Статьёй политолога и философа Валерия Соловья «МЫ» и «ОНИ» («ЛГ», № 52, 2007) редакция начала разговор о современной российской элите.
Что она собой представляет? Как формировалась? По какому праву? Как сделать управляющее меньшинство сосредоточием лучших сил общества? Способствует ли нынешняя система отбора попаданию туда лучших, достойных? Если нет – почему? Каковы исторические традиции формирования элиты в России? Есть ли отличие между столичными «сливками общества» и провинциальными? Чем отличается от нашей доморощенной элиты управляющее меньшинство Запада?
На множество вопросов предстоит найти ответы в ходе нашей дискуссии, к участию в которой мы приглашаем всех желающих.
С автором статьи «Мы» и «Они» Валерием Соловьём меня объединяет остро негативное отношение к сегодняшней элите. В остальном же мы решительно расходимся. Некоторые положения статьи ставят меня в тупик. К примеру, утверждение, что «качество и эффективность государственного управления» в ССCР были заметно выше, чем в постсоветской России. Качество управления оценивается по результатам. Результатом был коллапс и распад. На сегодняшний день такого результата не наблюдается. Или утверждение о хищнической природе капиталистического предпринимательства, «вынося за скобки справедливость и общественные интересы», отдаёт таким забубённым Агитпропом, что понимаешь – полемизировать бессмысленно. А потому оставим частности и сконцентрируемся на главном.
Прежде всего о предмете разговора. Не будем входить в тонкости дефиниций. В России власть и собственность неразделимы. Говоря об элите, я имею в виду слой людей, позиционирующий себя по-разному – как чиновники, бизнесмены или политики, реальное содержание деятельности которых – распоряжение серьёзными финансовыми потоками. А также «ближний круг» обеспечения этого слоя – политологического, идеологического, информационного, культурного: от телеведущих до кинорежиссёров. Принадлежность к интеллектуально-творческой обслуге гарантирует подключение к тем же потокам (разумеется, «по чину»). Здесь наши позиции более или менее совпадают.
Валерий Соловей последовательно приписывает элите следующие качества: неэффективность, несправедливость, отсутствие политической воли, отсутствие стратегического горизонта. Данные суждения заслуживают комментария. В основании этих оценок лежит посылка, согласно которой наша элита солидаризирует себя с подвластными и преследует общенациональные цели. Но из чего следует такая посылка? Из Конституции? Из деклараций элиты? Из текстов идеологической обслуги? Из здравого смысла?
Если мы в состоянии поверить чему-либо из перечисленного, значит, мы – в высшей степени поверхностные и наивные люди. Я-то убеждён, что обозначенная выше посылка входит в российский Символ веры. Как всякий Символ веры он априорен и не верифицируется опытом.
Здесь мы сталкиваемся с базовой мифологией. В этой мифологии для нас важны два положения. Первое: вера в доброго царя (уточняющая спецификация «Добрый царь – плохие бояре»). Второе: «Народ у нас замечательный, но вот с властью, чиновниками, элитой ему фатально не везёт». И пока мы будем верить в эти психологически комфортные байки – будем находиться в нашем сегодняшнем положении.
Российская элита преследует одну цель – как можно дольше сохранять статус распорядителей обозначенных финансовых потоков, извлекая из этого всевозможные финансовые, а также статусные блага и преимущества. Все же остальные цели и задачи – в том числе управление государством Российским – производны от главной. В этой теоретической перспективе то, что представляется автору неэффективностью, есть неустранимое последствие максимальной эффективности преследования базовой цели. О справедливости говорить просто не приходится, а отсутствие политической воли – очередная иллюзия идеологизированного внешнего наблюдателя. Во всём, что касается полноты прав распоряжения финансовыми потоками, элита демонстрирует железную волю и фантастическую изощрённость.
Стратегического горизонта действительно нет, но у временщиков его в принципе быть не может. Крокодилы не летают, временщики лишены стратегического видения. Своекорыстная правящая элита может быть ориентирована надолго/навечно либо на короткое время. В первом случае у неё формируются и общенациональные задачи, и стратегические цели. Во втором генеральная задача одна – хапнуть как можно больше в отведённое историей время и свалить.
Рассматривая байку относительно замечательных решений, которые до неузнаваемости извращает «ужасное бюрократическое исполнение», Соловей отвергает её, указывая на то, что власть должна знать о качестве своего бюрократического аппарата. Звучит это достаточно наивно. Власть всё знает и сама создаёт такой аппарат, руководствуясь принципом: «Сам живёшь – давай жить другому». Если лица самого верхнего уровня делают миллиарды, то их замы должны делать сотни миллионов, а тремя ступеньками ниже – десятки и так далее до последнего гаишника с несчастными пятьюдесятью тысячами баксов в год.
Такая пирамида корруптивной солидарности если не исключает, то минимизирует риски элиты, поскольку и миллиарды, и сотни тысяч неправовые. А что в России происходит с бизнесом, который пытается войти в правовое поле и добиться прозрачности, мы знаем. Что же касается некомпетентности и злокозненности бюрократов, то эта мифологема отрабатывается идеологической обслугой как генеральное оправдание на все случаи жизни. «Бояре, видишь, плохие».
В последнее десятилетие в аппарате действительно пугающе выросла доля случайных и некомпетентных людей. Однако элита как целое обладает фундаментальными достоинствами. Она объединяет людей: а) осознавших свои интересы, б) освоивших механизмы групповой/сословной/классовой консолидации, в) инструментально освоивших государство (механизмы бюрократии, права, политики, идеологии, пиара).
Эта корпорация в высшей степени эффективно преследует свои интересы. У неё есть один-единственный недостаток – эгоистически-асоциальная ориентация, которая в глазах общества перечёркивает все остальные достоинства.
Российская элита – сообщество своекорыстных современных субъектов (т.е. людей, способных действовать в государстве). А удаётся ей реализовать свои интересы потому, что этой элите противостоит море подъяремных и подъясачных, верноподданных и слуг государевых, не освоивших государство, не способных и не желающих быть субъектом, взыскующих твёрдой власти и патерналистского государства (чтоб было, как при Брежневе). Элита не сталкивается с сообществом граждан.
Российская элита поставила государство на службу собственным интересам. А население стадиально не доросло до государства. Оно его не любит, не понимает, не умеет использовать технологии государства в своих интересах. Между тем существует непреложный закон природы – тот, кто продвинулся по лестнице эволюции, обретает конкурентные преимущества относительно отставших и извлекает из своего стадиального лидерства ренту.
Гоминиды стали человеком, а остальные обезьяны остались обезьянами. Поэтому гурманы в некоторых странах Востока лакомятся обезьяньими мозгами, а не наоборот. Мне не симпатична эта кулинарная традиция, но я понимаю её закономерность. Так что забудем о плохих боярах. Бояре – единственно возможные при таком народе. Если, не меняя качественных характеристик общества, уничтожить эту элиту – следующая будет точно такая же.
Повторяю, элита – парадоксальное зеркало общества, его оборотная сторона. Герцоги, рыцари, князья церкви в раннесредневековой Европе часто были хищниками почище нашей элиты. Однако здесь подданные пошли по пути превращения в гражданина. Они освоили те же механизмы преследования своих интересов, что и властная элита. Люди объединялись в общины, сословные корпорации. Союзы городов, цехи ремесленников, университеты стали силой, формирующей лицо государства. Граждане восставали, судились со своими владетелями в имперских судах, получали самоуправление, добивались общенационального представительства и т.д.
В результате правящая элита была поставлена в разумные рамки; в обществе сложился баланс сил, в котором элита – лишь один из игроков, вынужденный учитывать интересы других. Наконец, произошла трансформация сознания всего общества, в том числе и элиты, которая прониклась социально ориентированными, общенациональными ценностями и научилась преследовать собственные интересы, не ущемляя интересов общества.
Историческая эволюция на Руси шла совсем иными путями, отсюда и результат. Прошедшие выборы непреложно показали: бо,льшая часть пришедших на избирательные участки проголосовала за партию власти, то есть за эту элиту и её обслугу. Такая у нас, знаете ли, Россия и другой пока не просматривается.
Соловей видит в государстве силу, призванную «ограничивать корыстные и групповые интересы». Это – химера из арсенала веры в «доброго царя». Государство тогда начнёт ограничивать своекорыстные интересы, когда его принудит к этому гражданское общество, и такая эволюция будет означать самоликвидацию нынешней элиты.
Подчеркнём, без формирования гражданского общества эта задача в принципе не решаема. Ни русский бунт, ни верхушечный переворот не помогут. Традиционалисты, которые скидывают одну зажравшуюся элиту и передают власть очередным демагогам, ничего не меняют. Ситуацию может изменить только превращение населения в граждан и постоянное, ежедневное бытие бюрократического аппарата под присмотром общества. Это прекрасно понимает элита, которая последовательно громит ростки гражданского общества и натравливает на них традиционалистскую массу.
Особого внимания заслуживает идея нашего оппонента относительно того, что современная российская элита «в высших эшелонах которой стремительно размывается социальный инстинкт»… «не вполне относится к человеческому роду». Автор оценивает своё открытие как экстравагантную научную гипотезу. Гипотеза действительно экстравагантна, но к науке отношения не имеет. Оснащение текста специальной терминологией (лимбический мозг, неокортекс) и апелляции к именам достойных учёных не делают идеологический текст наукой. Развёрнутый анализ выходит за рамки газетной статьи. Скажем только, что тезис об антропологическом единстве человечества относится к фундаментальным общенаучным принципам. Теоретические построения, отказывавшие некоторым другим в статусе человека по расовым, национальным, классовым и другим основаниям, возникают как минимум с XIX века. И всякий раз это очень плохо заканчивается.
Заметим, у г-на Соловья есть предшественник среди идеологов отечественного терроризма. Русский максималист Иван Павлов (брошюра «Очистка человечества» – М., 1907) развивал теорию, согласно которой человечество делится на этические расы. Эксплуататоры и угнетатели передают «злобу, жестокость, жадность и ненасытность» по наследству. А потому для спасения человечества раса «морально разложившихся звероподобных дегенератов» должна быть уничтожена. Как видим, за спиной нашего оппонента стоит целая традиция, с чем мы его и поздравляем.
Нынешняя российская элита родилась в атомизированном постсоветском обществе. Родилась из рядовых советских людей, из среды которых её выделяли честолюбие, напор, удачливость, компетентность, готовность учиться всему тому, что позволяет приумножить и сохранить капитал, слабая обременённость христианскими добродетелями и низкая этическая озабоченность. Выскочив «наверх», она оказалась в пространстве, лишённом любых ограничителей – институциональных, политических, правовых. В мире, где корпорации «новых людей» не противостояло ни одной организованной силы. Понятно, что у людей «полетели пробки» и заработал мощный отрицательный отбор.
Дальнейшая эволюция данного социального слоя была абсолютно естественной, ибо такова природа человека. Тем, кто сомневается в этом, стоит внимательно прочитать Гоббса, Локка, Гуго Гроция. Проблема человеческой природы относится к сфере вечных религиозно-философских вопросов. А потому убеждать в чём-либо полагающих, что человек устроен согласно положениям Нагорной проповеди или «Морального кодекса строителя коммунизма», не представляется возможным. Заметим только: история человечества настолько не подтверждает этих постулатов, что для согласования своих убеждений и практики «идеалистам» подобного толка приходится изобретать вычёркиваемых из рода человеческого «звероподобных дегенератов».
Позитивная эволюция элиты начнётся в тот момент, когда на месте маргинализованного традиционного субъекта элита увидит гражданина. В отличие от несчастного российского обывателя гражданин знает, что это не «их», а «его» государство. Он не уповает на доброго царя, а отстаивает свои интересы постоянно, ежедневно и ежечасно. Гражданин: 1) осознал, в чём состоят его интересы; 2) объединился с носителями сходных интересов в общественные или политические структуры; 3) освоил механизмы отстаивания своих интересов в рамках легальных общественных, политических, юридических процедур.
Гражданин задушил в себе раба и не испытывает административного восторга при созерцании носителей власти. Гражданин держит местное начальство под постоянным присмотром и не даёт ему ни малейшего шанса на самоуправство. Гражданин разбирается в правовых и нормативных актах, регулирующих его жизнь и сферу его интересов, лучше, чем в своём автомобиле. При первой необходимости подаёт в суд. Требует отставки судьи, выносящего неправосудные решения. Организованно выходит на улицы, если попираются его законные права.
И не надо мне рассказывать о произволе власти и бессилии маленького человека. Маленький человек потому и бессилен, что маленький, а гражданин может всё. ОМОН лихо разгоняет пятьсот человек и совершенно по-иному ведёт себя перед лицом пятидесяти тысяч граждан. Гражданин не расшаркивается перед статусной обслугой элиты, а отказывает ей в рукопожатии. Гражданин не позволяет лишать себя независимых СМИ, не читает «глянец» и не потребляет унижающую человеческое достоинство жвачку, которую впихивает ему элита.
Вы скажете – где ж таких взять? Забудем о политиках, политика – вещь субъективная. Имена же известных общественных деятелей – учёных, журналистов, писателей, врачей, артистов – может назвать каждый мало-мальски осведомлённый человек. А назвав, задать себе два вопроса: каков общественный престиж и моральный авторитет всех этих людей среди широкой массы населения? И в какой мере каждый из нас соответствует тем моральным стандартам и идеалам гражданственности, которые демонстрируют эти люди?..
, доктор философских наук, профессор РГГУ, культуролог