Мы задавали все те же вопросы: «Какие книги за прошедший год произвели на вас наибольшее впечатление? Что бы вы рекомендовали к прочтению и почему?» Ответы – ниже.
Катя РУБИНА, художник, прозаик, драматург:
«Я обычно читаю книги в электронном виде. Книг очень много и часто, проглядывая первые главы, далее читать не хочется. Иногда попадаются занятные, но честно сказать, не западающие в душу тексты. В 2018 году я совершенно случайно наткнулась на неизвестного мне (но, как оказалось, очень популярного в мире) автора. Его зовут Фредрик Бакман. Первая книга, которую я прочла, называется «Здесь была Бритт-Мари». Эта книга о немолодой женщине-домохозяйке внезапно лишившейся мужа и средств к существованию. Надо сказать, что удивил меня не столько банальный сюжет, сколько глубокое погружение молодого автора (1981 г. рождения) во внутренний мир пожилой женщины со всеми, как говорится деталями, ужимками и прыжками. Простое, незатейливое повествование является лишь рамой для психологических страданий главной героини. Очень понравились характеры персонажей книги. Они слегка утрированы, но весьма жизненны. И главное, что подкупило в книге, так это отношение автора ко всем своим героям. В полной беспросветности и мраке присутствует надежда если не на счастливое будущее, то хотя бы на рассеивание мрака и усиление света. Очень импонирует, что автор уделяет внимание деталям и мелочам, которые весьма обогащают текст. Я бы сказала – написано точно и цепко.
Прочитав книгу, я заинтересовалась автором и узнала, что по одному из его произведений снят фильм. А в 2018 у него вышла еще одна книга «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения».
Эта книга понравилась мне еще больше. История дружбы бабушки и внучки. Любовь и смерть. Детское восприятие старости. Много удач в этой книге. По стилистике она написана тем же языком, что и первая, но присутствие поэзии придает ей особый аромат. После прочтения нескольких глав, я столкнулась с уже знакомой по первой книге Бритт-Мари. Тут она не является главным персонажем. Действие книги происходит до постигших ее утрат и перемен в жизни. Погружаясь в мир острохарактерных персонажей второй книги очень приятно встретить там уже знакомых героев. Вспоминаются старые семейные саги и современные сериалы (в хорошем смысле этого слова).
Книги Фредрика Бакмана меня действительно порадовали. Хорошо, что не все так плохо, думала я. Хорошо, что у молодых авторов в современной литературе сохранилось тяготение к простым историям, к «маленьким старикам». Всем кто любит незатейливые, простые истории, написанные от души, рекомендую эти две книги».
Максим КРОНГАУЗ, лингвист, доктор филологических наук:
«Книг, а может быть, информации о них стало настолько больше, что я уже не могу позволить себе читать все, что кажется интересным. Но за некоторыми писателями я все-таки стараюсь следить и жду их новых книг. В 2018 году такими книгами стали роман Евгения Водолазкина «Брисбен» и сборник Андрея Волоса «Рассказы из пиалы».
2018 – это год больших потерь, время ухода от нас больших писателей. Поэтому особенно дороги их последние книги. Назову романы «Царство Агамемнона» Владимира Шарова и «Тварь размером с колесо обозрения» Владимира Данихнова. Обе эти книги непросто читаются, но тем, кто любит этих писателей, прочесть их нужно.
В целом же этот год для меня прошел под знаком антиутопий, среди которых выделю «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина и «Все, способные дышать дыхание» Линор Горалик. Этот жанр процветал и в англоязычной литературе. Имена-открытия для меня Ник Харкуэй и Дейв Хатчинсон. И раз уж речь зашла о фантастике, назову еще одно новое для меня имя – это китайский писатель Лю Цысинь».
Марина КУДИМОВА, поэт, прозаик:
«Все мои попытки одолеть современную прозу, предпринятые в минувшем году, оказались тщетными. Не пытаюсь перевалить собственные проблемы – эстетические или возрастные – на создателей этой продукции. Просто констатирую. Говорить о недочитанном, брошенном на середине, а то и в самом начале – странице этак на 3-й – не имеет смысла.
Стихов же, как всегда, было море. Прочтение стихотворения от начала до конца – в качестве члена жюри бесчисленных конкурсов или просто из интереса – не вызывает такой хронофобии, ощущения «сказки о потерянном времени», как роман. Особенно когда решительно непонятно, с какой целью, кроме попадания в очередной шорт-лист, и для кого, кроме критиков, он написан. Поговорим же о стихах, тем более что их писание сегодня практически бескорыстно и бесполезно в смысле дивидендов и так называемой «славы». Конкурсные вирши разбирать неэтично, и сам предмет разговора слишком расплывчат: у каждого соревнования свой формат и задачи. Тем паче, номинированные произведения часто закодированы слепыми номерами, эксперт, если он беспристрастен, не знает, кого читает. Но на номере, скажем, 348 создается стойкое впечатление, что это одно нескончаемое стихотворение единственного автора, на разные (не такие уж, впрочем, и разные) лады повторяющего: «Как я несчастен/на!», «Какая скверная жизнь!», «Как все достало!» и пр. в том же меланхолическом роде.
Из явленного не анонимно, из безномерного я бы выделила три книги. Все они написаны, что характерно, женщинами (и все, что по отвычке странно, в целом со знаками препинания). Тут рифленого следа феминизма искать не приходится. Гендер в словесных искусствах большого значения не имеет (исторически – даже в театре) и дополнительные нагрузки несет лишь в части родовых окончаний. Женщины давно достигли в русской поэзии того, что в прозе пока недостижимо, несмотря на нобелевские подачки, – стойкого первенства. Можно вместо «халва, халва» повторять «антихалва», искренне полагая, будто Ахматову и Цветаеву «назначили» великими. Конечно, постановление Жданова или отказ администрации чистопольской столовой в приеме на работу данной цели немало поспособствовали. Но в континууме спаривать это забавное мнение непроизводительно. Ну, значит, в кои веки правильно назначили, не промахнулись. Переходим к сути.
***
Анна Павловская. Станция Марс. М., ArtHaus media, 2018.
Так случилось, что за стихами Анны я слежу буквально с первых шагов, с той поры, когда девочка из Минска появилась в поле зрения стремительно забываемого проекта «Илья-премия». Между тем, редкий из поэтов поколения 30-40-летних, чьи имена на слуху все более «ограниченного контингента» (учитывая периферийность поэзии в существующем литпространстве), не прошел этой школы. Павловская – один из наиболее независимых от «тусовки» поэтов, идет своей дорогой, не толкаясь локтями, не слепя никого встречным светом, и в награду получает от книги к книге крепнущий оригинальный голос. Это поэзия трагическая, но не искусственно, как у большинства поэтических «страдальцев» ни о чем, а органически, в силу жизни, не слишком изобилующей радостями. В «Станции Марс» голос Анны Павловской достигает местами катарсического эффекта. Хроническая стиховая депрессия «нулевых» уходит на второй план, освобождая эмоции для новых, как выражался С. Грузенберг, «ответвлений»:
Потом ладонь моя остыла
и намагнитилась в огне,
все что я раньше не любила,
само приклеилось ко мне –
чего не вытащить клещами,
не выщипать по волоску.
Хожу, обросшая вещами,
и еле корни волоку.
***
Елена Лапшина. Сон златоглазки. М., Русский Гулливер, 2018.
На мой взгляд, название книги не точное, впрочем, так же, как у А. Павловской. Быть бы мне редактором обоих изданий, я бы предложила назвать по-иному. Но названо как названо, а редактор нынче – птица редкая. Стихи, безусловно, порождаются тайной человеческой души, но лишь отчасти снами разума. Сновидение – область визуальных искусств, в основном – кинематографа, произошедшего, что не вызывает сомнений, от поэзии, но не обладающего ее вербальными возможностями, пусть непоследовательной, но изрекаемостью, в идеале – афористической фиксацией любого состояния. Елена Лапшина удостоена серьезного дара – утешительности, награждена неким «разрешительным» симпатическим документом, согласно которому счастье жить не является для поэта чем-то зазорным, почти неприличным. Поэзия Лапшиной словно немного стесняется этой благодати, и такая милая застенчивость прикрывает смирение самоиронией и прячется за обороняющей от ужаса мира и тьмы зла спиной детства:
Где с каждой тварью Божьею на «ты»
(помимо взрослых – им родства не надо).
Когда боялась только темноты,
как юный Дант, еще не знавший ада.
***
Надежда Кондакова. Книга любви. Оренбург, Оренбургская книга, 2018.
Сия книга – из несколько другой «оперы». Это жанр избранного, итог огромного опыта, чреватого безошибочностью выбора. И обманчивая «открытость», а на самом деле неразрывная полнота названия, и мастерство составления, и совпадение иллюстративного и смыслового рядов (книга щедро снабжена бесподобными рисунками Юнны Мориц). Здесь сбывается максима: «В России надо жить долго». Здесь все выверено мигами признания, чередующегося с годами забвения. Здесь уже сама родина в помощь – книга не случайно издана в Оренбурге к юбилею поэта. И совершенно другой «общественный» темперамент, принятие на себя всей боли и юдоли Отечества, что предметом заботы младших стихотворцев после Рыжего и Дениса Новикова категорически не является.
Надежда Кондакова за десятилетия поэтической работы прошла гигантский путь от лирики к эпосу и обратно, ничем не поступившись, ни нотой не сфальшивив и придя естественным путем к тем вершинам, на которые русского поэта нацеливает и сам язык, и совокупность прочитанного, и объем пережитого. Покорение этих вершин редко завершается укреплением зыбкого флага среди снегов или камней. Творчество непредсказуемо и неведомо, в том числе и творящему, как час смерти. Русский поэт непреложно движется к молитвенному стоянию и сколь угодно условной, но глубинно нерушимой триаде: «Бог, Царь и герой». Кондакова далеко не завершила восхождение, но маршрут посредством опыта, помноженного на интуицию, проложен сообразно цели:
Семидесятые – «глухие»,
восьмидесятые – «слепые»
и девяностые – «лихие»…
А нынче на дворе – какие?
Кто назовет и вещим станет,
пока лжецарская возня
одних пьянит, других туманит.
…Но кто ж из них теперь обманет
Всё пережившую – меня?!»
Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист, обозреватель телеканала «Царьград»:
«В основном я читаю то, что называется «нонфикшен» и что связано со сферой моих интеллектуальных интересов. В том году я написал несколько больших статей о Солженицыне (см. например, Новый мир 12, 2018) и перечитал всю его публицистику и многое из художественного – сильнейшее впечатление произвели поэма «Дороженька» и рабочие главы «Октября Шестнадцатого». Большое исследование сделал о графе Уварове и в связи с ним проштудировал прекрасные монографии Марии Майофис об обществе «Арзамас» и Аркадия Минакова о русском консерватизме первой четверти XIX века.
Как кинорецензент я регулярно читал то, что было связано с выходившими фильмами, например, перелопатил Довлатова, поразившись тому, какая в сущности саморазоблачительная для советской интеллигенции книга «Ремесло».
Однако были книги, которые я читал просто чтобы читать. Некоторые из них старые, как неожиданно открывшиеся мне, как гимн былой Империи набоковские «Другие берега» (и Набоков сразу перестал казаться беспочвенным, он – как и все русские – тот, у кого украли почву, а не тот, у кого ее не было). Другим хорошо забытым старым оказался Трифонов – я его недолюбливал за пафос «аристократического старобольшевизма» в «Обмене», но вот взял старый ксерокс «Дома на набережной», читанный лет в 13 )в 1988 году) и не мог оторваться – такой восторг, да и вопрос старобольшевизма в этой повести раскрыт. Третья относительная «старость» – «Смерть Запада» Патрика Бьюкенена – во многом точная, четкая, умная, пророческая книга, особенно в частях, посвященных культурному марксизму.
Наконец новости. Настоящим потрясением стало «Неизбирательное сродство» Игоря Вишневецкого. Это удивительный сплав готического романа, хоррора и постмодернистской русской прозы, изумительное философское погружение в XIX век и исследование вампирической природы революций. Когда-то Игорь Георгиевич учил меня в школе и првил мне неплохой литературный вкус, а тут я обнаружил, что учился у – без преувеличения – гения. Слишком тонкого, чтобы наша критика это осознала.
Другой литературный прорыв – это роман Дмитрия Володихина «Смертная чаша», посвященный нашествию крымского хана на Москву и сожжению ее в 1571 году и великой победе при Молодях в 1572 году. Удивительное сочетание знаний одного главных специалистов по эпохе и искрометного писателя фантаста, умеющего нагнетать драйв и превращать книжку в кино. Наконец-то кто-то поднял знамя Дмитрия Балашова – эпического размаха пока не достает, зато точных знаний больше. Ну и изумительно красивый «славянофильский» язык.
Ну и если говорить о новых книгах в жанре научный «нонфикшен», то первое место я бы отдал книге Андрея Иванова «Дело чести», посвященной дуэльным скандалам в царских государственных думах – это яркая и драматичная картина предреволюционной политики: подлости Милюкова, гнусность Родичева про «столыпинский галстук», интриги Гучкова, хулиганства Пуришкевича, последний защитник монархии Марков-второй. От этой книги, без шуток, не оторваться.
Если книга Иванова это мастерский детектив, то книга Михаила Крома «Рождение государства» – это интеллектуальное откровение. Автор, в целом довольно либеральный историк, показал, что Московское государство 15-16 веков развивалось как нормальное европейское ранненациональное государство – представления о территории, о суверенитете, о связи общества и власти были совершенно нормальными, без вывертов в сторону мнимого отставания и варварства или мнимого евразийства. Здорово прочищает мозги тем, кто смотрит на историю России как на историю вечного исторического вывиха.
Совершенно особое место у книги Александра Жучковского «85 дней Славянска». Картина самого, пожалуй, драматичного события нашей истории в этом столетии глазами свидетелей и непосредственного участника. Даже тогда, когда книга чего-то не договаривает, она дает понять больше чем в ней написано».
Александр НЕВЕРОВ, критик, журналист:
«Среди литературных событий 2018-го года, по-моему, стоит обратить внимание на повесть Натальи Лесцовой «Изба-читальня», напечатанную в 11-м номере «Нашего современника», а потом удостоенной премии журнала за лучшую публикацию года. Эти события – знаковые для автора.
Н.Лесцова пришла в литературу в зрелом возрасте. Она окончила Оренбургскую медицинскую академию, защитила там кандидатскую диссертацию, успешно преподавала, вела исследовательскую работу, стала Лауреатом премии Губернатора Оренбургской области.
Десять лет назад Лесцова начала писать прозу. Занималась в областном Литообъединении им. В.И. Даля – одном из лучших в стране. Окончила Высшие литературные курсы при Литиституте (курс Олега Павлова). Печаталась в региональных, столичных и зарубежных изданиях. Судьбоносным для нее стало сотрудничество с «Нашим современником». И закономерным: значительная часть повестей и рассказов Лесцовой – деревенская проза – одно из ключевых направлений журнала.
Заметно, как с каждой новой публикацией Лесцовой растет ее профессионализм. Привлекает и разнообразие жизненных явлений, психологических состояний, ситуаций, о которых она пишет. Город и село, старики и подростки; лирика («Тюльпаны»), юмор (новаторский по форме рассказ «Dostoevsky.ru»), трагедия («Муха»). Такой диапазон тем и героев можно встретить в творчестве другого писателя-медика – Чехова (понимаю рискованность сравнения начинающего автора с классиком и все же…). Чеховское стоически-безыллюзорное и в то же время мудро-просветленное начало видно в том, как Лесцова пишет трагические сюжеты. Полное отсутствие у нее дидактики также напоминает об Антоне Павловиче.
Наталья Лесцова принадлежит к поколению писателей, рожденных в 70-е годы XX-го века, уже уверенно заявивших о себе. Но это – тема отдельного разговора».
Ну что же, на этом опрос мы и завершаем. Как говорят в таких случаях: комментировать – только портить. Все опрошенные нами люди высказались четко и по существу. За что им огромное спасибо.
Первую часть опроса можно почитать ЗДЕСЬ.
Вторую часть опроса можно почитать ЗДЕСЬ.