Сергей Лебеденко. (не) свобода: роман. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 416 с.
Речь идет об особом типе публицистического, журналистского высказывания, облеченного в подобие художественной формы, активно культивирующегося в постболотное время. Актуальность его весьма сомнительна, скорее, мы имеем дело с жонглированием устойчивыми идеологическими штампами, складывающимися в картину мира левиафанной реальности. Они выстраивают особую сигнальную систему, в которой вязнешь, как в тине.
Романом подобный формат высказывания можно назвать только с очень большой натяжкой, разве что ориентируясь на объем. Это вовсе не живописная и живая картина, к какой мы привыкли в художественной литературе, а комикс со своими стандартами, шаблонами, ходульными и картонными персонажами.
Комикс для суеверных, мнительных и внушаемых, пища для экзальтированной публики с выхолощенной способностью критического мышления. Поэтому в подобных произведениях не стоит мучительно искать ответы на вопросы. Они не повод для диалога и коммуникации, а лишь монолог, причем предельно назидательный, где все на поверхности, как 2х2=4. Подобие пережеванной пищи для лучшего усвоения – догматическое, идеологическое послание, погружающее читателя в особую матрицу, в которой у него создается ощущение безвариативности, тотальности представленной картины мира.
Ее суть в системе манипуляций, что литературное наперсточничество, рассчитанное на штампы восприятия, сигнальную систему и некритическое мышление. Конъюнктуру. Как митрополит, жующий безе, рассуждающий о духовности с долларовым счетом за пазухой. И из подобных лобовых приемов состоит вся книга, потому что читатель не должен ошибиться и обязан сделать правильные выводы в русле развертываемого канона.
Тут тебе и судья, мечтающая о сексе в совещательной комнате в перерыве судебного заседания... И кажущийся автору близкий к гениальности образ пуговицы, оторвавшейся от мантии все того же судьи, из-за чего «мантия превратилась в уродливый шлейф» и обнажила под собой обычный тренировочный костюм. Судья, осудившая электрика из ЖЭКа, который случайно оказался на митинге, случайно попал в замес. Электрик не боец, а, значит, обреченный: у него рак и колония станет для него убийственной, но осудившей на него «было наплевать». Судья отправила его в колонию, а после у нее самой дома прошел обыск: мужу инкриминируют мошенничество, и его взяли в заложники, чтобы супруга «правильно» осудила режиссера…
Предельный догматизм проявляется уже в названии, затем в первой строчке, которая закольцовывается с финальной. Главный принцип – читатель должен быть постоянно оглушен новыми фактами, приперт к стенке новой информацией и образами, выстраивающими жестко идеологическую картину мира. У него не должно быть возможности для сомнений и вопросов. Все они моментально переводятся в формат аморального, как попытка оправдания зла или несвободы. Читателю предлагается единственный выбор: или принять все представленное в тексте-послании за абсолютную истину, или… стать подельником зла.
Собственно, таков и метод управления протестными массами, которые попадают в ловушку «или-или», тоннельного черно-белого мышления, которые никогда не выйдут за старательно очерченные флажки. Иначе – паника, ведь раскроется территория не регламентированная, территория, не упорядоченная догмами и ими не объясняемая. Сложно сочиненная.
Но литература – все-таки иное: бесконечный спектр красок и вопросы, которые и составляют ее суть. Нам же предлагается манипулятивная идеологическая конструкция. Она ориентирована на молодых, кто уже в подобной сигнальной системе вязнет, кто воспитан на Дуде и прочих необычайно протестных блогерах, ставших для них безукоризненными менторами. Их и кормят догматикой и навязывают особые идеологические настройки, чтобы шли по ним, как ведомые за ручку. В современном литпроцессе подобного с избытком, и все выдается в качестве актуального и неимоверно смелого жеста-послания. На самом же деле – конъюнктура, лишь формально относящаяся к литературе.
Андрей РУДАЛЕВ