Дмитрий АРТИС
Родился в 1973 году в г. Королев Московской области. Окончил Российскую Академию Театрального искусства и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор книг: «Мандариновый сад» (2006), «Ко всему прочему» (2010), «Закрытая книга» (2013), «Детский возраст» (2014). Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Южнорусского Союза Писателей. Неоднократно публиковался в толстых журналах и альманахах. Автор «Литературной газеты» с 2010 года.
***
Целый день у тебя под балконом
простоял, как во льдах кипарис,
думал, выйдешь курить и поклоном
поприветствуешь мой героизм.
Колосилась крещенская стужа,
вдоль сугробов мела, семеня.
Пусть я буду три раза простужен,
лишь бы ты заценила меня.
Не такой уж значительный подвиг,
просто делаю все, что могу.
Приплюсуй: ананасы – на полдник,
а на ужин – мясное рагу;
если выйдешь, надев полушубок,
сигаретку сминая в зубах,
будет ночью лирический Шуберт,
а с утра беспощаднейший Бах.
То ходил, то стоял неподвижно,
то скулил, как затравленный зверь,
только за день ты так и не вышла,
потому что не куришь теперь.
***
Где березовые рощи
льют за пазуху елей,
будет мне намного проще,
потому что веселей.
Опрокину пару стопок,
выйду ночью на мороз.
Если счастлив, значит, робок,
я же – смелый, как матрос.
На ветру полощет плащик,
шапку набок подверну.
Снег повсюду настоящий –
по колено в глубину.
Раз – береза, два – береза,
третьей – даже не видать.
Темной ночью от мороза
пробирает благодать.
Мысли малость опустели,
тихой радостью богат.
Одному лежать в постели
холоднее во сто крат.
***
Но в марте снег не тот, что в декабре,
от беспокойства выглядишь добрей,
что ни наденешь, будешь не готов
сорваться в день лепить снеговиков,
на солнце щурясь, радуясь весне...
Какое солнце в марте, если снег?
Там под налетом редкой седины
гнилой соломы залежи видны,
шагнешь легко и тут же пару раз
наступишь в лужу, скрытую от глаз,
и, хоть в галошах будь, хоть без галош,
промочишь ноги, сляжешь и умрешь.
***
Живу я на улице Лунной,
то репу чешу, то живот:
пусть кажется женщина юной,
та, что со мною живет.
Пиджак нараспашку, гвоздикой
украшу петлицу вот-вот:
пусть кажется женщина дикой,
та, что со мною живет.
Глаза – пожелтевшие вишни –
стыдлив, как нашкодивший кот:
пусть кажется женщина выше,
та, что со мною живет.
Печальный, улыбчивый, синий,
стареющий день ото дня:
пусть кажется женщина сильной
и не оставит меня.
***
Хорошие люди умирают во сне,
и ты умрешь, отвернувшись к стене,
закатив глазища, как пару горошин,
потому что ты – человек хороший.
У тебя во сне аккуратно в ряд
на вратах господних фонари горят.
А в моей голове ни царя, ни бога,
я не сплю три дня – это очень много.
***
Екатерине Горбовской
Вот, если бы она подошла ко мне,
то я бы смотрел на неё в пол оборота,
но она никак не подходит ко мне
чего-то.
Вот, если бы звалась она картинно:
«Катерина Матвеевна» или «просто Катя»,
но зовут ее люди «Екатерина» —
не катит.
Вот, если бы лет ей было пять или
шесть, главное, чтобы никак не больше,
а я такой, о семи годов, подхожу к ней,
о боже...
Житие мое, бытие мое, просто Катя,
время к августу уже или ещё к сентябрю,
а я так и хожу одинокий, вокруг кровати,
ни на что не смотрю.
Не вижу личика вашего веерного,
коленок, выскользнувших из-под юбки...
Не понимает меня Катерина Матвеевна,
не любит.
***
Скажи мне, отрок, в чем я виноват,
отвечу только тем, что – невиновен.
Когда светило солнце в сорок ватт,
я был с тобой как настоящий воин.
И был покой в три дюжины свечей.
Ребенок от нечаянного брака
был свят, лишь ангел спрашивал: зачем
так плохо солнце светит над бараком.
Неважно кем я был, когда ночьми
кормил тебя, за пальчики держался,
и комары, что образы – ничьи,
к моим рукам протягивали жальца.
Тебя боялись, потому что я
был рядом, как несносная преграда.
Где начиналась осень – от ручья,
росли холмы и гроздья винограда.
Скажи мне, отрок, мальчик от меня,
что я теперь убитая опора.
И волком выл у старого плетня,
и гарцевал у пряного забора.
Теперь один, пустыня пролегла
на сотню верст, ни запаха, ни вони.
Когда отступит возраст или мгла,
поймешь, что папа – самый лучший воин.