В 1819 году Иоганн Вольфганг Гете (1749-1832) издал в Штутгарте «Западно-восточный диван» – книгу во многих отношениях необычную.
Гете в том году исполнялось семьдесят лет и его знали во всех европейских странах как «великого веймарского старца», автора знаменитого «Фауста», многих романов, пьес и философских трактатов, блистательного лирического поэта, чье творчество составило целую эпоху в немецкой литературе и придало ей мировую славу. И вот «Диван» – собрание в двенадцати «книгах» стихотворений на восточные, в основном арабские и персидские, мотивы, с экзотическими сюжетами и именами, с малопонятной символикой. Одни оглавления книг могли ввергнуть тогдашнего немецкого читателя в недоумение: «Моганни-наме. Книга певца», «Хафиз-наме. Книга Хафиза», «Тефкир-наме. Книга размышлений», «Парси-наме. Книга Парса»…
Предвидя затруднения читателей, автор снабдил издание солидным приложением – «Статьи и примечания к лучшему уразумению «Западно-восточного дивана». В предисловии к «статьям и примечаниям» Гете так формулирует задачу своей книги: «Смеем надеяться, в эпоху, когда столь многие создания Востока бережно осваиваются на нашем языке, будет достойно и нам привлечь внимание к той стороне, откуда на протяжении тысячелетий доставлялось к нам так много великого, прекрасного и доброго, откуда каждодневно можно ожидать еще большего».
Исследователи творчества великого немецкого поэта и мыслителя полагают, что работе над «Западно-восточным диваном» он посвятил не менее пяти лет. Во всяком случае, в мае 1815 года Гете писал одному из своих корреспондентов: «Я давно уже занимался в тиши восточной литературой и, чтобы глубже познакомиться с нею, сочинил многое в духе Востока. Мое намерение заключается в том, чтобы непринужденным образом соединить Запад и Восток, прошлое и настоящее, персидское и немецкое, так, чтобы нравы и способы мыслить проникали друг в друга».
Обращение Гете к Востоку не было неожиданным, поскольку основания для этого были заложены и в практическом, и в теоретическом философском плане задолго до него – процесс их формирования начался еще в XVIII веке и в какой-то мере наметился даже в конце XVII века. Мировая литература и до Гете знала игру восточными масками и инкрустирование поэзии восточными мотивами – сюжетами, образами, персонажами, особенно часто орнаментом, то есть внешней атрибутикой Востока. Но заслуга Гете в том, что он придал изучению и популяризации наследия Востока системный характер, как бы привил его на древо западноевропейской литературной практики, первым сформулировав само понятие «мировая литература».
В 1827 году, опираясь на свой опыт работы над «Западно-восточным диваном», Гете дает толкование данного понятия: «То, что я именую всемирной литературой, возникает по преимуществу тогда, когда отличительные признаки одной нации будут выравнены через посредство ознакомления с другими народами и суждения о них». И далее: «Я убежден, что формируется мировая литература, и что все нации тяготеют к этому и поэтому предпримут дружеские акции». И можно согласиться с русским литературоведом И.С.Брагинским, написавшим, что «публикация в 1819 году «Западно-восточного дивана» свидетельствовала о формировании в Новое время интереснейшего в мировой культуре явления западно-восточного литературного синтеза». Согласно ученому, Гете выступает в «Западно-восточном диване» «не сторонним наблюдателем, а творческим продолжателем высших достижений восточной, и прежде всего фарсиязычной, поэтики». С этим мнением согласен и другой знаток творчества Гете, один из издателей русского перевода «Дивана» (совместно с И.С.Брагинским) А.В.Михайлов: «Очень правильно говорить о «синтезе» западного и восточного начал в гетевском «Диване», о неповторимом соположении немецкой и персидской поэзии и взаимопроникновении, слиянии их принципов».
В поле творческого внимания Гете в «Западно-восточном диване» оказались «семь основных», по характеристике немецкого исследователя И.Г.Л.Козегартена, фарсиязычных поэтов: Фирдоуси, Анвари, Низами, Руми, Саади, Хафиз, Джами, а также Унсури и Хакани. Конечно, понимание Востока и Персии, в частности, у Гете во многом обусловливалось уровнем востоковедческих «штудий» его времени. Гете, хотя и изучал арабский язык, но, естественно, не мог читать очень сложные произведения средневековой арабской и тем более персидской литературы в оригинале. Поэтому он опирался на труды своих современников-востоковедов. Из них Гете черпал фактический материал для исторической части «Западно-восточного дивана». Надо сказать, что немецкая, как и русская, востоковедные школы в то время были одними из лучших в мире.
В «Западно-восточном диване» Гете, органически соединив восточную и западную литературную традицию, высказал новаторскую по тем временам мысль о ее общечеловеческом значении, не забывая при этом, что Восток и Запад тем не менее представляют разные культурно-исторические субкультуры. В книге много лирических героев – по сути в каждом стихотворении есть свой герой. Однако главным из них является сам Восток во всем своем многообразии и переменчивости, таинственности и страстности. Как известно, восточная поэзия отличается метафорической сложностью, иносказательностью языка. Здесь самые утонченные мистические понятия выражаются чаще всего в образах плотского любовного переживания. Гете охотно заимствовал эту традицию восточных поэтов. Согласно мнению большинства исследователей, первым и основным проводником немецкого гения в познании Востока был Хафиз.
В «Диване» три образа являются основными: образ Поэта, носителя Высшей Правды, образ вечно живого, умирающего и возрождающегося поэтического Слова – «Stirb und Werde» (Умри – и возродись), образ непрестанного служения Идеалу. Первый раскрывается нам в предпоследней строфе «Хеджры», где упоминается гурия стоящая, подобно апостолу Петру, у райских ворот, допуская в рай лишь героев, отдавших свою жизнь в борьбе за веру. У Гете это не религиозное верование, а вера в Идеал, в Мечту. Те, кто был Идеалу верен, заслуживают рая. Затем образ находит продолжение в «Книге Рая». Гурия спрашивает у поэта, стучащегося в двери Рая, чем же он может доказать свою верность Высшей Правде, свое право быть в раю. Поэт отвечает:
Распахни врата пошире,
Не глумись над пришлецом.
Человеком был я в мире,
Это значит – был борцом.
Вот она, сокровенная романтика Гете – каждодневная борьба за Идеал, за Мечту! «Каждодневно – трудное служенье!» Вечное обновление, круговорот жизни и смерти:
И доколь ты не поймешь:
Смерть для жизни новой,
Хмурым гостем ты живешь
На земле суровой.
И.С.Брагинский пришел к выводу, что это произведение не искусная стилизация в духе просветительства и романтизма с их тяготением к аллегориям, в том числе в нарочито восточных одеждах, а органический синтез культуры и поэтических миров Запада и Востока, образовавших в гармоническом слиянии некое новое пространство литературы. Ученый подчеркивает, что подобный синтез характерен и для творчества других великих писателей, в частности, Пушкина.
Действительно, в «Диване» Гете сумел органически слить воедино передовые идеи Запада своего времени и «седого» Востока, сплавить формальные художественные особенности восточной и западной поэтики и создать органичный западно-восточный синтез. Гете утверждает:
Orient und Occident
Sind nicht mehr zu trennen.
(Восток и Запад
более неразделимы).
В Коране сказано: «Богу принадлежит и Восток, Богу принадлежит и Запад». Гете любил и охотно цитировал это выражение, оно и определяет общечеловеческую суть его поэтического шедевра «Западно-восточный диван», в котором во всем блеске таланта великого мастера соединились достижения двух культур – восточной и западной.
Геннадий ЛИТВИНЦЕВ