В Государственном литературном музее в рамках выставки «Федор Достоевский. Сильные впечатления» состоялся спектакль «Кроткая».
Сюжет постановки, подготовленной творческим объединением «Комната 4», прост по своей бытийной «раскадровке», но сложен своим метафизическим содержанием, многоуровневыми смысловыми переплетениями, психологической напряженностью, неровностью и сбивчивостью повествования. И Закладчик, и Кроткая лишены имен, так как их образы типичны, и более того – архетипичны. Литературный план небольшого по объему рассказа колоссален – то там, то тут мелькают реминисценции из произведений русской и зарубежной художественной литературы, таких как: «Ромео и Джульетта», «Отелло» У.Шекспира, «Страдания юного Вертера» и «Фауст» И.В.Гете, «Шагреневая кожа» и «Гобсек» О.Бальзака, «Последний день приговоренного к смертной казни» и «Отверженные» В.Гюго; «Выстрел» и «Капитанская дочка» А.С.Пушкина, «Маскарад» М.Ю.Лермонтова, драма «Джакобо Санназар» Н.В.Кукольника и т. д.
Сам Достоевский назвал свой рассказ «фантастическим» из-за формы повествования. Оно ведется от первого лица в исповедальных интонациях, герой рассказывает свою историю от начала до конца, пытаясь уяснить для себя, что произошло, собрать «мысли в точку». А произошло следующее: несколько часов назад его жена выбросилась из окна, а герой беседует сам с собой, стараясь осознать роковое событие, понять его причины и сообразить, как ему дальше жить. Авторский голос не слышен, он как бы подсушивает этот страдальческий монолог, выступая стенографом, сглаживающим языковые шероховатости этого ничем не сдерживаемого потока сознания.
И вот ростовщик, только что потерявший жену, в комнате, соседней с той, где стоит ее гроб, стремится вывести себя из мрака отчаяния рассуждением вслух. Фабулу его воспоминаний можно обрисовать следующим образом.
Закладчик, обиженный на весь мир из-за ударов злодейки-судьбы, из-за не принявшего его общества, берет в жены совсем юную девушку, нищую, лишенную возможности благородного существования. Ей некуда деваться, и из двух зол (сватался к ней и пятидесятилетний паук-лавочник, «усахаривший» уже двух предыдущих жен, торговался с ее тетками, которые хотели повыгоднее продать девушку, являвшуюся для них только «лишним ртом») она выбирает меньшее – Закладчика, который честно обрисовывает свое скромное положение и многого не обещает, но вроде как с благородными намерениями и готовый обеспечить ее самым необходимым. Но горькое прошлое новоиспеченного мужа не дает ему покоя, ему нужно воспитать в девушке по специально выработанной «системе» безусловную любовь.
Болезненное самолюбие героя, его мнительность, ожесточенность, мстительность привела к печальному исходу – вначале герой не принял зарождающейся любви Кроткой, пресекая на корню всяческое выражение чувств, а в конце – она, высушенная его молчанием, загубленная его загадочной ледяной сдержанностью, не смогла принять вдруг прорвавшегося горячего потока любви от прозревшего в один миг Закладчика. Слишком поздно.
Сломленная, побежденная, Кроткая хотела лишь того, чтобы все осталось, как есть: пусть они живут под одной крышей – он своей жизнью, она своей, почти никак и ничем не соприкасаясь. Но вдруг в муже просыпается неожиданная страсть, с которой ни ему, ни ей не совладать. И, чтобы не предать свою душу, Кроткая вверяется Провидению и совершает самоубийство. Она уповает на милосердие Бога, ей «стало нельзя жить», и она смиренно, зажав в руках образ Богородицы, возвращает дар жизни Небесам.
Символично изобразила это драматическое столкновение двух судеб команда актеров из творческого объединения «Комната 4». Роль Кроткой исполняла Мария Беккер, образ Закладчика воплотил в жизнь Александр Сибирцев, в роли служанки Лукерьи предстала Татьяна Сомова.
В одном из выставочных залов ГЛМ развернулась история переплетения двух жизней, столкновения двух характеров – Закладчика с «подпольным» сознанием и мстительной, озлобленной, желчной душой и Кроткой с клокочущим внутренним миром и нежным, желающим любить сердцем, которое надорвал сухой язвительностью и мертвым молчанием муж. И в этой аскетичной обстановке, лишь штрихами намеченном жизненном пространстве – многообразие смыслов, художественно воплощающихся в символических находках режиссера Даниила Романова, в «намекающих» действиях актеров.
Реквизита практически нет, нет и других персонажей, упоминающихся в рассказе – Ефимовича, теток, лавочника... О них рассказывает Закладчик, порой пародируя чью-то речь, порой выражая свое отношение интонацией и мимикой. Вообще «живет» на сцене только Закладчик, актеры же, исполняющие роли Кроткой и Лукерьи скорее «иллюстрируют» его мысли-образы, оживляют его воспоминания. Пока речь не заходит непосредственно о Кроткой, она витает неслышным призраком где-то на задворках сознания Закладчика, но вот он вспоминает первые встречи, и Кроткая вскакивает с места и с нервной улыбкой-молнией восстает в его памяти, как живая, просит принять вещи под заклад, загорается, когда слышит из уст Закладчика знакомую цитату из гетевского «Фауста», силясь припомнить, где же она ее слышала, вспыхивает благородным румянцем гнева от колких замечаний ростовщика.
Образ Богородицы, фигурирующий в рассказе, на сцене появляется не предметом, а «вырастает» угольным изображением на стене. Оно не претендует на художественное совершенство и исключительность, но становится мощным символом смирения и кротости перед решающим трагическим шагом героини. Огромные печальные глаза эскизного образа, кажется, вобрали в себя трагедию неслучившейся любви и непрожитой жизни. Кроткая рисует Богородицу углем на стене, пока Закладчик проговаривает взятый из памяти эпизод про тот день, когда девушка приходила закладывать дорогой ее сердцу образок.
Исповедальная форма монолога героя рассказа, который обращается к невидимым судьям, к воображаемым слушателем, перерастает в настоящую исповедь героя перед зрителями, вовлеченными в действие в качестве того самого жестокого и несправедливого общества, которое в свое время отвергло его и, по мнению Закладчика, всецело виновато в том, что с ним случилось. Актер смело интонирует, то повышая голос, бросая обвинения залу, то «затухая», углубляясь в детали воспоминаний.
Еще одним ярким символом стала помада сочного красного цвета, которой Закладчик, только что ставший мужем, красит губы своей законной жене, как бы посвящая ее в супружескую жизнь... Отходит, любуется. А потом, проходя мимо супруги, как бы мимоходом стирает помаду, размазывая ее по лицу, наслаждаясь ощущением власти, возрастного и социального неравенства, возможностью воспитывать юную душу, доводить ее до нужной ему кондиции. При этом стирает он не только помаду, но и прежнюю улыбку великодушной молодости, которой все нипочем. Властным движением Закладчик-Мефистофель забирает душу Кроткой как очередную закладываемую вещь.
Несомненно, еще одним героем представленной на сцене истории можно назвать тишину, давящую, удушающую, звенящую. Тишину, порожденную долгим и томительным молчанием героя во время супружеской жизни, тишину, которую он нарушает горячей исповедью, но лишь тогда, когда уже ничего нельзя исправить.
Характер героини, Кроткой, на протяжении всего спектакля выявляется в обрывочных фразах, резких жестах, неуступчивом, гордом и дерзком топанье ножкой, кульминация ее бунта против «подпольного» бытия мужа увенчалась своеобразным протестным танцем, ритм которому задавали громкие хлопки ладоней и удары бойких стоп о пол.
Голос несчастной, в конце концов сломленной девушки явственно звучит только в самом конце спектакля. В тексте Достоевского нет этого фрагмента, в рассказе Кроткая переживает последние минуты своей жизни молча, внимательно рассматривая свою иконку, а потом смиренно выходит из окна, будто так и надо было сделать, словно в этом и было ее предназначение, ее мысли остаются неизвестны читателю. Но режиссер вложил в уста девушки слова из библейской книги «Песнь песней». Кроткая произносит несколько стихов из пятой главы, в том числе этот: «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне», – ставший лейтмотивом всего рассказа.
Финальной репликой в спектакле становится надрывный вопрос Закладчика, обращенный то ли к Провидению, то ли в разверзшуюся пустоту: «Когда ее завтра унесут – что же я буду?». И если для героини уже все решено и закончено, то у героя ещё остается возможность прижизненного нравственного обновления. Кроткая, совершая страшный грех самоубийства, искупает тем самым грех своего мужа, помогает ему прозреть, сбросить пелену с глаз, нарушить молчание, ставшее для самоубийцы испытанием, которого она не смогла вынести.
«Подпольный» человек еще может избавиться от своей ущербной психологии, он еще может переродиться, воскреснуть для лучшей жизни по заповедям христианской любви, если вновь не замкнется в чёрством молчании, из которого выход один – петля.
Дарья ЧИЖОВА