Употребление всуе слова «суд» показывает, что представление наших депутатов о суде отражает ещё мировоззрение той эпохи, когда суды приговаривали отдавать осуждённых «на поток и разграбление».
«Вехи», 1909
«Вехи» нередко считают своеобразным манифестом всей русской интеллигенции. Это ошибочное мнение – интеллигенция в России никогда не была единой. «Вехи» есть идейное проявление лишь одной её части, при этом части, напуганной первой народной революцией.
В итоге русский народ полностью проигнорировал идеи «Вех», взяв власть в Октябре 1917 года под руководством всё той же «народопоклоннической» интеллигенции. В итоге многие авторы «Вех» оказались за границей. На мой взгляд, этот жёсткий урок истории современными «веховцами» до сих пор не усвоен. Постараемся понять, почему.
Главная общественная функция русской интеллигенции, по моему мнению, всегда была связана с беспристрастным поиском истины, с просвещением и нравственным воспитанием народа. Однако не все интеллигенты её честно исполняли: одни на самом деле бескорыстно служили народу, просвещая и защищая его, другие предпочитали больше слушать власть, а при необходимости и прислуживать ей.
В ходе одной из современных дискуссий, посвящённой «Вехам», политолог Глеб Павловский привёл любопытный исторический факт участия дореволюционной интеллигенции в появлении «грязных политтехнологий» и использовании государственного ресурса. Он рассказал, как известный либерал Пётр Струве, «напросившись на секретный приём к премьеру Столыпину, записывает на промокашке тему беседы: «Организация думского большинства. Инициатива должна принадлежать правительству». Но в статье, которую он одновременно пишет для «Вех», про такие грязные политтехнологии – молчок.
В свете этого о многом говорящего факта у меня, естественно, возник вопрос: как, например, следует относиться к мнению Сергея Хоружего («ЛГ», № 14) о том, что «Вехи» есть «редчайший акт предельно честной самооценки русского сознания, жест уникальной подлинности и глубины»? На мой взгляд, понятия «честность» и «подлинность» никак нельзя отождествлять с двоедушием, проявленным Струве на встрече со Столыпиным.
Вызывают сомнение у меня и другие безапелляционные оценки и суждения Хоружего. Чего стоит, например, его вердикт о «конце интеллигенции» в советском обществе или уверение читателя в том, что Россия так и не получила «реабилитации после революционного припадка».
О какой «реабилитации» России идёт речь, учитывая её выдающуюся заслугу в создании новой советской цивилизации, поднявшей миллионы простых людей к высотам власти и общечеловеческой культуры? Думаю, что и Хоружий имел когда-то к ней непосредственное отношение. Не наступил в России и «конец интеллигенции». Напротив, несмотря на противоречивый, а иногда и трагический характер советской истории, русская интеллигенция после революции создала поистине уникальную культуру, внёсшую значительный и неповторимый вклад в культуру человечества. Достаточно назвать таких выдающихся её представителей, как К. Циолковский и С. Королёв, А. Горький и В. Маяковский, С. Есенин и Б. Пастернак, А. Платонов и М. Шолохов, А. Твардовский и В. Шукшин, С. Эйзенштейн и М. Ромм, Д. Шостакович и А. Прокофьев, Э. Ильенков и А. Зиновьев, чтобы понять, что никакого «конца интеллигенции» в России никогда не было, нет и не будет.
Жизнь показывает, что в современной России, как и сто лет назад, полностью сохраняется и воспроизводится сугубо двойственное отношение к «Вехам» и «веховству». Так, по мнению историка и директора информационного агентства REGNUM М. Колерова, «…на языке «Вех» до сих пор говорит почти вся русская политическая мысль, по её навигации до сих пор действует русская политика, русский политический класс, традиционно состоящий из бюрократии и интеллигенции».
На самом деле после провала либеральных реформ 1990-х гг. в идеологии Российского государства произошла своя знаменательная «смена вех». На место прежней либеральной идеологии и её ценностей пришла консервативная и ура-патриотическая идеология, во многом созвучная не только сборнику «Вехи», но воспроизводящая в новой форме старую уваровскую триаду: «Самодержавие, православие, народность». Только вместо «самодержавия» у нас говорят о «великодержавии», а что касается православия, то оно рассматривается высшей властью как одна из важнейших опор государства наряду с «суверенной демократией» и ядерным потенциалом страны.
Хочу отметить одну особенность многих российских интеллигентов: они чувствуют себя некомфортно, если отлучены от реальной государственной власти. Отсюда частая смена их убеждений, демонстративное «сжигание партбилетов» и неприкрытое тяготение к сильным мира сего, проявляющееся в организации «коллективных писем», публичных покаяниях и «принципиальных» призывах к общественности.
Не могу забыть, как бывшие советские писатели, редакторы популярных литературных журналов буквально клялись в верноподданничестве первому президенту России во время его последней предвыборной кампании. Открытое политическое лизоблюдство отдельных российских интеллигентов иногда просто шокировало.Презрительное отношение «веховцев» к «народопоклонничеству» и «человеколюбию» в этом плане оказалось пророческим. Неслучайно идеи «Вех» в новой России разделяются как либеральными демократами, так и сменившими их сегодня неоконсерваторами. Все они называют «бесовством» и «экстремизмом» любое проявление оппозиционности по отношению к существующему политическому режиму. С их точки зрения, даже «русская идея» означает не свободу и справедливость, а полное подчинение русского народа власти.
Однако, несмотря на открытую реставрацию «белого проекта» в современной России, «красный проект» продолжает жить в политическом и духовном поле большинства россиян. Он проявляется в многочисленных опросах общественного мнения, даёт о себе знать в радикальной критике политической власти, в последовательном неприятии многими подлинными интеллигентами исторического и современного «веховства». «Сейчас доминирующий настрой в среде интеллигенции, – считает историк А. Шубин, – в пользу антивеховства: довольно стабильности, которая ведёт к краху. В случае волнений интеллигенция будет аплодировать возмущённым массам и помогать им, чем сможет».
С этими идеями перекликается оригинальная и искренне написанная статья А. Глинчиковой («ЛГ», № 15) под названием «Самостерилизация». В ней автор противопоставляет «живые» общества Латинской Америки «мёртвому» российскому обществу с его «безвкусными особняками Подмосковья» и «нелепыми попойками в Куршевеле». Автор с болью говорит о «самостерилизации» российских граждан, которых уже с детства зомбируют низкопробные телепередачи, воспевающие культ денег и насилия.
В итоге многие граждане перестают самостоятельно мыслить, петь и веселиться: у них в цене только острые ощущения. В «мёртвом» обществе многое зависит от увлечений: «кто-то любит спекулировать», «у кого-то хорошо получаются выстрелы в затылок», «кто-то случайно оказался у нефтяной или газовой трубы». В подобном обществе вам быстро объяснят, что «равенство – это убожество и нищета, а вот неравенство – это свобода». Поскольку люди неравны от природы, постольку полезно сытно кушать даже тогда, «когда другие голодают». К сожалению, в статье ничего не говорится о том, что же надо делать, чтобы избавиться от «мёртвого общества» в России, кроме абстрактного призыва идти «против течения».
На мой взгляд, без ясности цели и средств борьбы с «мёртвым обществом» к настоящей свободе и равенству не придёшь. И здесь только нравственной позиции недостаточно: необходимо активное сопротивление конкретным силам зла и разрушения. Правда, следует признать, что центр настоящей борьбы за живое, свободное и справедливое общество сегодня не находится в России: он давно переместился туда, где происходят подлинно народные революции, то есть где люди труда берут власть в свои руки.
Вместе с тем есть предчувствие, что социальные перемены скоро начнутся и у нас, в России. На мой взгляд, они возникнут не под влиянием инспирированных извне цветных революций, где одни коррумпированные кланы сменяют другие. Их с неизбежностью породит беспомощность нынешнего политического класса перед нарастанием острых проблем социальной жизни, и прежде всего растущей бедности и социального неравенства граждан, тотальной коррупции и бюрократизации властных структур, вновь возникшей практики невыплаты зарплаты и быстрого роста безработицы, очередного свёртывания демократических свобод.
Глобальный кризис сегодня обнажил все эти проблемы, и никакие СМИ, никакие телешоу не смогут их ликвидировать. История многократно учила всех представителей политической и финансово-экономической элиты: русский народ не быдло, он умеет долго терпеть, но его терпение не безгранично. Когда власти не решают его жизненные проблемы, когда с ним не хотят считаться, он поднимается, и тогда «эй вы, там, наверху» вам мало не покажется.
А что же делает в дни кризиса наша интеллигенция? С кем она? С народом или против него? Пока вразумительного ответа нет. Одна часть её пытается отвлечь народ от реальных проблем всевозможными развлекательными играми и шоу, другая доказывает, что с библейских времён якобы не изменён порядок смены «тучных» и «худых» лет, что экономические кризисы – это стихийное бедствие всего человечества и их нельзя предвидеть и предотвратить. Они же считают, что в конечном счёте только «капитализм может спасти капитализм». Именно так говорят о современном кризисе все либеральные экономисты. Их совет народу до примитивности прост: следует «смириться с неизбежностью» и «перетерпеть трудные времена». В отличие от их либеральных учителей в Соединённых Штатах Америки, которые всё-таки признали свою вину в развязывании кризиса, наши экономисты до сих пор ничего не поняли и ничему не научились.
Лишь узкая группа университетских экономистов (из современных учеников Маркса) показывает подлинные причины нынешнего мирового кризиса. Она же не устаёт говорить обществу о том, что нужно делать, чтобы с минимальными потерями выйти из него. Её главный тезис: выходить из кризиса нужно не за счёт народа, а за счёт тех банкиров и олигархов, которые своей спекулятивной и иррациональной политикой безудержной погони за прибылью создали гигантские финансовые пузыри и тем самым породили глобальную экономическую катастрофу.
С точки зрения этих экономистов, объективно может быть только три сценария выхода из этого кризиса.
Реакционный, связанный с продолжением развития олигархического капитализма, осуществлением имперского протекционизма и, возможно, нового силового передела мира.
Умеренный, в духе плана «Рузвельт–ХХI», связанный с ограничением крупного бизнеса и повышением экономической роли государства, организацией общественных работ и созданием новых рабочих мест, последовательной социализацией образования, здравоохранения, финансов, расширением контроля за деятельностью капитала и государства со стороны гражданского общества.
Наконец, третий, стратегический сценарий, предусматривает радикальный выход за рамки капиталистической системы и приход к политической власти людей наёмного труда. К сожалению, у этого сценария нет реального политического и идеологического оформления, а левая интеллигенция пока ничего значимого не предлагает.
Осознание и выбор названных сценариев современными политическими силами даёт возможность, на мой взгляд, разработать и соответствующую действенную антикризисную программу. Произойдёт ли на практике такой осознанный выбор будущего России, жизнь покажет. Какое место в нём займёт российская интеллигенция, будет во многом зависеть от того, захочет ли она повторить или с порога отбросит идеи, провозглашённые сто лет назад сборником «Вехи».
, доктор философских наук