Книга необычной прозы «Термитник. Роман в штрихах» Лидии Григорьевой (издательство «Алетейя», 2020), поэта, эссеиста, прозаика, фотохудожника, вошла в длинные списки (лонглисты) сразу двух престижных литературных премий: «Ясная Поляна» и Международная премия им. Фазиля Искандера.
По первой части «Термитника» (он состоит из множества коротких сюжетов) в Москве и Лондоне с успехом прошёл арт-спектакль режиссера и актрисы Ольги Калашниковой «Конфуций, выйди из класса», на книжной ярмарке в Манеже состоялась презентация самой книги, а на страницах «Литературной газеты» были опубликованы фрагменты из «Термитника» и рецензия.
О новой романной оптике – «проза в штрихах», о причинах и осознанной необходимости уплотнения прозаических текстов Лидию Григорьеву расспросила наш корреспондент Ирина Тосунян.
– Лидия, как всем нам хорошо известно, термитник – это надземная часть жилища термитов, многоярусный сложный и причудливый лабиринт. Строится он по какому-то странному алгоритму, где нет ни планов, ни чертежей. Понятно, что в случае создания термитника писательского такое спонтанное построение едва ли возможно. Тогда что это у тебя? Как и откуда возникло?
– В твоем вопросе уже содержится ответ. Да, многоярусное, сложное построение книги шло без чертежей, но это не отменяло интуитивного планирования. Впрочем, довольно трудно объяснимого на сознательном уровне. Но честно сказать, на меня давно давил изнутри огромный пласт накопившихся житейских историй, самого разного калибра. И задача была сделать из этого литературу на самом коротком отрезке из всех возможных. Вплоть до одной строки, вобравшей в себя целую жизнь персонажа. Короткая форма в прозе или же в поэзии – это сжатый воздух под большим давлением. Если он не вызовет ответную эмоцию, не взволнует тебя, не заставит задуматься о самом сокровенном, значит ты написал это напрасно.
– Мы привыкли, что в прозе авторская (писательская) мысль, как правило, требует более или менее длительного литературного оформления, требует объёма, длины и пространственной глубины. В противном случае превращается в афоризм или философское высказывание. Но в нашу эпоху время является особой роскошью. И в этом смысле твои тексты лаконичны и современны. Многие идеи, высказываемые в рассказах-миниатюрах, тянут на полноценный «рассказ-повесть-роман в штрихах», сюжет их предельно сжат, но оставлено предостаточно места для штрихов, наметок, а между «штрихами» – объём для воображения... Эта глубинная лаконичность в прозе «следствие» твоего поэтического дара?
– Определение «проза поэта» мне всегда казалось несколько уничижительным. Дескать, «не может сапоги тачать пирожник». И тому было много подтверждений. Витиеватая вязь, манерность, велеречивость и невнятность в выражении мыслей, присущи иным «попыткам прозы», на мой взгляд, порой даже Борису Пастернаку или Белле Ахмадуллиной, поэтам безусловно великим, без оговорок. Но в то же время мы с детства впитали родниковую чистоту и безупречную прозрачность прозаического слога поэтических гениев – Пушкина и Лермонтова. Значит можно пристроить сапожную мастерскую к кондитерской без особых производственных потерь! Эти гении русского слова и мысли – истинная основа всякого творческого начинания. Русской литературе несказанно повезло с историческими литературными образцами для...подражания. В смысле развития идей и возможностей создания новых жанров.
Умение работать с подтекстами, оставляя многое «за кадром», одно из свойств поэзии. И этот «инструмент» всегда пригодится поэту-кондитеру в новой сапожной, то есть, прозаической мастерской. Это верная догадка.
– Вот, давай-ка, про «основы творческого начинания»... Тебе ведь не привыкать изобретать. Ты уже благополучный создатель синтетического жанра «фото и кино поэзия». А вот как бы ты обозначила жанр придуманных тобой термитных потоков цикла ? «Роман в штрихах»? Я уже слышала и несколько других определений «со стороны», например: микроповести.
– Лично для себя я обозначила это как «штрихи», сродни штрихам на эскизах художника, которые все вместе, тем не менее, составляют целостную картину, то есть большой и цельный роман...в штрихах. Для опытного читательского уха это не случайное созвучие порой слышится, как «роман в стихах», верно?
– Ну, да. Созвучно тому же Пастернаку: «Не спи, не спи, художник,/Не предавайся сну./Ты – вечности заложник/У времени в плену.
– На мой взгляд в искусстве ничего нельзя выдумать на пустом месте. Абсолютно все произрастает из чего-то уже бывшего. Чистовик есть только у Господа Бога. Короткая форма в русской прозе сейчас, как принято говорить, в тренде. И это нормально для людей, давно живущих в центре тайфуна, образованного информационными потоками. Если хочешь преуспеть, постарайся всё успеть! Такая информационная гонка касается многих видов и жанров искусства. Комиксы на тему «Анны Карениной» и «Войны и мира» ещё не самый забавный пример. Яркая попытка превратить слона в мышь. А вот короткие абсурдистские тексты Хармса более яркий и позитивный пример. Есть чему поучиться.
– И ещё – «термиты»...
– Да, ещё для меня эти короткие тексты просто «термиты». А что! Маленькие, но умные существа, хорошие архитекторы. А в тексте на малом пространстве строительные (словесные, словарные, смысловые) недоделки не скроешь! Тут нужна хорошая подгонка слова к слову, чтоб ни сучка, ни задоринки, как говорится. И желательно без единого гвоздя. Знаешь, термиты в природе строят сложнейшие башни-небоскрёбы, скрепляя песчинки и соринки собственной слюной. Это нечто сродни авторскому замыслу, игре воображения, соединения невидимого с реальностью, так мне кажется.
– И из этого всего вытекает, что твой термитный лабиринт, головоломный и запутанный, только на первый взгляд прост и легкочитаем. На деле же и двух-трёх «читок» будет недостаточно, чтобы полностью проникнуться и про-думаться. Значит, вот откуда вариативность твоих концовок, которую ты как бы ненавязчиво предлагаешь читателю, мол, ты – соучастник, и теперь твой выход! Классное решение. А как часто твоя история не сама приходит к своему концу, а исключительно волей автора?
– В коротком тексте важно каждое слово. Очень важна первая фраза и неожиданный финал, который иногда становится сюрпризом для меня самой. И это не «куда кривая выведет», нет. Но авторская воля тут уже не так важна. Важнее логика развития судьбы, характера персонажа, или события, с которого текст начинался. Много раз я пыталась навязать этому крохотному тексту свое понимание развития событий. И мой «термит» начинал буксовать, герой или героиня, типа, протестовать. И текст уходил в черновики при обоюдном неудовольствии. И если я к нему возвращалась, то уже не настаивала на своём видении событий, а «отпускала удила» и сама удивлялась тому, что получилось.
– Ты строишь уже второй «Термитник». И во втором, новом, если судить по публикациям в толстых журналах, тексты стали словно бы объёмнее. От прежних трёх-пяти строк или пары абзацев «Термитник New» разросся до одной или полутора страниц. Так задумывала или «термитам» самим простор потребовался?
– Это называется «вошла во вкус» (шучу). Просто, если строишь другой «человейник»-небоскрёб, то это не обязательно башни-близнецы! Я с самого начала предполагала, что выйду за рамки абсолютного минимализма. Ведь почти у всех моих персонажей есть реальные прототипы. Жизнь намного богаче любого литературного вымысла. И мне не приходится ничего выдумывать: почти все события в «термитах» реальны. Но, как принято говорить, все совпадения – случайны! И, боюсь, что мне не уложиться в рамки 120 текстов, намеченных для второго Термитника, подобно первому. Планирую построить и Термитник-3. Если Бог даст, конечно же.
– Твои тексты, как лучами солнца, пронизаны иронией – как правило, доброй, иногда не очень. Но никогда не назидательной. А лучи освещают, очищают...Читая их, я всегда помню стихотворение Левитанского: «Мне нравится иронический человек./И взгляд его, иронический, из-под век./И черточка эта тоненькая у рта – /иронии отличительная черта./Мне нравится иронический человек./Он, в сущности, – героический человек./Мне нравится иронический его взгляд/на вещи, которые вас, извините, злят»...
– Левитанский мой любимый поэт и даже в некотором смысле, учитель. Он некогда одобрил стихи юной студентки и напутствовал меня словами: «Вы можете продолжать это странное занятие». Такое не забудешь. И вот занятия мои становятся всё более странными. А ирония была свойственна мне и раньше. Особенно в четверостишиях или романе в стихах «Круг общения». Любимый литературный приём самым естественном образом вошёл в тексты Термитника и помог смягчить некоторые трагические и, прямо скажем, порой жутковатые события, описанные там.
– Знаешь, я внимательно слежу за жизнью и развитием твоего «Термитника», и его «жутковатых событий» тоже. Пишется он элегантно, спору нет, даже рискну употребить слово «стильно», хотя кто-то и решит, что оно здесь смотрится чужеродно. Я говорю о текстовой материи из многослойных метафор и контрастных переживаний, твоих (сейчас речь не о героях). О модернизме, оборачивающемся феноменом живого мышления в процесса живого творения. И – свежестью, казалось бы, «не свежей темы», радостной горестью от неожиданного ее прочтения. Мучительный ведь процесс, должно быть? И еще: есть запретные темы?
– В одном интернет-магазине товароведы определили суть книги «Термитник», как истории из жизни. И мне не показалось это упрощением. Наоборот. Именно истории из жизни не имеют ни конца, ни края. Именно в этом безразмерном, по сути, жанре не может быть запретных тем. Сами по себе истории из жизни – не литература. И нужна большая концентрация, некое внутреннее сосредоточение, чтобы ввести огромный пласт накопившейся за жизнь информации в сюжетные рамки. Это и правда можно сравнить с поэтическим вдохновением, ярким и коротким, как вспышка. Так что многолетний поэтический опыт со всей очевидностью сыграл свою роль в моем стремлении продолжать строить литературные Термитники, скрепляя их «слюной» своего воображения и создавая эти многосерийные тексты, краткие, как телеклипы.
– По первой книге в Москве уже поставлен моноспектакль «Конфуций, выйди из класса!». По второй – театральная читка в ZOOM-пространстве. Театральные подмостки для твоих творений – это твоё?
– Нет, для меня это полная неожиданность. И поскольку арт-феерии «Конфуций...» сопутствовал успех, даже «ЛГ» писала о спектакле в Лондоне, то я отношусь к этим фактам с интересом и, мягко говоря, не скромными ожиданиями.
Беседу вела Ирина Тосунян