Владимир ТЕПЛЯКОВ
Перемены
Начинается всё хорошо.
Начиняется тоже неплохо.
И не то чтобы поезд ушёл,
А цвета поменяла эпоха.
Облетает с плакучих листва,
С облаков – вертолёты Ми-8.
Невозможные прежде слова
Мы с высоких трибун произносим.
Возвращаясь на круги своя,
Горе горькое ходит по кругу.
Заклинают судьбу сыновья,
В ахиллесову прячась кольчугу.
И любой неожиданный жест,
Невзирая на время и место,
Вызывает скорее протест,
Чем желанье ответного жеста.
Начинается всё хорошо…
Но ручьями становятся реки,
И однажды испытанный шок
Очень долго живёт в человеке.
Всполохи
О, этот миг меж первой и второй,
Когда ещё внимательны и пылки!
Но пир уже, как водится, горой:
Теряют равновесие бутылки,
Уже слова не лепятся к словам,
И трогательно тянет
к недотрогам…
Когда ж по уготованным углам,
Убого обустроенным берлогам
Нас гулкие развозят поезда, –
Не верится, что карта будет бита,
И не смутит ни падшая звезда,
Ни мчащаяся в небе Маргарита.
Провидец
О Русь! забудь былую славу:
Орёл двуглавый сокрушён,
И жёлтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамён.
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть…
И третий Рим лежит во прахе,
А уж четвёртому не быть.
Владимир Соловьёв, 1894 г.
С горьких строк,
предрекавших паденье,
Отряхнём поэтический прах:
Третий Рим в золотом облаченье
На семи восседает холмах.
Времена, что меняли столицу,
И цвета непреклонных знамён, –
Миновали. Двуглавую птицу
Не страшит желтоглазый дракон…
Но поэт ошибиться не волен,
Прозревая неблизкую даль:
Не от слёз ли прогноз пересолен
И полна поволоки печаль?
Не бывать ни четвёртому Риму,
Ни четвёртой войне мировой:
Сотворивших бессрочную зиму
Поприветствует ангел с трубой…
Третий Рим он увидел во прахе
И глаголом навзрыд громыхнул…
Различим и в нечаянном страхе
Отдалённый пророческий гул.
Тёзки
Ни в чём не похожи:
Один, большей частью, сажал,
А самых отъявленных
Ставил, как правило, к стенке.
Другой – дуновение сердца
На музыку клал.
И тоже сажал,
Но не в камеру, а на коленки.
Сближает людей даже ненависть,
Даже бревно,
Носимое вместе
с товарищем неугомонным…
Ничто. Ни на йоту.
Лишь имя носили одно.
«Железным» прослывший
И – марш подаривший влюблённым.
Издёвка небес
Или замысел их приглушён?
На звёздах Кремля
И крестах – одинаковый иней…
И трудно понять,
Что сближает, помимо имён,
Крестившего Русь
И поправшего эти святыни.
* * *
Не то добро, что учит, под хмельком,
Умению прищёлкнуть каблуком,
Любые невоздержанные речи
Лампадным усмиряя говорком.
Не то добро, что служит маяком,
Рифмованно грохочет кулаком.
Озябшие укутывает плечи
И делится нажитым холодком.
Добро, не притворяясь двойником,
Особым не кичась воротником,
Слезливым не подмаргивая оком,
Не щурясь. Не злорадствуя тайком,
Даёт тебе в дорогу ненароком
Питательную мысль. Сухим пайком.
* * *
Грешим в тиши,
чтоб каяться прилюдно,
Псалмы поём, а доброе убили.
Не отличаем небыли от были.
Однажды вспыхнув,
тлеем беспробудно.
Но Суд небесный
облапошить трудно.
И как тут ни чихай
от звёздной пыли,
Он каждому назначит: или – или, –
Играть с огнём или ходить на судно.
Печать судьбы
на мордах и на лицах.
Величественны примы и пантеры, –
Они в родстве
не очень-то далёком…
Плотину прорывает ненароком, –
И женщина, презревшая манеры,
И впрямь неотличима
от волчицы.
Напутствие
Не жалей, не зови и не плачь,
Не маячь. И не бойся, не бойся!
Время – лекарь, оно и палач, –
Не щадит, хоть слезами умойся.
Собирай не гнильцу, а пыльцу.
Будь шмелём, коль рождён не пчелою.
Если лавры тебе не к лицу,
Обходи пьедестал стороною.
С мертвецами не пей и не ешь,
Ибо выдох зависим от вдоха.
А свою распрекрасную плешь
Прикрывай колпаком скомороха.
Движение
Говорить не умею красиво:
Тяжело подбираю слова.
Вот и в жизни всё больше курсива –
Вслед за ней поспеваю едва.
Поутихли игривые ночи.
Потянулись негромкие дни.
И со временем стали короче
Описанья мышиной возни.
Но от первых рулад и поныне
Подбираю слова, как друзей,
Чтобы голос, звучащий в пустыне,
Был не г л а с в о п и ю щ е г о в ней.
Мудрецом я, как видно, не стану.
И со злом не активно борюсь…
Но почти притерпелся к обману,
Да и правды уже не боюсь.
МОСКВА