В этом году музею-заповеднику А.С. Пушкина «Михайловское» исполняется 85 лет. Ещё в 1899 году сын поэта Григорий Александрович по просьбе правительства продал фамильную усадьбу в казну. Сам же уехал в поместье своей супруги в Маркучай, под Вильнюсом. Кстати, там теперь тоже пушкинский музей. В Михайловском же приступили к сохранению мемориальной памяти поэта. В 1922 году был подписан указ нового правительства об основании там Музея А.С. Пушкина. Тогда и началось масштабное обустройство псковского пушкинского уголка. Юбилейный год в заповеднике отмечен несколькими заметными событиями. Об этом рассказал его директор Георгий ВАСИЛЕВИЧ.
– Главный подарок к юбилею – это завершение реставрационно-строительных работ, связанных с 200-летним юбилеем Пушкина. Редко случается так, чтобы после праздничных торжеств продолжали осуществлять мероприятия юбилейной программы. Так вот, в этом году мы открыли большой музейный комплекс «Мельница в Бугрове». И посвятили завершение этого большого проекта ещё и первому приезду Пушкина в Михайловское в 1817 году. Бытует легенда, что Пушкин был поклонником дочери бугровского мельника, вероятно, он часто прогуливался здесь с ней и её подружками. В своё время здесь был восстановлен дом мельника. Но дом, скорее, был макетом, меткой на карте пушкинских мест. И вот теперь комплекс открыт. С появлением мельницы мы обзавелись ещё одной замечательной «обучающей» игрушкой для взрослых и детей, которые и до того были в Михайловском. Учить старине, забавляя и увлекая посетителей, – одна из давних традиций заповедника. В Михайловском, например, радует глаз знаменитая ветряная мельница у реки Сороть. В Тригорском, в восстановленной усадьбе Осиповых-Вульф, есть замечательная механическая игрушка – золотой соловей. Птичка поёт как живая и трепещет крылышками. И все гости радуются этому чуду. А теперь вот есть и действующая водяная мельница.
Как утверждает наш известный журналист и натуралист Василий Михайлович Песков, в России сегодня всего три действующие, живые мельницы. Вот наша как раз третья и есть. Кстати, именно Песков помогал нам в восстановлении мельницы и конкретными советами (он изучал мельничное дело), и в поисках мастеров, что занимались строительными работами. Ведь эти умения – и мельничное строительство, и само мельничное дело – у нас почти утрачены.
– И что же там сейчас происходит?
– Течёт мельничный ручей из озера, вода затем попадает на колесо, колесо начинает двигать другие части механизма, как в часах. Всё это можно увидеть своими глазами. Зерно засыпается с третьего этажа мельницы, попадает на жёрнов. И мука затем ссыпается в мешок. Это совершенно завораживающее зрелище, потому что вы видите не просто технически решённую задачу. Мельница – будто музыкальная шкатулка со своими всхлипами, вздохами...
– И чем-то отличается хлеб, выпеченный из этой муки, от обычного?
– Помол муки совершенно иной, несовременный, и на вкус хлеб действительно отличается от магазинного. Вкус зависит от того, где выращено зерно, какая погода была, когда мололи, и, может быть, от настроения самой мельницы и мельника. Я по крайней мере в это верю. Наш мельник даёт пробовать муку, и всякий раз эта дегустация – тоже очень забавная процедура. В общем, получается, что она тоже живая. И вот тут-то и понимаешь, почему именно хлеб всегда считался особенным продуктом, несущим в себе жизнь. Мы нечасто задумываемся над смыслом слов. Вот каравай хлеба зовём буханкой, а у близких нам по языку белорусов – это «бохан». Вслушаешься и без труда услышишь основу слова – «Бог».
– Где вы взяли настоящего мельника? Ведь вы сказали, будто это мастерство утрачено?
– Мельника нашего зовут Сергей Ешин, дядя Серёжа. Он как-то сам вдруг появился – Пушкин позвал. Я давно заметил, что часто происходит так, что человек или музейная вещь появляются откуда-то из параллельного времени, когда они очень нужны поэту. Нашему мельнику, конечно, пришлось серьёзно подучиться. Со многими подробностями познакомили его специалисты, которые эту мельницу строили, монтировали мельничный жёрнов. Таковых в России всего пять-шесть человек. Их и привёз к нам Василий Михайлович Песков. Изучал дядя Серёжа и всю многовековую историю «мельничного» вопроса. И выяснилось, что первые мельницы уже существовали три с лишним тысячи лет назад в Месопотамии. Похожие на современные мельницы, «европейского» типа, появились в Древнем Риме. Мельничное дело – это старая европейская традиция, и вообще в Европе есть свой клуб мельников. Я полагаю, что когда-нибудь сподобимся провести у нас в Михайловском большой съезд мельников из разных стран. Представляю, сколько тогда можно будет узнать историй и легенд из жизни мельниц.
– Какими ещё событиями заповедник отмечает свой юбилей?
– В июле в Михайловском прошёл фестиваль народных пушкинских театров. Это уникальное мероприятие. Необычно уже то, что люди, занятые в обыденной жизни совершенно не театральной деятельностью, находят время оторваться от огорода или компьютера, собраться в небольшую группу, труппу и что-то там себе и своим друзьям представлять. Спектакли эти весьма разнообразны – это и исторические легенды, и повествования о жизни современной деревни. Многие постановки родились из прочтения пушкинских произведений. Все помнят, что Пушкин слушал нянины сказки, затем, основываясь на них, сочинял свои. И вот уже более полутора веков люди перекладывают пушкинские тексты обратно в народные притчи. Оказалось, что в деревнях много сказителей, талантливо пересказывающих известные пушкинские тексты и тексты других классиков и исполняющих их в разнообразнейших манерах. И приходят на представления тоже разные люди, из разных слоёв общества – от высоколобых академиков до деревенских жителей.
На мой взгляд, у этого фестиваля большое будущее. И в следующем году, уверен, приедут артисты не только из Псковской области, но и из других краёв. Музей предоставляет только площадку. Режиссёры Ирина Романовская и Татьяна Ешина готовят и организуют действо. Но развитие фестиваля предугадать невозможно, он по-настоящему творческий, живой, из глубины народного опыта, фантазии, из мира русского языка. И это уже – общественное неформальное движение.
Ещё одно событие я бы с удовольствием отметил. У нас в научно-культурном центре появился зал живописи Петра Павловича Оссовского, мы зовём его апеллой Оссовского. Академик живописи, он один из наших классиков и по возрасту, и по манере письма, сложившейся в 30–50-е годы. Оссовский провёл в Псковской области более 30 лет, работал в Пскове, Печорах, Изборске, на острове Залита, у нас. Его работы находятся в собраниях Русского музея, Третьяковки, в самых известных музейных собраниях Европы и Америки. Так вот, Оссовский подарил нам 33 свои картины, посвящённые пушкинским местам.
Вероятно, идея передать часть своей коллекции Михайловскому Оссовскому пришла не просто так. В своё время Семён Степанович Гейченко заказал именно ему портрет Пушкина михайловского периода. Тогда художник его и написал. И вот много лет спустя произошла трогательная история. Мы выпустили небольшой альбом с картинами Оссовского, и, когда на вернисаже он его открыл, сильно удивился, увидев ту, давнюю свою работу. Он её не узнал и спросил: что это за вещь? И после заметил, что когда-то замечательно писал. Кстати, его выставка развёрнута как раз в том зале, где стоит бюст Семёна Степановича, это такой мемориальный уголок легендарного директора Михайловского, открытый к 100-летию пушкинского «домового» – так Гейченко любовно называют в музее. Кстати, в каком-то смысле это исполнение желания Семёна Степановича: он любил всё монументальное. Все помнят камни с пояснительными надписями, которые он установил во многих местах заповедника. Верю, он был бы рад бюсту и работам Оссовского.
– Семён Степанович был и остаётся директором-легендой, человеком-легендой. Он пришёл в заповедник после войны по рекомендации Пушкинского Дома и прожил здесь до 90 лет...
– Здесь его хорошо помнят и любят. На протяжении 12 лет у нас проходят научные чтения, посвящённые ему, его жизни, его работе в заповеднике и проблемам музейной жизни вообще. Чтения стали серьёзным и неформальным мероприятием и сохранят тепло его личности – Гейченко, как и Пушкин, имя весёлое. Он был человеком живым и всегда находил нужное слово, нужную шутку, скрашивая тяготы бытовой жизни. Он привил здесь идею, что музей – место, откликающееся на перемены жизни, развивающееся и неформальное. Его самого частенько обвиняли в своё время за такое свободное отношение к мемориальности. Но он создал место, где можно найти Пушкина. В заповеднике мы понимаем мифологию этого места, пушкинской усадьбы, дворянской усадьбы начала XIX века, историю и сказки пушкинского дома, наполненного жизнью, хотя это и музей.
Семён Степанович приехал сюда сразу после войны – в разорённую и сожжённую усадьбу. Он понимал, что если никто не живёт в музее, в пушкинской усадьбе в данном случае, то и музей этот не живёт настоящей жизнью. Сегодня многим это очевидно. И не только музейщикам.
Семён Степанович состоялся как музейный работник дважды. До войны он работал в Царском Селе, в Петергофе и жил до сорока лет жизнью работника большого дворцового комплекса. А после войны он занялся другой Россией – Россией провинциальной, деревенской, усадебной. И это была для него самого новая жизнь, для человека, избежавшего чудом гибели во время войны. И одним этим он уже уникален.
В нашем музее недавно появилась ещё одна памятная дата. Вспоминая Пушкина 6 июня и 10 февраля, мы всегда вспоминаем и всё его поколение, всех его друзей, всех тех, кто был рядом. А 2 августа, когда не стало Семёна Степановича Гейченко, мы всегда вспоминаем и его, пушкинского хранителя, и всех музейщиков, уже ушедших в мир иной, – в службах, молитвах. Такие важные дни – мостики, что связывают поколения и времена.
«Бывают странные сближенья», – заметил некогда Пушкин, и здесь это для нас особо ощутимо. Ещё при жизни Семёна Степановича именно 2 августа, в Ильин день, на городище Воронич (городище Воронич входит в комплекс заповедника «Михайловское», часть усадьбы «Тригорское») были открыты фундаменты церквей. Одна из них, самая старая (это удалось документально установить), была Ильинской. Другая – Георгиевской. В этом году мы завершаем восстановление Георгиевской церкви, рядом с которой покоится Гейченко, в сентябре начинаем устанавливать иконостас.
Вообще городище Воронич, где сегодня Георгиевская церковь встала, будто не уходила, и есть начало современной истории Пушкиногорья, Святогорского монастыря, где упокоился прах поэта. Отсюда когда-то шли крестным ходом к месту обретения образа Богородицы, где теперь находится Успенский собор монастыря.
Вообще всё, что здесь когда-то было при Пушкине – постройки, поля, сады, парки, – молит о возвращении, о новой жизни. По существу, получается, что и Георгиевская церковь – это тоже памятник музейному подвигу Семёна Степановича. В его перспективном плане для Министерства культуры, который был написан в 1980-м с расчётом на 25 лет вперёд, остались два неисполненных проекта – восстановление церквей Георгиевской и Воскресенской (в деревне Воронич).
Георгиевский храм уже восстановлен, но пока не возрождён. Надо вдохнуть в него жизнь. Сейчас обсуждается вопрос о священнике. Нам бы хотелось, чтобы дело не ограничилось проведением служб, а всё остальное время на храме висел замок. Желательно, чтобы в храм, как в открытый дом, всегда шли люди за словом помощи, утешения, надежды, укрепления в вере. Однако это дело оказалось не таким уж и простым. Надеюсь, с Божьей помощью трудности мы преодолеем.
– Георгий Николаевич, на ваш взгляд, а для чего люди приезжают в Михайловское?
– Начнём с самой серьёзной версии. (Смеётся.) Часто звонят и спрашивают, когда у нас начинается Болдинская осень?.. Иной раз интересуются, какое горнолыжное оборудование надо брать с собой в Пушкинские Горы? Бывает, что приезжают на недельку и всё это время, засев в номере, смотрят кино на своём компьютере. Столько людей, столько и ответов. На мой же взгляд, в Михайловском, в этом удивительном месте, отмеченном гением, которое давно уже само живёт самостоятельно, все мы отчего-то чувствуем себя дома. Благо территория большая и каждый находит себе место и занятие. Кстати, многие, повидав мировые красоты, теперь возвращаются сюда, потому что Михайловское сравнимо с самыми удивительными и уникальными местами мирового значения. И здесь всё на своих местах – исторические памятники восстанавливаются и живут, реки и горы на месте. Выстраивается потихоньку и быт. Хотя надо признать, что пока остаются вещи, которые всё ещё требуют лучшего устройства. Раньше у нас вообще негде было пообедать и отдохнуть. Сейчас появились в усадьбах два кафе. Но теперь вдруг оказывается, что уже этих двух кафе мало. В летнюю пору, может, приезжало бы к нам и больше людей, но не хватает спальных мест. Строятся потихоньку большие и маленькие гостинички. Например, на месте старого, разрушенного временем коровника в Бугрово строится гостиница – деревянная и красивая, в стилистике старой русской деревни. Дачники, обосновавшиеся в этих местах, также наметили себе новые формы деятельности. Они выстраивают специальные домики на своих участках в деревнях, чтоб предоставлять их желающим внаём.
Я полагаю, что будущее Михайловского с точки зрения его развития – это сохранение пушкинского места, его гармонии и разнообразие досуга. Есть реки, леса и горы, есть музей. Есть лошади, на которых можно прокатиться. Есть даже скутеры и дельтапланы. Им тоже находится место в пушкинской истории. Собираемся наладить лодочное сообщение между Михайловским и Тригорским. Есть идея по организации рыбалки, но нет пока человека, увлечённого идеей сдачи напрокат лодок и снастей (смеётся), который бы подсаживал рыбку на крючок всем желающим. Про грибы и ягоды я просто не говорю. Словом, почти всё налаживается, нет только аэропорта, вертолётного сообщения и железной дороги. Иначе пушкинским старожилам – цаплям и журавлям, пришлось бы несладко.
Беседу вела