Одному из лучших лирических белорусских поэтов Леониду Голубовичу исполняется 60 лет. Сенсационно для многих из нас прозвучало его давнее признание о том, что он отказался писать стихи. Мало кто поверил этому. Но Леонид Михайлович действительно перестал радовать поклонников своего таланта новыми стихами. Зато в еженедельнике «Літаратура і мастацтва», где он работает, стал самым популярным и профессионально значимым критиком, литературоведом. Его рецензии и обзоры, при разном отношении к ним, никого не оставляют равнодушным. Уверен: это потому, что и в них он остаётся поэтом. В том же убеждают и его миниатюрные эссе, которые публикуются под шутливым названием «Заметки из левого кармана».
Родился Леонид Голубович в 1950 году в деревне Воронино Клецкого района Минской области. Окончил Высшие литературные курсы в Москве. Автор сборников поэзии «Таинство огня», «Исповедь бессонной души», «Таинство исповеди», «Заложник темноты» и других.
Живёт в Минске.
Одиночество
Живу не без добрых надежд.
В окно мне синичка стучится...
Впустить? Но отбросила свет
И скрылась из взгляда синичка...
Приятно почувствовать всё ж,
Что кто-то нуждается в этом:
Оставить весь птичий галдёж,
В окно постучаться с приветом.
За хлеб вдруг спасибо сказать
От птиц, что зимою убоги...
Бог создал их, – мне ли не знать? –
Чтоб не были мы одиноки...
***
Андрею Федоренко
Славяне милые, мы все – единокровки.
Со свойской крапинкой,
как божии коровки,
Ползём по доле одного листа,
Как по ладони своего Христа...
И вот до края доползли как будто
Господней милости...
Осталось, хоть и трудно,
Раскрылить дух,
утихомирить плоть?
Уже ладонь сжимает...
сжал Господь...
***
Оттуда, где теперь живу,
туда, где буду,
топтать зелёную траву
земному люду...
А там, где я не буду жить,
под той травою
червяк личинкою лежит,
голодный мною...
Но грач склюёт его... И пусть
Подохнет, знаю...
Жизнь впрямь смертельная на вкус,
а смерть – живая.
В пустой подрамник мир ловлю
я как художник...
А небо тянет землю всю
в простор свой звёздный.
Лёд
... прозрачно – чисто – и холодно...
Припрятаны все следы.
Нерукотворное создано,
Как лёд, из текучей воды...
Выскальзывает привычно он,
Смывает с ладоней пот, –
Стекает водой обычною
Нерукотворный лёд...
***
Миколе Метлицкому
И я, и ты в единый час сойдёмся,
Отринем тело от своей души.
Сегодня ж мы и плачем, и смеёмся
В столичном шуме и в лесной глуши.
День праздничный спасает
от заботы,
Насущное – лекарство от нуды.
Я не спрошу тебя: скажи мне,
кто ты?
Кто я? – меня не спросишь, знаю, ты.
Знакомые: у нас одна Отчизна.
Счастливые: и речь у нас одна.
Одна для слёз и радостей причина.
Одна перед несбывшимся вина.
Два посвящения
Любови А - вой
1
Я с Вами распрощался,
Но Вас я не забыл.
Чем дальше отдалялся,
Тем больше Вас любил.
Простите, что с годами
Во снах и наяву
Живу, хоть и не с Вами,
Но Вами я живу.
Что снова я владею
Всем тем, что мог забыть...
Без жалости умею
Свободно Вас любить.
Года не остудили –
Что памятью терплю:
Вы всё ж меня любили.
... А я – чудак – люблю.
2
На уфимском ночном вокзале
В полумраке шершавых стен
Светом две души обрастали, –
Светом так обрастает тень.
Как гуляется нам на воле.
Пустотелым и молодым?
Все мечты –
лишь в приволжском поле,
Словно тот паровозный дым.
Наша память – на том полустанке,
В том вагоне, что не увёз
Тело, взгляд твой... И до остатка
Дней, что катятся под откос...
Будет в памяти отзываться
Всё прожитое в дне одном:
На мгновенье – мгновенье счастья...
И до смерти – мольба о нём.
***
Умереть? Мы все умрём –
В срок или до срока.
Жизни и моей паром –
К берегу далёко.
Тот канат всё тяжелей
Телом всем своим я
И тяну... Стал ближе к ней –
К пристани бессилья.
Невозможно отдохнуть
Посреди теченья,
Надо вытянуть свой путь
К месту назначенья.
Надо как-нибудь сейчас
Вдруг себе присниться
В месте том, в шутливый час
Своего отплытья.
Надо разум убедить
Хоть и прошлой верой...
И тянуть канат, и – плыть,
Приближать свой берег.
***
Кого я светом озарил?
Кого согрел на белом свете?
Гори, душа моя, гори,
Твори высокое бессмертье!
Здесь – на меже зелёных нив
И синевы, что вековечна, –
Весь мир меня заполонил
Своим течением приречным.
Здесь эпохальные ветра
Свой след оставили причинный,
Оттаивает во дворах
Кровавый, потный дух Отчизны...
И мой сочувствующий взгляд –
На предвечернем горизонте,
Где потемневшая земля
Чуть-чуть, но держится за солнце.
***
Есть два неведенья, у них мне
и учиться
Счастливым быть, –
и может, потому
Не знал я дня,
в котором мне родиться,
В какую ночь – не знаю я – умру.
Есть два неведенья,
с которыми смирился,
В их промежутках пламенно горю:
Я всё-таки однажды смог родиться,
И всё-таки однажды я умру.
Поэтому и радость, и невзгоды
Воспринимаю, как бесценный дар.
Я чувствую, что я дитя природы,
Что ею жребий мне нелёгкий дан.
Но что мой жребий, что его угрозы
Пред множеством для всех
для нас угроз,
Ведь собственной беды
и счастья слёзы –
Лишь капля в море среди моря слёз...
Вот и сегодня встал я рано-рано,
Лишь сны мои закончились во мне.
Смотрю в окно: там солнечно
иль хмарно,
Счастливо иль бедово на земле?
Осенняя бессонница
Какие предолгие ночи!
Какие короткие дни!
Бессонные тёмные очи
Не знают своей глубины.
И вновь беспощадная дума,
Вновь мрачный, тревожащий час.
И ветви извечного дуба
Скрипят, будто нервам кричат.
Луна то возникнет, то сгинет...
И морось нахлынет волной...
А чувства и мысли благие
Навеки уснут под душой.
Всё близкое станет далёким,
И даль вдруг подступит на миг...
И вечности чуткие вздохи
Затихнут у окон моих.
А крону извечного дуба
Здесь ветры тревожные гнут...
И вновь беспощадная дума –
И легче почить, чем уснуть.
***
Ночная тёмная стена.
И ветер воет за стеною.
И дума давняя одна
Мне не даёт всю ночь покоя.
– Так в чём ты, вечная мне боль?
Так в чём же ты, моё желанье?
– В том, чтобы жертвовать собой.
– А для чего?
– Для познаванья.
– Чего хотелось бы тебе
Быстрей постичь на белом свете?
– Сначала бы себя – в себе.
Потом – стихию, волю, ветер...
– Чего ж хотелось бы, скажи,
Не знать пожизненно такого?
– Осиротелости души
И онеменья слова...
Перевод