Собрание сочинений в пяти томах. – М.: Общество сохранения литературного наследия, 2007.
…Именно так понимает Александр Николаевич Стрижёв свою творческую задачу и сорок лет с терпением и упорством выполняет её, научая всех нас этой простой мудрости. Он и не ходил по чужим землям, а бродил по своей траве-мураве, кланяясь каждой травинке, вслушиваясь в сердечные речи русских людей, вдумываясь в ту жизнь своей родины, которая течёт помимо указов-приказов. Вот Церковь порушили, а с ней и годовой круг праздников и труда, – а Стрижёв стал писать свой знаменитый Народный календарь (первый том собрания), вплетая в календарь природный другое – человеческое и святоотеческое представление о мире: среди народных примет, возрастания и умирания природы аграрного календаря естественно размещал и Троицу с Духовым днем, и апостолов Петра и Павла («солнце с Петра-поворота укорачивает ход..»), и святых Тихона и Афиногена, Зосиму и Савватия, и Воздвиженье. Народный календарь у Стрижёва не спорил с церковным, а жили они в удивительном ладе и мире, развёртывая всё своё богатство, дополняя друг друга и связывая человека узами неба и земли.
Почувствовать и увидеть всю роскошь цветущих полян и лугов предлагает нам автор во втором томе («Русское разнотравье»). Он и сам не скрывает трепетного отношения к этому зелёному живому миру, где переплелись польза и красота, где немыслимо роскошно разнообразие качеств, форм и особенностей жизни трав. Но всё же перед нами не распространённые нынче «Травники» с их вполне потребительским взглядом на природу. Стрижёв – поэт трав, он – живописец в слове, так скромно и твёрдо рассказавший нам главное: без любви нет пользы. И мысль эта пронизывает всё, о чём бы ни писал Александр Николаевич. Вот и пятый том собрания («Русские грядки») он начинает с раздела «Любимцы нашего стола», а разговор о капусте ведёт с её «биографии», которая в отличие, например, от картофеля «не изобилует драматическими эпизодами». Вообще Стрижёв не просто говорит о растительном царстве с овощными свойствами, но умело, увлекательно рассказывает и о человеке: о его отношении к той или иной растительной культуре, об узнавании её свойств, о заботе о ней. Чтобы не погубить, а что-то вырастить, так много сил и знаний нужно! Неслучайно М. Меньшиков писал, что «не было в старину ни министерских, ни земских, ни церковных школ, но была великая школа тысячелетнего труда, практических научений, опытных сведений, приобретаемых от колыбели до гробовой доски». И чем больше мы выпадаем из великой трудовой культуры, тем больше дичаем и варваризируемся. Книги А.Н. Стрижёва, написанные с такой вдохновенной и уверенной лёгкостью, – безусловное препятствие на этом пути одичания. Они увлекают так, что хочется непременно попробовать различить адонис весенний и ветреницу белую, вырастить ревень и бобы…
Природа в книгах Стрижёва – это и русский пейзаж с его неизъяснимой прелестью, и начало начал русской песенной культуры (о поле, травах, рябинушке и берёзке), и основание животу нашему, требующему питания. Автор, чувствительный сердцем, не забудет к месту вспомнить и поэтов наших старых, и народу дать слово в меткой поговорке и примете. И не природа ли взметнула душу человека ввысь, не простор ли навеял мысль о бесконечности? О мире Божьем. О доле человеческой.
Было бы странно, если бы Александр Николаевич не пробовал себя в очерке и прозе, то есть уже человека не поставил бы в центр своих размышлений. «Хроника одной души» (том третий) и «Публицистика» (том четвёртый) – это о вечно счастливом детстве, о своём народе деревенском, о военных годах. Печальные и радостные книги. Просторные книги, вместившие огромное разнообразие людских русских судеб. И тут Стрижёв тоже совершил дело, что другим не с руки или по незнанию сделать было невозможно: из закромов русской культуры вывел на свет Божий тех, кто по тем или иным причинам был накрепко забыт. Это Сергей Нилус, Евгений Поселянин, Никифоров-Волгин, А. Ишимова, Борис Ширяев, В. Маевский и многие другие, среди которых особое место отдано подвижникам благочестия – Анне Кашинской, Феодосию Черниговскому, Матронушке Московской и Любушке Рязанской. Н.Н. Страхов в своей философской работе сказал, что «мир в целое объединяет человек». Пять стрижёвских книг – лучшее доказательство правды философа. Он действительно объединил русский мир в мощный образ, соединив высокую культуру с простотой, светлую мысль с печалью, силу сердечную и силу природную.
Александр Николаевич никогда не знал «громоносной славы», но лёгкий сердцем, зоркий глазом и мыслью, он всю жизнь открывал и открывает нам наше русское бытие. Он – человек радостный, раздающий радование и радение о своём всякому, кого ещё Русская земля держит во власти своей.
Картина нашего бытия во всех пяти книгах собрания так насыщена полнотой и светом, так богата ритмами и красками, так искренна, открыта и правдива, что только ещё и ещё раз удивляешься чистому стрижёвскому дару. Откуда и как берётся эта тёплая интонация, эта простая сердечность, эта блаженная гармония и ясность ласковой речи? Он о том и не думает – ему просто привычно жить в русских садах и огородах, на просторах высокой культуры и в стеснительно-благодатной тесноте церковной ограды. «Кругом разлита благость Божия! Напояй ею уста, она питательница душ наших». Он без устали питался из разных источников: из говора родной рязанской сторонки, из безмолвного величия природы, из русского горя войны, старых книг и человеческих встреч, переживая их как своё собственное «земное верстание». Думаю, что Александр Николаевич не накопил никакого особенного добра в сундуках да на сберкнижках – зато нажил душу и вложил её в свои книги.