«Санкции и санации», – бормотал Антон Антоныч, то с силой выдвигая челюсть вперёд, что придавало ему вид решительный и бескомпромиссный, то осторожно паркуя её на прежнее место, отчего лицо обретало определённую постность, которую легко можно было спутать с интеллигентностью. «Санкции или санации?» – промычал он чуть твёрже, пробуя голос.
Хлопнула дверь. В гримуборную ввалился коллега Штыков. Самым неприятным образом он устремился к Антон Антонычу и схватил его за рукав. Это предполагало разговор. Кривошапков поморщился и убрал челюсть.
– Антон, – проникновенно просипел Штыков, – меня послали. Сразу одиннадцать избранников народа собрались совокупно и послали меня к тебе, чтобы ты воздержался.
– Ты бы сам воздержался, – пробубнил Антон Антоныч. – От хватаний.С какой стати ещё? На каком это вопросе? О перекрашивании Кремля в белый или чтобы зебру пешеходную красить чёрным? Мы же это обговаривали. Ты голосуешь «за» по всем инициативам в среду, а я в понедельник.
– Да нет! – взвился Штыков. – Воздержался от лоббирования богомерзкого своего закона о паразитах на квадрат или как-то там. – И, глядя на изумлённое лицо Кривошапкова, пояснил: – Ну не время сейчас. Представь. Санкции. Картинка из Госдумы. Лежбище моржей. Паразиты на квадратный метр. Санации, опять же. Журналюги могут неправильно понять. Оно тебе надо?
– Ну ты даёшь, – обиделся Кривошапков. – А когда ваши ребята протащили предложение о маркировке детских книжек, все всё правильно поняли?
– То книжки, – махнул рукой на глазах трезвеющий Штыков. – Книжки вообще никого не колышут. Вот ты, например, когда последний раз книжку открывал? Ты и не помнишь уже. А это – паразиты в Госдуме. Не надо, Антон, а? Я понимаю, что тебе хочется поумничать, но людям нужно шоу. Шоу, а не сатира, понимаешь?
Кривошапков заскрипел зубами. Где-то в районе поджелудочной железы он понимал, что Штыков прав. Популярность депутата должна быть прямо пропорциональна количеству смеха, которое возникает в момент его появления на экране. Смеха, а не всяких негативных и ненужных эмоций. Закон о паразитах умирал, не успев даже прозвучать. А это значило, что он решительно зря припёрся сегодня в монументальное здание на Охотном Ряду из Серебряного Бора, где так прекрасно отдыхалось у бассейна с Ирочкой…
– Но ты при деле, Антон, – успокоил его наблюдательный Штыков. – Ты у нас сегодня будешь главным адвокатом у дьявола. Под все прицелы всех объективов попадёшь.
– С какой это стати? – не понял Кривошапков.
– Письмо пришло, – Штыков со значением воздел палец вверх. – Будем принимать.
– Про что письмо?
– Чтобы все работали только по специальности. Типа, у тебя диплом журналюги – работаешь только журналюгой. Учителя – только учителем. Нет диплома – нет работы.
– Это как же так? – усомнился явной несуразности Кривошапков. – А как же…
Но он не договорил. Проницательный Штыков загоготал и ткнул его в бок:
– А нас всё это не касается. Госчиновник закон не исполняет, он его принимает. Борется, понимаешь, за законное существование остальных. Мы – законоборцы.