Потери в театральном мире в этом году так велики, и печальные новости приходят так часто, что критика и публика попросту не успевают оплакивать всех ушедших кумиров. Но если уход звезд первой величины, людей медийных, все же обсуждается, то десятки театральных режиссеров и актеров, живших и работавших вне паблика, не получают даже скромных некрологов.
Так несправедливо коронавирусный год обошелся и с большим русским мимом Анатолием Ивановичем Бочаровым, чей звездный час пришелся на 1970-е годы. Бочаров умер 5 марта этого года. Его уход был таким тихим, что многие его ученики, знакомые и театралы до сих пор не знают, что актера больше нет.
Он был крайне скромным человеком (что вообще-то не очень характерно для актерского цеха). Об одаренности Бочарова говорил кто угодно: ученики, режиссеры, поклонники (а их в жизни Бочарова было немало – и каких!), но только не он сам. Может быть, потому, что мим милостью божьей не получил профессионального театрального образования, на сцену в семидесятых пришел, пройдя через несколько любительских студий пантомимы и режиссерских рук? Гедрюс Мацкявичюс, в чьем Театре пластической драмы Анатолий Бочаров в итоге и стал одной из главных звезд, с режиссерской прямотой называл свою труппу любительской, видя в этом особые возможности для экспериментов с жестом и пластикой. И все же своего любительства Бочаров, похоже, стеснялся: поэтому постоянно учился. Много читал, изучал духовные практики, интересовался восточными техниками освобождения тела, выхода за его границы и возможности.
На карте интеллектуальной Москвы 1970-х годов театры занимали особое место. Кроме «Современника» и Театра на Таганке, двух столпов творческой и диссидентской жизни Москвы, были маленькие театры, где шли самые невероятные эксперименты, а еще многочисленные студии при ведомственных и университетских Домах культуры. Партийные органы – регуляторы за творческой жизнью «любителей» следили сквозь пальцы, свои финансовые и бытовые вопросы студии решали самостоятельно. Жили бедно, по-цыгански, зато редко взаимодействовали с бюрократией. Неудивительно, что в эти тихие гавани текли свободные художники, интеллектуалы, которые нуждались не только в искусстве, но и в общении.
Театр пластической драмы начинался как студия при Доме культуры Института атомной энергии им. И.В.Курчатова, месте свободолюбивом и свободном. В любительской труппе днем все работали (тут были и инженеры, и химики, и школьные учителя, и кого только не было), а вечером начиналась пантомима. Но именно из этой труппы Мацкявичюса вышли в итоге такие известные в театральном мире люди, как режиссер-постановщик цирка «Дю Солей» Павел Брюн, режиссер и хореограф Валентин Гнеушев, режиссер Игорь Афончиков, режиссер и педагог Владимир Ананьев, педагог Юрате Микшите...
Днем Анатолий Бочаров переплетал книги. А все свободное время посвящал пантомиме – кружки, студии, занятия. Мало кто знал, что ради театра парень из Тульской области с выразительным лицом и крайне добрым, мягким характером совершил настоящий подвиг. Работа мима требует физической подготовки, Толя же родился слабым, болезненным – поэтому всю жизнь упражнял тело. Любовь к театру в его случае была поистине выстраданной.
Не поэтому ли Бочаров оказался так органичен в роли Скульптора в самом громком и легендарном спектакле Мацкявичюса «Преодоление2, о жизни и смерти Микеланджело Буонаротти? Этот спектакль буквально свел с ума московский театральный мир. Вдруг оказалось, что можно говорить о страсти, борьбе, вечных конфликтах с невероятной интенсивностью и динамикой, не говоря ни слова. Метафоры в работе Мацкявичюса множились в геометрической прогрессии. Что такое преодоление? Преображение глухого камня? Работа художника над своим внутренним миром? Его столкновение с реальностью? Борьба со злобой и ограниченностью эпохи? Конечно, театральной Москве, обожавшей спектакль, хотелось, чтобы это было еще и высказывание о политике, о бегстве из внутренней эмиграции, но образы были сложнее.
Так «Преодоление» в исполнении «любительской» труппы вошло в канон отечественной пантомимы, а маленький театр приобрел культовый статус. Мимо спектакля не смог пройти даже авторитетный официальный журнал «Театр», где в большой статье Георгия Комарова была точно подмечена суть постановки – «преображение материи в акте творчества, ваяние как образ преодоления, освобождения от оков причинности».
Актерская работа Анатолия Бочарова как раз и была таким преодолением: в широко распахнутых глазах его Скульптора – внутренняя боль, необузданная энергия, она же талант, жажда жизни и жажда справедливости. История Микеланджело, творившего вопреки происхождению, внешней среде, своему непростому характеру, была, очевидно, близка Бочарову, играл блестяще. «Почему так потрясал зрителей Скульптор в «Преодолении»? Потому что Анатолий Бочаров не изображал Микеланджело, он был им – настолько, насколько артистическим и человеческим чутьем сумел уловить сам дух этой гениальной личности», – писала много лет спустя Марина Мацкявичене, вспоминая о Театре пластической драмы.
Однозначной актерской удачей Бочарова была и роль в спектакле «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», где он играл мрачного злодея Кабальеро. У Неруды это персонаж простой и плоский, у Бочарова Кабальеро – бывший человек, переживший сильную боль и не справившийся с искушением.
Глаза актера, его лицо – лицо человека, погруженного в себя, запомнили все, кто видел в Театре пластической драмы "Балаганчик" по Блоку. Трагический образ усталого Пьеро в исполнении Бочарова мы видим на портрете Хачатряна – одного из друзей и поклонников актера.
Ролей были десятки, самых разных, но нетрудно заметить: Бочаров отлично справлялся с драматическими, сложными образами, когда требовалось без слов передать интенсивность поиска, внутреннее напряжение, стремление к высокому, к лучшей версии себя.
Позже театр Мацкявичюса распался, что было тяжелым переживанием и для него, и для труппы. Часть учеников режиссера нашла себя в цирке, которые в девяностые пережил второе рождение. Часть продолжила карьеру на театральных подмостках под руководством уже других людей.
Анатолий Бочаров был одним из немногих учеников Мацкявичюса, который сотрудничал с режиссером вплоть до его смерти в 2008 году, и сделал немало для сохранения памяти о нем. Когда в 2020 году к юбилею «Легенды о Хоакине» режиссер Владимир Ананьев решился на реконструкцию – римейк легендарного спектакля, одним из сорежиссеров был как раз Бочаров.
Человек, бесконечно влюбленный в театр и пантомиму, не сделал громкой и успешной карьеры. Но все последние годы щедро делился тем, чему когда-то учился: вел студии, мастер-классы. Маленький и очень характерный для Бочарова эпизод: в последние годы он работал... в детском саду «Школы самоопределения» имени А.Н.Тубельского, где вел «Лабораторию движения». А в итоге заразил идеей пластики, красотой внезапных превращений и детей, и взрослых. Он и сам был, по отзывам друзей, большим ребенком, добрым и бесконечно талантливым.
Сейчас, когда актера не стало, вдруг выяснилось: от пластического театра Мацкявичюса, от находок и экспериментов его главных звезд в материальном смысле осталось ничтожно мало. Фрагменты спектаклей в любительских видеозаписях, которые иногда всплывают в блогах, фотографии из домашних альбомов, обрывки воспоминаний. При этом маленький театр успел создать свой канон и мощную традицию – его эксперименты усвоили несколько десятков театров и студий в стране, а интерес к языку тела с годами лишь растет.
Тем обиднее, что уход из жизни по весне талантливого актера отечественной пантомимы остался незамеченным. Но если бы из частных закромов и архивов сейчас начали всплывать видеозаписи легендарных спектаклей Театра пластической драмы, фотоархивы и личные воспоминания, это стало бы лучшей данью памяти большому миму и человеку.
Юлия ОВСЯННИКОВА