В Цейском ущелье Северной Осетии 13 сентября завершил работу XXI фестиваль авторской песни «Цейский вальс» – один из многих российских фестивалей, но многими любимый, тёплый, уникальный окружающей его природой и высокогорьем. Будто реквиемом и одновременно гимном он открывается и закрывается песней Юрий Визбора «Цейская». Может, потому что она была у мастера последней, может потому, что «Цей» был последним земным подарком большому мастеру.
Вряд ли не побывавший здесь, в Цейском ущелье, колыбели туризма в Осетии и одном из немногих её мест, знаменитых на всю страну ещё при Советском Союзе, знает, что альплагерь «Цей» начинался в 1934 году как альплагерь "Родина" под руководством Франца-Йозефа Зауберера, в 1931 участвовавшем в первом в истории восхождении на тянь-шаньский Хан-Тенгри (7010 метров).
За 60 лет существования авторская, или бардовская, песня прошли длинный и извилистый путь. От уничижительного клейма профессиональных цехов «самодеятельная песня» до их же зависти к популярности этого незатейливого жанра. От непризнания до подражания. От минимализма интерьеров бардовских залов до знаковых телепередач нового века на канале «Культура».
Цейский фестиваль по-своему уникален. Прежде всего, цепочкой ежедневных мастер классов по сценическому поэтическому, гитарному и вокальному мастерству. Любой начинающий или «кончающий» с бардовской песней может найти в этих классах и первые пожелания большого пути и неожиданное возращение к старой, порой уже утраченной, любви.
Незавершаемым остается спор и суждения о том: что же такое бардовская российская стилистика. Она никого не копирует. Ни народную песню, ни эстрадную, ни дворовую, хотя можно найти народные отголоски и в вихоревской «Мы пойдём с тобой в лес по ягоды..» и тимофеевской «Была бы на свете большая река…»
Мы говорим здесь о специфике вокала, аккомпанемента и исполнительских манерах в бардовских произведениях. К примеру, Булат Окуджава и вовсе определял это направление, как чтение стихов под музыку. Но в чём же феномен бардовской песни. Или авторской? Или бардовской?
Суть не в названии. Мне кажется, что всё дело в энергетике, в таком подчас запретном для теории музыки и поэтики шаманско-эзотерическом её воздействии. Можно слушать песню ушами и реагировать телом и «подсвечивать» фонариком сотового телефона. Можно слушать с чувствительностью влюблённого, художника, верующего или узника, скучающего по свободе. А можно просто оставить на потом рассуждения и уходить вслед за автором в неизведанное. И реакция зала – особый тому показатель. Не танцы тела, не сентиментальность или слезливость принятия-подачи, а соединение с авторским миром, его ценностями, плачем или торжеством его души. Бардовский зал – тихий зал. Реакция зала – благодарно-душевная. Порой и аплодисменты кажутся грубыми и неуместными. Хочется помолчать, подумать, пожить в авторском мире в тишине и размышлении. Как после притчи или молебна.
И, наконец, почувствовать кожей: убог мой язык, слова мои ничтожны, а тайна – не постигаема и не передаваема, поскольку «призванье интимно, оно не для сцены, и где его мера не знает оно…»
Новые веяние в песенном творчестве, в т. ч. в бардовской песне, надвигаются на нас десятым валом. И для меня остается неразрешимым вопрос: хранить традиции прошлого или не препятствовать их метаморфозам, которые часто путают с нововведениями, развитием, эволюцией, новым словом и пр. и пр. Всё хорошо, если бы не утрачивалась душа жанра, без которой она – новодел не из лучших.
Сам фестиваль «Цейский вальс» – фестиваль небольшого формата. Это не «Грушинский» с 300 тыс. поющих и гуляющих. Это пара сотен приезжих на его высокогорье. Может в этой его камерности его спасение. Святые и отшельники бегут от суеты людской. В определённом смысле «Цейский вальс» так же уходит в горы, чтобы к этим высотам поднялись только истинные поклонники и ценители. И время его проведения – сентябрь – далеко не курортный на высоте 2000 метров. Во время его проведения бывали и дожди, и холода, и грозы – и всё это «счастье» - одновременно! Может быть, это тоже нужно пережить как испытание, которое надо пройти, поскольку за этим походом и за этими испытаниями должно лежать нечто, что чище, краше и значительнее.
И крайне не хочется его «обогащать» софестивалями сыра, вина, народных промыслов и пр. и пр. Что-то этому препятствует внутри тебя. Невероятные горы, чистый сосновый лес и музыка. Та, которая звучала у туристских костров, в горах, лесах, на чистейших реках. Все остальное кажется лишним, наносным… Здесь и именно здесь, я уверен, «прячется» неоскорбляемая часть души, имя которой – ПОЭЗИЯ!
Гала концерт фестиваля этого года, после недели дождей и довольно холодного для Осетии сентября, прошел и вовсе под туманами и мокрым, плаксивым небом. Без звёзд. Без внешнего тепла. Но со звёздами на сцене и теплом их голосов и душ.
Так что же всё-таки есть авторская песня!? Кто знает…
А мы ищем, как это уже не один год делают авторы «ЛГ» Валентин Вихорев, Владимир Шемшученко (ниже приведено его стихотворение), Инга Макарова, чьи именные камни уже заняли свои достойные места в стене почёта фестиваля наряду с именными камнями таких мастеров жанра как Юрий Визбор, Юлий Ким, Сергей Никитин, надеясь, что их поиски помогут в обретении смысла жизни тем, «другим ребятам, которые за нами пойдут»… Так сказал бы и как почти дословно сказал Юрий Визбор, создавая в этих благословенным местах свою последнюю песню…
Владимир КАМЫШЕВ
___________________________________
Альплагерь «Цей»
1.
Изгиб, излом, и нет дороги…
Нелепо, как в дурном кино!
И вспоминается о Боге –
Ему всегда не всё равно.
Ревёт мотор на грани срыва.
Чуть-чуть назад… Вперёд… Вираж…
Налево – лезвие обрыва.
Направо – зубы скалит кряж.
Потеет на спине рубашка,
Как в зной из погреба вино…
Водитель – на бровях фуражка –
Хохочет… Чёрт, ему смешно!
И на заоблачном пределе
Последних лошадиных сил,
Скрипя мостами, еле-еле
Вползает в небо старый ЗИЛ.
А вдалеке печальный демон
Несёт домой пустой мешок…
Я – наверху! Я занят делом!
И мне сегодня хорошо!
И я живу… Ломаю спички…
Курю, как будто в первый раз,
И вредной радуюсь привычке,
И пелена спадает с глаз.
Здесь солнце на сосновых лапах
Качается, как в гамаке.
Здесь можжевельниковый запах
Живёт в болтливом ручейке.
Здесь, как гигантские тюлени,
Слезятся утром ледники.
Здесь тучи тычутся в колени
И тают от тепла руки,
И, выгибая рысьи спины,
Да так, что пробирает дрожь,
Рыча, царапают вершины…
И дождь вокруг! И сам я – дождь!
2.
Когда идёшь по краю ледника –
По грани, по излому тьмы и света –
И видишь, как рождается река,
Решись на шаг и сделайся поэтом.
И – вдребезги! И вот она – бери!
Она туман, сползающий со склона,
Она артериальной крови ритм,
Она вне человечьего закона.
Она растёт из сердца валуна
Под первыми весенними лучами,
Она нежна, как полная луна,
Из-за неё моря не спят ночами.
Возьми – она прожжёт тебе ладонь
И обернётся шумом водопада.
Она тебя ужалит – только тронь!
И ты умрёшь, но умирать не надо.
Ты сможешь, ты сумеешь – делай шаг,
Один короткий шаг… Какая мука!
И заново научишься дышать
И чувствовать губами привкус звука.