Исполнилось 150 лет со дня рождения Вячеслава Шишкова. По мнению самого писателя, его путь в литературу начался в 1912 году с появления на страницах журнала «Заветы» его рассказа о тунгусской жизни «Помолились». Важную роль в судьбе прозаика сыграл Максим Горький, опубликовавший спустя четыре года повесть «Тайга» в журнале «Летопись» и дружески напутствовавший одарённого литератора. Среди наград Шишкова – ордена Ленина, «Знак Почёта», медаль «За оборону Ленинграда», Сталинская премия I степени (за роман «Емельян Пугачёв», присуждена посмертно). Предлагаем вниманию читателя материал из архива «ЛГ».
Каждый большой писатель – это свой особый, удивительный мир, это новая грань в непрерывном познании одной из самых сокровенных и самых влекущих тайн – души человеческой. Это та вечная книга бытия, в которую время вносит свои нестареющие записи, в которой и подвиг, и подлость находят своё соответственное место…
«Угрюм-река! Была ли ты когда-нибудь в природе и есть ли на свете та земля, которую размывали твои воды? Или в допетровские седые времена выдумал тебя какой-нибудь ветхий днями сказитель жемчужных слов и, выдумав, пустил по широкому миру, чтоб ты в веках передавалась легкокрылой песнью из уст в уста, пока не забудут тебя люди?
Пусть так, пусть тебя не было вовсе на белом свете. Но вот теперь ты, Угрюм-река, получила право на своё существование, ты знаменуешь собою – Жизнь».
Это слова Вячеслава Шишкова из его романа «Угрюм-река», и они удивительно точно передают состояние художника, внезапно оглянувшегося и увидевшего, что за ним расстилается огромный, клокочущий жизнью и страстью, им самим созданный мир, и творец, забыв об усталости, на какое-то время и сам потрясён делами рук своих, и только потом в нём начинает просыпаться и гордость создателя, и его тревога за своё детище, и попытка прозреть будущее, и попытка осмыслить творение, и, наконец, всё крепнущая уверенность, что свершилось то, что называется самой жизнью, а следовательно, то, что пребывает вечно…
Ёмкость этих строк поразительна, они ещё раз подтверждают, что прозрения истинного художника, как правило, оправдываются, и сейчас миллионам и миллионам почитателей таланта писателя нет никакого дела до того, была ли в действительности или выдумана Угрюм-река… Она уже давно стала неотъемлемой частью духовной жизни каждого вновь приходящего поколения, на Угрюм-реке всё яснее проступает оттиск времени, его печать на право существовать века и века. Здесь ещё раз подтверждается правило, что классика вызревает только во времени и определяется временем – именно она связывает прошлое с настоящим и будущим нетленными нитями больших человеческих чувств и страстей, строгой охраной непреходящих ценностей, заключённых в природе духовных исканий на долгом пути человека к нравственному и социальному самоусовершенствованию.
Вячеслав Яковлевич Шишков – художник эпического, органного звучания. Его лучшие по силе, резкости и буйству красок, масштабности социальных и художественных обобщений полотна – «Угрюм-река» и «Емельян Пугачёв» – даже на поражающем своим многоцветьем могучем поле русской литературы сияют не отражённым, а своим, глубоко внутренним светом, и чем больше проходит времени, тем он чище и ярче. Шишков – художник редкой полноты жизни. Диапазон Шишкова – от грозных раскатов народных потрясений до тихого, тоскующего шёпота Синильги, этого почти языческого символа загубленной любви, от шороха трав до последнего, обнажившего весь трагизм несостоявшейся жизни крика Прохора Громова: «Иду!»
Обрывается прошедшая впустую жизнь талантливого, красивого, сильного человека, достигшего бы в других социальных условиях совсем иных качественных измерений, и удивительно, что обрывается она с каким-то знобящим чувством радости. В который раз поражаешься силе художественного обобщения – нравственное, душевное одиночество столь же невыносимо для человека, сколь же и разрушительно.
«Иду!» – властен, непреодолим зов смерти, когда жизнь уже выжжена дотла, когда ничего не остаётся, когда пустота может быть заполнена одним последним шагом, когда уже только смерть может остановить распад души, её самоуничтожение… Пожалуй, необъяснима тайна творчества. Истинный художник приковывает наше внимание не тем, что преподносит нам точную модель, слепок с натуры своего времени, – таинственная притягательность истинной красоты и силы художника, быть может, в другом – в его способности дать ощущение всей полноты жизни и того последнего края, к которому подходят, закрыв глаза, но ясно чувствуя его, этот край, зрячей и трепетной душой, и вот этот горячий трепет навсегда останется загадкой и великой тайны природы человеческой, и тот, кто хоть однажды прикоснулся к этой тайне, оказывается приобщённым к вечным проблемам духа, вечным проблемам бытия.
Книги Шишкова в полной мере обладают этим редким даром, и, быть может, поэтому каждое новое поколение с новой жадностью и нетерпением погружается в мир Вячеслава Шишкова, в котором буйствуют подлинно языческие страсти, в котором жизнь, несмотря ни на что, торжествует и движется дальше.
«Иду!» – крикнул с высоты башни Прохор Громов в неизвестность, и этот страшный крик его души не просто капитуляция уставшего, зашедшего в тупик человека, не только социальное крушение накопительства ради накопительства. Это ещё и надежда. Исчезая физически, он снимает с себя самые цепкие путы, путы стяжательства и золота, путы жажды власти, и, чтобы прозреть в один из таких вот моментов, человек имел право жить.
Между образами Емельяна Пугачёва – народного колосса, сотрясшего престолы, и Прохора Громова лежит особый, огромный мир во всём его величии и неистовстве. Этот мир – землепроходец и яркий, самобытный мастер слова, философ и художник Вячеслав Яковлевич Шишков.
Пётр Проскурин, «ЛГ», 1973, № 40
Цитатник
- В жизни всё надо преодолеть, а прежде всего – себя.
- Ежели есть сила, обстоятельства покорятся.
- Чего орёшь, работай!
- Страшен час смерти, но, может быть, миг рождения ещё страшней.
- Пожалуй, счастье есть равновесие разумных желаний и возможности их удовлетворения.
- Моя мудрость течёт от созерцания пустыни, от раскрытия души навстречу вечности.
- Любовь к цветам и вообще к природе выводит человека за пределы его мира.
- В прошлом есть семя будущего.
- Жить надо не для себя и не для других только, а со всеми и для всех.
- Свобода воли – это корень всего, это кит, на котором зиждется весь смысл вселенной.
Вячеслав Шишков