Возглавляемое генеральным директором Екатериной Паламарчук московское издательство «ЖУК» продолжает разрабатывать золотую жилу, выпуская любимую народом сатирическую литературу. Как и во всяком творческом деле, случаются тут и промахи (например, книгу А. Ломачинского «Академия родная» можно было с чистой совестью прямо из типографии везти на помойку). Однако успешные издания с лихвой перекрывают досадные огрехи, а выпущенный «ЖУКом» сборник Алексея Бонди «Заседание о смехе» является таким шедевром жанра, подобно которому не было давным-давно и неизвестно ещё, когда будет.
Имя Алексея Михайловича БОНДИ (кстати, родного брата знаменитого пушкиниста Сергея Михайловича) известно как автора современного текста водевиля «Лев Гурыч Синичкин» и основного сочинителя сценария образцовского спектакля «Необыкновенный концерт». Помимо этого, им написаны сотни интермедий и скетчей, пьесы и либретто оперетт, рассказы. Многие рассказы, в частности публикуемая «Женитьба Гоголя», написаны от лица некоего Александра Яковлевича Гусакова. Этот персонаж сродни зощенковскому Назару Ильичу Синебрюхову – мещанин с претензиями на интеллигентность. Поэтому все стилистические и грамматические ошибки в тексте сделаны автором умышленно – для характеристики степени его образованности.
Этот рассказ является результат одной моей хорошо знакомой дамочки, которая мне дала по контрамарке билет в театр.
Вообще, контромарки есть вредное достижение, но хотя бывает, что она приносит пользу. Если кто не видал какую пьесу, – то по контромарке её очень хорошо видать, но, особенно, если поближе сесть. Тогда даже зачастую бывает видно, как артисты играют свои роли.
Вот этот случай я и хочу описать.
В 20-х числах ноября месяца 1927 года текущего столетия я имел ту заднюю мысль, что надо мне развести примус и напиться чаю. Но, как вдруг моя дверь раскрылась – и я увидел одну свою хорошо знакомую особу. То есть эта особа лично мне не была знакома, но читатели, все которые прочитают этот рассказ, в самом конце только догадаются, что она стала мне очень хорошо знакома.
Как эта дамочка вошла, то я сейчас примус погасил, и ставлю ей вопрос ребром: что я не имею честь её знать. Тогда она вынула из-под мышки свои принадлежности и достала из них вид на жительство. Документы были не просроченные и я поэтому сразу прочёл, что она есть ни кто иной, как «предъявительница сего».
Эта черта мне очень в ней понравилась и я стал читать дальше.
Конечно, может быть, Лев Толстой, который, за последнее время очень прославился своим столетием, он, конечно, из этого рассказа мог бы вывести целый роман. И я, если приналечь, мог бы вывести, пожалуй, длинный роман, но это я считаю лишним, во-первых, что теперь у нас бумажный кризис, а кроме того, во-первых читателям некогда читать. Если читатель служащий – ему надо идти на службу, а если кто из безработных читателей возьмётся читать, – то ему тоже надо идти на Биржу Труда. Так что длинный роман писать, это будет один прогул для читателей. Поэтому каждый писатель, который мало-мальски понимающий, или хотя бы с головой – то он должен писать покороче, чтобы не задерживать читателей.
Я на чём остановился? Что эта предъявительница показала свои документы? Пожалуйста. Продолжаю писать дальше. И я с тех документов узнал, что её зовут Эмилия Орестовна Сольц и что она является католичкой. Этому я значения не приписал, т.к. наше Советское правительство уже доказало, что с католичек тоже попадаются симпатичные барышни и что ихняя религия им особого вреда не приносит. Так оно и вышло в последствии.
Что я до сих пор написал – это всё лишнее – и это пускай читатель не читает, хотя лучше – пускай прочитает, а то дальше не так понятно будет. Но главное в этом рассказе начинается только сейчас.
Глава первая
Ровно через месяц одна моя хорошо знакомая католичка Э.О. Сольц, которой муж был бывший поляк, но при этом сделался счетоводом, – то эта католичка мне принесла контромарку в театр. Там показывали полностью всю Женитьбу Гоголя, как она была в действительности. Я самого Гоголя хорошо знаю, правда лично его не видал, но на памятнике его хорошо с ним ознакомился; потом картину его видал в кино «Мёртвые души». В этой картине настолько была комичная игра артистов, что я очень хотел посмотреть женитьбу такого всё-таки выдающегося писателя. Тем более, я сам к этому времени собирался жениться на одной католичке, Э.О. Сольц, с которой я уже две недели жил и в то же время имел физическую близость. Хотя кроме этого она была замужем за одним поляком, но большую роль это для неё не играло. Развод с мужем, как известно, стоил около трёх рублей, – и эти деньги у ней давно были скоплены.
Вот мы и пошли смотреть Женитьбу Гоголя. Места у нас оказались удобные – на балконе и в первом ряду, – поэтому вся женитьба была видна очень подробно. Но результат оказался обратный.
Как занавес открыли – и первое действие прошло – я сразу увидел, что Гоголю не жениться. Уж очень он тянет с этим делом. Так оно и случилось. Я в общем не волновался, но моя знакомая католичка очень волновалась что он тянет, тем более ей хотелось посмотреть самый факт, как он будет жениться. Она даже пересела вниз на свободное место и бинокль взяла на прокат. А я остался сверху смотреть. Но и второй акт прошёл – и опять ничего. Я уже думал, может быть, я сверху не заметил, как он женился. Но католичка всё время смотрела в бинокль – и говорит, что никакой женитьбы на сцене не было.
Но вдруг настал третий акт. И здесь я уже и сам поверил, что сейчас покажут женитьбу Гоголя, потому что всё уж было у них решено – и вот-вот должно случиться. И когда Гоголь остался один на сцене, тем более невеста его пошла переодеваться – я посмотрел вниз – и вижу моя знакомая католичка мне махает рукой и кричит: «Шурка, сейчас будет показано!» Но в это время Гоголь выпрыгнул в окошко – и женитьба у них опять не вышло.
И этот случай повернул всю мою жизнь на несколько оборотов вбок. Мне стало очень обидно за Гоголя, что такой писатель не смог жениться, и что зачем морочат у нас публику и контромарки выдают на свободные места, когда никакой женитьбы нет. Это меня очень расстроило, и мне стала противна моя католичка, Эм. Ор. Сольц – и я с ней больше близость не имел. Хотя она развелась за три рубля с своим поляком – но я после этой Женитьбы Гоголя её и видеть не хочу.
Так мне обидно за русскую литературу.