Геннадий Григорьев, выпустивший при жизни, в 1990 году, единственную книгу стихов «Алиби» (многочисленные брошюрки не в счёт), был поистине знаковой фигурой в литературной жизни Cеверной столицы в последние десятилетия. Заметим: не только поэтом, но и драматургом, автором многих радиопьес и литературных игр, лауреатом журналистской премии «Золотое перо». А также создателем виртуозных анаграмм.
Геннадий ГРИГОРЬЕВ
(1949–2007)
ЭТЮД С ПРЕДЛОГАМИ
Мы построим скоро сказочный дом
С расписными потолками внутри.
И, возможно, доживём до...
Только вряд ли будем жить при...
И, конечно же, не вдруг и не к нам
В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на...
Я прекрасно обойдусь без...
Погашу свои сухие глаза
И пойму, как безнадёжно я жив.
И как пошло умирать за...
Если даже состоишь в...
И пока в руке не дрогнет перо,
И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про...
Чтоб остаться навсегда вне...
Поднимаешься и падаешь вниз,
Как последний на земле снегопад.
Но опять поют восставшие из...
И горит моя звезда – над!
* * *
Как бы я с этой женщиной жил!
За неё, безо всякой бравады,
я бы голову даже сложил,
что сложнее сложенья баллады.
Дав отставку вчерашним богам,
я б не слушал сомнительных сплетен.
И отдал бы ей всё, чем богат.
И добыл бы ей всё, чем я беден.
Я б ей верой и правдой служил!
Начиная одними губами,
я бы так с этой женщиной жил,
что в морях возникали цунами!
И, за нею не зная вины
(что поделаешь – годы такие...),
наблюдал я лишь со стороны,
как бездарно с ней жили другие.
Но однажды (я всё же везуч –
помогает нечистая сила)
протянула мне женщина ключ.
Поняла, позвала, поманила.
И теперь не в мечтах – наяву,
не в виденьях ночных, а на деле
как я с женщиной этой живу?
А как сволочь. Глаза б не глядели.
ЧЕЛОВЕЧЕК ИЗ ТРАВЫ
Угрюмый человек из-под земли
Добудет что-нибудь из-под земли.
Да только всё равно он никогда
Не сможет оторваться от земли.
Тяжёлый человек из кирпича
Себе построит дом из кирпича.
Да только рухнет дом из кирпича,
Поскольку этот дом – из кирпича.
Богатый человек из серебра
Залезет в самолёт из серебра.
Да только он на землю упадёт –
Богатый самолёт из серебра.
Печальный человечек из травы
Себе построит лодку из травы,
Над ней поднимет парус из травы
И в ночь уйдёт по морю из травы…
* * *
Бога нет...
Ну что ж, и слава богу...
Без Него достаточно хлопот.
Сея в сердце смутную тревогу,
над землёй
пасхальный звон плывёт.
Бога нет...
Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывёт в ночи.
Всё сильней, всё праведней, всё выше
Золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
чёрный воздух
над моей страной.
Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюблённый в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.
ФРОНТОВОЕ ПИСЬМО
Каких только чудес на белом свете нету!
Конверт о трёх углах, обычный, фронтовой...
Полвека, почитай, он провалялся где-то.
И вот пришёл с войны и лёг передо мной.
Наткнувшись на него среди макулатуры,
Я понимал: читать чужие письма – грех.
Но аккуратный штамп «Проверено цензурой»
Как бы уже письмо приоткрывал для всех.
Был цензор фронтовой рабом цензурных правил.
И он (а вдруг письмо да попадёт врагу!)
Лишь первую строку нетронутой оставил
Да пощадить решил последнюю строку.
Я цензора сейчас не упрекну в бездушье.
Он свято чтил свой долг, он знал свои права.
Не зря же он письмо замазал жирной тушью.
Наверно, были там и вредные слова.
Писалось то письмо в окопе? на привале?
И кто его писал – солдат ли? офицер?
Какие сны его ночами донимали?
О чём он помышлял во вражеском кольце?
Лишь «Здравствуй, жизнь моя!» –
оставлено в начале.
И «Я люблю тебя!» оставлено в конце.