В Институт мировой литературы им. А.М.Горького пришло интересное письмо из Стокгольма от известного слависта, автора биографии Маяковского «Ставка – жизнь», члена редколлегии академического собрания произведений В.В.Маяковского в 20 томах Бенгта Янгфельдта. Он по приглашению шведского телевидения участвовал в беседе с поэтом и прозаиком Томом Мальмквистом. Речь шла о влиянии Маяковского в Швеции и, в частности, о воздействии его стихов на Мальмквиста, который начал свою карьеру хоккеистом.
Произнесите «Вячеслав Фетисов, Алексей Касатонов, Владимир Крутов, Игорь Ларионов, Сергей Макаров» – и интересующиеся хоккеем шведы тут же поймут, о чем вы. «Красная машина», как называли там пятерку, доминировала в мировом хоккее десять лет (Sportbibeln, Швеция). Вместе они впервые сыграли на Чемпионате мира в Швеции в 1981 году и тут же победили. СССР взял золото, а по пути к этому достижению успел разгромить шведские «Трекрунур» со счетом 13:1! Прошло почти 40 лет, но многие все еще помнят эту команду мечты. Вот почему так волнует небольшой этюд на эту тему, написанный Мальмквистом по просьбе Янгфельдта, и короткая справка о нем, сделанная последним: «Родился в 1978 году Поэт. В 2015 году дебютировал как прозаик автобиографической книгой «В каждый момент мы еще живы», где рассказывает о том, как его подруга во время беременности заболела лейкемией и умерла через неделю после рождения дочери. Через месяц умер его отец от рака. Книга стала переведена на 20 языков. Когда она вышла в США «Нью-Йорк Таймс» включил ее в список «100 самых примечательных романов 2018 года».
В.Н.Терехина, доктор филологических наук
Было время, когда сборная СССР по хоккею была лучшей в мире. Я сам принадлежал к шведской молодежной элите. Я восхищался «супер-пятеркой», в которую вошли Владимир Крутов, Игорь Ларионов, Сергей Макаров, Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов. Одетые в красный цвет огня, они разрезали льды коньками, звучащими и блестящими, как удары молнии. Даже когда, вопреки доброму совету моего тренера, я бросил хоккей в возрасте шестнадцати лет и начал увлекаться курением и интеллектуальными девушками, «супер-пятерка» осталась в моих мыслях. Я знал так же мало об искусстве и литературе, как девушки о хоккее. Они говорили «Пруст». Я отвечал: «Касатонов». Они говорили: «Страница три, четвертая строка». Я отвечал: «три-ноль после трех периодов». Я выигрывал случайный смех, но ни разу не завоевал их сердец. В их глазах, по понятным причинам, я все еще был хоккеистом. В то же время мои старые хоккейные друзья считали меня предателем, лопухом, чудаком. Мне казалось, что я живу между двумя мирами. Как призрак, я двигался в жизни незаметно.
По вечерам я начал читать книги, рекомендованные мне интеллектуальными девушками. Главным образом, шведских поэтов, таких как Карин Бойе, Густав Фрёдинг и Томас Транстрёмер. Поэзия затрагивала меня подобно фигурному катанию по телевидению, волновала меня. Тонко и впечатляющее. Но на мой взгляд не хватало быстроты и чего-то в темпераменте. В конце концов, я был привычен к лошадиным силам хоккея в виде бедренных мышц, быстрых бросков, силовых приёмов, крови, пота и рева. Об этом я рассказывал интеллектуальным девушкам. Им моя критика шведских поэтов казалась несправедливой, и они считали, что я не понимаю поэзию.
Обязана ли поэзия быть лишь маленькой тенью розы? Я искал чего-то еще. Казалось, что поэзия не способна выразить те бурные чувства, которые я испытывал. Я стал мириться с тем, что не понимаю ни поэзии, ни интеллектуальных девушек. Но однажды, прогуляв школу, я бесцельно бродил по улицам Стокгольма, и вдруг мне пришлось прятаться от внезапного дождя. Я забежал в антикварный магазин, и чтобы меня не вытурили оттуда, притворился, что хочу купить книгу. Но у меня не было денег. Полка с поэзией ломилась от разных изданий. Хозяин посматривал на меня, а дождь все барабанил по витрине. Я снимал одну книгу за другой, смотрел на обложку, перелистывал и ставил обратно на полку. Одна обложка обратила на себя внимание, и я задержался на ней. Черно-белая картинка изображала мужское лицо, совсем не похожее на тех поэтов, которых я знал из школы, или на тех, которых мне советовали читать интеллектуальные девушки. Этот поэт был похож на хулигана на штрафной скамье хоккейной площадки. Взгляд сфокусирован, сдержан, но яро тоскует по чему-то за пределами рисунка.
Может быть, он хотел отомстить за обиду? Поэта звали Владимир Маяковский, и стихи были переведены с русского на шведский. Я начал перелистывать, затем я прочитал... Бах! Бах!
Этот человек писал о любви так же сильно, как огромный защитник «супер-пятерки» Касатонов бросал шайбу в ворота и применял силовые приемы. Удар молний. Рев. Пот. Кровь. Быстрота. Быстрые обороты. Бах! Бах! В то же время, в стихах чувствовалась уязвимость, как будто они написаны после большой потери, но и не без жажды реванша. Все вместе взятое рифмовалось с моей жизнью хоккеиста и человека, несчастно влюбленного в интеллектуальных девушек. Я рылся в карманах, ища деньги: мне просто необходимо было иметь эту книгу! И за две кроны я принес стихи Маяковского домой. Они изменили мою жизнь.
Спустя годы я дебютировал со своими собственными стихами в одном из крупнейших издательств Швеции. Они были о хоккее.
С тех пор я живу литературным творчеством. Стихи о хоккее, да и вся моя писательская жизнь, никогда бы не осуществились, если бы Маяковский не показал мне путь к поэтическому миру, настолько свободному, что бросок в верхний угол ворот может быть более поэтичным, чем тень розы.
Несколько лет назад я натолкнулся на одну из интеллектуальных девушек, в которую был влюблен подростком. Она держала в руках мой сборник стихов о хоккее. Я улыбнулся ей, но она не узнала меня. Наверное, она никогда меня не замечала. Но я помню, что когда она сказала «Пруст», я ответил «Касатонов». Теперь я знаю, что должен был ответить: «Маяковский!»
Том МАЛЬМКВИСТ
Перевод со шведского Бенгта Янгфельдта