если он отступает перед ситуацией, то регрессирует сам, а если преодолевает, то в итоге обязательно обретёт. Я смотрю свой фильм через два года после завершения и понимаю, что в нём слишком много недостатков, злюсь и начинаю делать новый. Чтобы он был лучше предыдущего. И так каждый раз! Но при этом я умею себя сдерживать. Делая фильм три-четыре года, я своей «озлобленности» не даю сразу выплеснуться, а структурирую её в творческую энергию. Очень правильное и позитивное желание: «Пусть у меня будет побольше проблем!» Это мой девиз. Это те ступени, которые приведут человека либо наверх, либо вниз. В жизни надо бороться за счастье, а не требовать его. Ты никогда не выиграешь главный приз, если не купишь лотерейный билет! Счастье осознаёшь, когда оно уже миновало. Сложно определить, что это такое, когда находишься «внутри» него. Для меня, скажем, счастливый момент – давать вам сейчас интервью! При том, что мы говорим об очень важных вещах – о балансе, о гармонии, – это же ещё и очень личный вопрос.
– Если баланс найден, то это счастье?
– Да! Но в счастье никогда не будет стабильности, балансирование – это и есть гармония.
Беседу вела