Игорь Волгин.
Толковый словарь.
– М.: Время, 2019.
– 336 с. – (Серия: Поэтическая библиотека). – 1000 экз.
Портрет самого Игоря Волгина – это ведь образ клёна из первого стихотворения в новой его книге:
…и утешенье в одном:
молча, угрюмо, упорно
клён зеленел под окном.
Чтобы твою ли, мою ли
Жизнь осенять на заре –
в мае, июне, июле,
в августе и сентябре.
Для меня и моих однокашников, всех, кому довелось побывать на волгинских семинарах в Литинституте и в студии «Луч», автор «Толкового словаря» – это властитель времени, вечно творящий его и осеняющий тех, кто находится в начале пути.
Игорь Волгин любит повторять, что поэзия не прощает измен – даже с Достоевским. Правда, в его случае «измена» обернулась настоящим писательским подвигом – созданием великолепного историко-биографического эпоса, без которого ныне невозможно представить «образ Достоевского». Но вот лет 7–8 назад у мастера словно открылось второе поэтическое дыхание. И тут нельзя не согласиться с Евгением Евтушенко: «Я заждался стихов, которые были бы так блистательно созданы…»
Стихи Игоря Волгина узнаются сразу – по многим безошибочным, сугубо личностным приметам. Прежде всего это внутренняя интонация – сдержанная, мужественная, нередко самоироничная – неповторимая, как ДНК. И – жестокая, когда речь заходит о пароксизмах современного массового сознания:
И Бог мычит, как корова,
и рукописи горят.
…В начале было не Слово,
а клип и видеоряд.
О, дивный мир этот тварный,
пою тебя и хулю,
хотя мой запас словарный
давно стремится к нулю.
Но именно «словарный запас» – ценнейшее достояние поэта, который органично сочетает несочетаемое – лексику, как бы мы сказали, старорежимную, благородную, позапрошловековую, бесповоротно литературную, с одной стороны, а с другой – современный сленг, просторечие, молодёжный жаргон, насмешку, сарказм, тотальную гиперболу. Волгин – мастер стихотворно-усмешливого тона, которым он может повествовать об очень серьёзных вещах. Его умение на контрасте «заземлить» тему даёт поразительный эффект.
Человеком ныне будь и присно –
сапиенсом, если повезёт.
Может быть, любезная отчизна
от тебя лишь этого и ждёт.
И она, ценя твой подвиг ратный,
двинет по дороге столбовой.
И простит мне стих
нетолерантный,
запоздалый, злобный, лобовой.
То есть, если повезёт, будь, по возможности, не просто человеком, а человеком разумным. Таким, какой необходим «любезной отчизне».
Стихи второго пришествия поэта Волгина обладают необъяснимой харизмой. Это не только «тайна звука», это мудрость шестидесятника, доверившего свой жизненного опыт десятнику третьего тысячелетия. Рифмы Волгина – это отдельный разговор. В них проявляется весь его поэтический характер. Очевидно, по рифмам вообще можно судить о «качестве» стихотворца. Так вот, Игорь Леонидович в высшей степени изобретателен (хотя отнюдь не пренебрегает рифмой «самой обыкновенной»). Ну, что за чудо:
…где каждому рай дан
и каждый велик?)
О Шуберт! О Гайдн!
О Глинка! О Григ!
…………
…Хоть мир и греховен,
но всё нипочём,
коль в теме Бетховен
с Петром Ильичом…
(«Этюд»)
Игорю Волгину есть о чём говорить с разными адресатами: с ровесниками, с писателями, с любимыми женщинами, с детьми. Особенно – с молодым поколением: «И младое, незнакомое хохотало мне вослед». Это концовка сильнейшего стихотворения «Выйдя к залу многоглазому…»
Что им фатеры и муттеры
И в груди чадящий угль,
Если есть у них компьютеры:
Жаждешь истины? Погугль!
Глубокая горечь рождается от «легкодоступности» этой самой истины. Поэтому не в бровь, а в глаз: «…Затевается лёгкий романец // там, где надо платить головой…».
Современен ли Игорь Волгин? Скажу так: в его поэзии узнают себя не только его современники. И через много лет о нашем времени можно будет судить по этим стихам:
Нам растолкуют,
что твой Пуаро,
просто и прытко,
как проносила,
спускаясь в метро,
бомбу шахидка.
И генерал, что страну известил
об инциденте,
не утаит, сколько весил тротил
в эквиваленте.
…Милая, выруби этот дурдом.
Дуй за заначкой.
Или ещё перечти перед сном
«Даму с собачкой».
На примере самого Волгина мы видим, как должно истинному интеллигенту, не предавая идеалов свободы, относиться к своей стране. Вообще, зная Игоря Леонидовича очень давно, я думаю, что главное в его жизни – это внутренняя свобода. Он, в общем, неконфликтный и мягкий в общении человек, думаю, будет в случае чего до конца отстаивать свою жизненную (и эстетическую!) позицию, своё право на свободу слова, ограниченную лишь рамками нравственности.
Волгин никогда не позволит себе уничижительно отозваться о России или о народе, этого в принципе в нём нет и не может быть. В этом и проявляются честь и достоинство русского писателя. В этом, кстати, ещё и секрет любви читателя к Волгину, истинного доверия к его поэзии. Наша память о той стране, в которой мы жили, совпадает. Но так, как Волгину в стихотворении «Восходит красная луна…», вряд ли дано кому-то выразить это расставание:
Прости нам этот сон и бред,
что мы, лишённые прописки,
не поглядели даже вслед:
ты уходила по-английски.
Твой путь и светел, и кровав.
И, словно древние этруски,
Ты канешь в вечности – не дав
Хотя б отпеть тебя по-русски.
И вновь возникает диалог с Пушкиным – в стихотворении «Рождённый в любезной отчизне…». И если это не волгинский «Памятник», то по крайней мере бюст, поскольку автор (точнее, лирический герой) в общем-то лишён амбиций: он, дитя своего времени, меньше всего мечтающий о посмертной славе.
Гнушаясь таковскою мордой,
шли мимо: не вяжущий лык
и внук славянина прегордый,
и, знамо, тунгус и калмык…
И словно бы в миг озаренья
я понял, что дело труба –
что крепко травою забвенья
ко мне зарастает тропа.
Можно, казалось бы, заподозрить автора в кокетстве и начать убеждать его самого в его незаменимой роли в русской литературе. Но всё дело в том, что большой поэт никогда не пишет только о себе, даже когда выступает от первого лица. И здесь Волгин говорит о современном поэте в современной России. Это диагноз времени: поэт остаётся не услышанным своим народом. И обезличенное, не вполне понятно к кому обращённое (скорее всего, к женщине), «хоть ты да вспомянешь меня?..» – лишь констатация этого печального факта.
За недостатком места я касаюсь здесь только первой части книги – лирики последнего времени. «Толковый словарь», включающий в себя стихи разных лет, как целостное поэтическое явление заслуживает отдельного разговора.
Но мне особо хотелось бы сказать об одном совсем недавнем стихотворении «Зимняя вишня» – о кемеровском пожаре, унёсшем жизнь десятков детей. Это гражданский поступок. Это пощёчина виновным. И встряска для всего читающего мира. Так жёстко, пожалуй, поэт, писавший эти строки кровью сердца, никогда не говорил с миром.
Благословен,
кто прижаться горазд
к смертному лону.
Ибо за каждого родина даст
по миллиону.
Быть ей, наверно, всегда на плаву
(спорт, оборонка),
втайне свою посыпая главу
пеплом ребёнка.
Замечательна любовная лирика Игоря Волгина, где «дышит почва и судьба» и поэтическая ткань становится прозрачной, переделкинской, пастельной. И попытка разговора с Богом, а потом размышления о «творчестве и чудотворстве»:
Был ли ты счастлив по жизни? Всё это цветочки –
ибо ничто не сравнится
с явлением строчки,
лишь бы явилась,
а там хоть трава не расти –
можно на лютне играть
иль народы пасти.
Обо всём здесь не скажешь, поскольку большая поэзия таит в себе миры, в которых умещаются другие миры и смыслы в смыслах, как матрёшки. Можно только сделать «Толковый словарь» настольной книгой и, словно коллекционер, каждый вечер класть перед собой, открывать и упиваться обладанием. Ибо этот «словарь» действительно «толковый», в том народном смысле, какой мы больше всего и любим – не дидактически разъясняющий нам жизнь, а явленный с толком, то есть с мудростью и пользой для нас и наших сердец.
Мария Ватутина