У каждого человека в этом бренном мире есть какая-то своя особенность, «пунктик», отличающий его от всех остальных. У Александра Ивановича таким «пунктиком» была женофобия, а если выразиться точней – женоненавистничество.
Недаром самой употребляемой им фразой являлась:
– Все бабы – дуры!
Когда ему пытались возразить, указать на исключения из правил, то Александр Иванович с некоторым раздражением добавлял категорично:
– Абсолютно все, без каких-либо исключений!
Если оппонент попадался упёртый, то у героя нашего рассказа имелось два аргумента: религиозный и научный. Причём Александр Иванович не слишком заботился об убедительности и особой достоверности своих доказательств, они были для него аксиомой.
Религиозный аргумент укладывался в две фразы:
– Как известно из Библии, Бог создал Еву из ребра Адама. Как вы думаете, может ли получиться что-нибудь путное из кривого ребра?
Научная аргументация была развёрнутой:
– Учёные доказали, что у мужчин более развито левое полушарие, отвечающее за логику и рациональное мышление. У женщин – правое полушарие (эмоции). Вот почему в коллективах, которыми руководят бабы, царят крики и ор начальницы, интриги, приближение к себе фавориток, сталкивание сотрудников.
А, вы о писательницах? Опять же – правое полушарие (сантименты, слёзы, сопли, неразделённая любовь). Читать невозможно. А для стихов вообще ума не надо.
Всё это звучало приговором для слабого пола, почти как у немцев «дотолерантного» периода: дети, кухня, церковь.
В чём таилась причина такого твёрдого убеждения, никому не было известно, кроме самого Александра Ивановича, разумеется, но оно давало пищу для самых разнообразных толкований, а посудачить о чужих делах у нас любят чрезмерно очень многие.
Одни говорили о возможной душевной юношеской травме, полученной Сашей от интеллигентной во всех отношениях барышни, хотя никто и никогда его ни с одной девушкой не видел. Другие, более недоброжелательные, намекали на скрытую гомосексуальность, но это является абсурдом чистой воды; утаить такой факт в нашем маленьком городе просто невозможно. Третьи предполагали импотенцию, а как это проверишь? Внешне Александр Иванович в свои шестьдесят выглядел хорошо: крепкий, кряжистый, мускулистый. Не курил, выпивал крайне редко и мало. Одевался просто, был крайне чистоплотен.
Сам он никогда не занимался высокоинтеллектуальным трудом. В молодости – космической картографией (сугубо техническая работа), существовал такой филиал от центра в нашем городе. Когда лавочку закрыли, вёл кружок фотографии в Доме пионеров за мизерную оплату; любил возиться с детьми и учить их чему-то полезному. Когда и эту лавочку закрыли вместе с упразднением страны, перебивался случайными заработками. Будучи рукастым, мог починить электрическую проводку, врезать дверной замок, колонку газовую промыть. Так что на хлеб ему хватало.
Будучи набожным, не пропускал ни одной значительной церковной службы, был знаком с одним из священников, с которым много времени проводил в теологических беседах.
Из мирских увлечений, хобби, как сейчас принято говорить, у Александра Ивановича можно было выделить четыре.
Он был большой книгочей и собиратель. Его комната представляла собой узенький проход, вдоль стен которой от пола до потолка стопками громоздились книги и подшивки старых журналов: «Техника – молодёжи», «Вокруг света», «Знание – сила», «Советское фото» и тому подобное.
Оставалось лишь небольшое пространство у окна, где размещались спартанская кровать и небольшой стол, уставленный фотопринадлежностями. А под столом лежало альпинистское оборудование.
Некоторые знакомые говорили:
– Саня! Вот преставишься, и гроб негде будет поставить.
Александр Иванович отвечал:
– Выбрасывать жалко. В некоторых журналах очень интересные публикации есть.
Хотя подшивки, расположенные ближе к полу, судя по слою пыли, не поднимались лет десять – пятнадцать, не менее.
Этот книжно-журнальный архив, как ни прискорбно, ожидали мусорные баки и свалка в отдалённом или не очень будущем; надо быть реалистами.
Второе – фотография. В юности у Саши был хороший учитель, но он и сам при съёмке интуитивно выбирал правильный ракурс, удачную композицию кадра, а при портретной съёмке удивительно точно работал с подсветкой. На фотографиях просматривались характер и внутренняя суть человека. Александр Иванович нигде не выставлялся, не печатался в газетах, сам процесс изготовления фотографии доставлял ему удовольствие.
Третье – альпинизм, которым он смолоду занимался для тела и души. Большие пики не покорял из-за отсутствия денег и спонсоров, но многие горы Северного Кавказа излазал вдоль и поперёк. На некоторых турбазах у Александра Ивановича имелись добрые приятели из инструкторов, и те показывали ему интересные маршруты. Одному из них он как-то признался:
– Когда я взбираюсь в одиночестве на вершину, то чувствую, что Бог где-то рядом.
Но самым увлекательным для Александра Ивановича было изучение своей родословной. Не имея в многочисленном роду представителей голубых кровей, он тем не менее досконально знал родословную до третьего-четвёртого колена, и там находились неординарные, любопытные люди:
– Прабабка Поля по материнской линии была известной травницей, много народу на ноги поставила. Оставила после себя восемь детей и дожила почти до ста лет. А дед Филлип по отцу – отличился в Первую империалистическую. Один удержал позицию, покрошив из максима полтора взвода австрияков, за что и получил «Георгия». С фронта вернулся инвалидом на костылях, без ноги, отсечённой по пах. Но инвалидность уберегла его в Гражданскую, когда надо было выбирать между белыми и красными.
Александру Ивановичу было известно, кто подвергся репрессиям, кто и где воевал в Отечественную, где покоится их прах, куда разлетелись дети. Благородное увлечение, всем бы нам так знать свои корни.
Но существовала одна закавыка: городским родственницам (а кроме Саши в роду остались только пожилые женщины) он раз по десять, если не более, рассказывал о «гинекологическом» древе, подробно, обстоятельно и подолгу. И эти бесконечные рассказы стали вызывать отторжение и неприятие.
Как-то на очередных поминках к Александру Ивановичу подсадили незнакомую ему родственницу из другого города, креативную девушку лет сорока, актрису провинциального театра. Её, правда, предупредили, что последует в ближайшие два часа поминального обеда. И сметливая лицедейка блестяще сыграла уготованную для неё роль.
Не отрываясь от выпивки и закусок, она с неподдельным интересом внимала своему соседу, периодически черкая что-то карандашиком в блокноте и восклицая искренне: «Ах, как познавательно и интересно!», чем расположила к себе Александра Ивановича.
Когда трапеза закончилась и пришла пора прощаться, новоиспечённая родственница с чувством произнесла:
– Александр Иванович! Вы не представляете, как я рада, что мы познакомились! Вы такой молодец! Позвольте ваш номер телефона. Когда у меня появится окно, я предварительно позвоню и приеду, а вы наговорите всё на диктофон. У меня есть друг, который художественно оформит текст. Надо обязательно издать книгу, пусть маленьким тиражом, для родственников. О спонсоре не беспокойтесь.
Слегка обескураженный Александр Иванович после расставания только пробормотал:
– Удивительно! Сколько лет живу, а первый раз встречаю умную женщину!
P.S. Обещанный телефонный звонок Александр Иванович так и не получил.