Ирония судьбы: новости о согласии Запада на поставку Украине снарядов с обеднённым ураном пришлись на невероятно тёплые весенние дни, каких не было десятилетиями. Однако такое впечатление, что русская культура этой весной активно думает о другом, как ей дальше развиваться, как сохраниться в условиях новой русской зимы, которой ещё нет, но вот-вот наступит. Близится Вторая Холодная – лютая. И вспоминаются поэты эпохи первой холодной войны, например Егор Исаев – 2 мая ему бы исполнилось 97. У него есть поэма «Суд памяти», которую я и открыл по случаю дня рождения поэта, и словно капсула времени открылась:
Европа спит. Свинцовая луна
Стоит над ней в холодном карауле.
Горят огни. Струится тишина.
И пули! Пули! Маленькие пули
Лежат в земле и пролежат века
Уже бессильно, слепо, безголосо,
Там, где на цель их бросила рука,
На рубежах кровавого покоса –
У стен Дюнкерка, у днепровских вод,
В песках ливийских, в придунайском иле…
Истлели те, кого они убили.
А их – свинцовых – тленье не берёт.
Их миллиарды, маленьких! Они
В коре деревьев, в пахоте и дёрне,
Ещё из Первой мировой войны.
Их сок обходит. Сторонятся корни.
Под Калачом, уйдя в ночную глубь,
Бессонный трактор залежь поднимает,
И пуля, словно камешек на зуб,
На остриё стальное попадает.
И, повернувшись медленно, опять
Ложится в землю, как зерно ложится…
Но то были свинцовые пули, а теперь в ход пошли урановые снаряды. А за их поставку ответственны люди, чья картина мира предполагает, что не было таких поэтов, как Егор Исаев! Ведь поэты эти не только русские, они… советские. Чтобы не было суда, о памяти нужно забыть!
Годами я не питал должного уважения к Исаеву, хотя был удивительным образом знаком с юности с его наследниками. Не питал, потому что вокруг сложилось общее мнение, что все эти «совписы» – нечто устаревшее, нет в них ничего стоящего. Где памятники, плиты Исаеву? Их нет.
…А пуля до сих пор
Лежит в Европе, медленно ржавея.
С неё и червь не сточит чешую,
Не разгрызёт и мышка полевая.
Она лежит, прекрасно сохраняя
Ручную обтекаемость свою.
Сойдут снега – она не прорастёт.
Пройдут дожди – она не разветвится.
Уже давно над Рейном ночь плывёт.
И Хорст уснул. Ему прекрасно спится.
Закапал дождь. И грянула гроза,
Хлестнув по окнам громовым раскатом.
Хорст разомкнул смятенные глаза:
Война?! Ах да! Она была когда-то…
Именно с таким отношением, вероятно, урановые боеприпасы были поставлены и распакованы, чтобы затем их уничтожил высокоточный «Кинжал». Но ведь и «Кинжал» тоже останется воткнутым в землю на долгие годы. А как можно было поступить иначе? Сказать «всё, вы напугали, вы победили»? Как такое простит суд памяти российских поэтов будущего? Ведь без этого «Кинжала» они могли бы не дожить до своего расцвета. Да, у нас есть «слабая сторона» – мы должны быть ответственны и перед предками, и перед потомками. Мы должны помнить про суд памяти. А по ту сторону Рейна и сейчас живут, старательно вымарывая память о прошлом:
Вина? Постой… А в чём его вина?
Судить о прошлом – не его забота.
Дышала рядом тёплая жена.
Его жена, заботливая Лотта.
И не саднила рана у виска,
Давным-давно заштопанная рана.
Смещалась тьма. Толкались облака.
Который час? Вставать, пожалуй, рано.
И, повернувшись на бок со спины,
Он задремал. Плескался дождь на плитах.
А может быть, и не было войны?
А может быть, и не было убитых?
Мы должны помнить про суд памяти, потому что если не мы, то кто? По ту сторону Рейна при первой же возможности постараются обо всём забыть.
Ростислав Амелин,
сотрудник библиотеки им. Н.А. Некрасова