Опять начали раздаваться реплики со стороны вполне умных и патриотичных людей, что это «спорная фигура», «все равно что памятник Сталину» и прочее.
В связи с этим еще раз подчеркиваю по этому вопросу свою позицию… Памятник Ивану Грозному абсолютно уместен в Астрахани, Свияжске, Тобольске, Архангельске. Неуместен он только в Новгороде.
Уравнивать природного богопомазанного русского государя и коммунистического узурпатора – это кощунство и криптосталинизм. Это Сталин хотел, чтобы его рассматривали как аватар Ивана Грозного, а сам царь Иван сказал бы ему: «Пошел вон, пес смердящий», и наподдал бы посохом.
Демонизация Ивана Грозного, превращение его в гиперзлодея всех времени и народов – это литье воды на мельницу татарского сепаратизма и неоордынства, и выступления против таких памятников всегда инспирируются сепаратистскими кругами.
Единственная допустимая, на мой взгляд, оценка Ивана Грозного – ценить его великие исторические достижения и осуждать его методы обращения с подданными, всегда упоминая тот факт, что он и сам себя в своем раскаянии осудил.
При исторической оценке Ивана Грозного есть две опасности.
Первая – это клеветническое распространение частных черт характера и чрезвычайных поступков этого государя на всю его эпоху и всю историю России в целом. Попытка увидеть в пытках и казнях опричнины своего рода «квинтэссенцию» русской истории и, соответственно, превратить неприятие этих жестокостей в неприятие русского исторического пути как целого, а отсюда уже недалеко до осуждения взятия Казани, присоединения Сибири, недалеко до объявления ливонских войн захватническими и агрессивными, а русской православной культуры – неизбежно порождающей деспотизм. В конечном счете это приводит к сожалению о том, что в ходе последовавшей Смуты Россия не была завоевана Польшей.
Вторая опасность – прямо противоположная первой, но, по сути, вытекающая из того же образа истории. Это попытка объявить методы Ивана Грозного образцовыми для Русского государства, мол, только так и можно с врагами, всюду измена, хочешь великой державы – пытай и вешай, по-другому в России нельзя. И вот уже деятельность православного царя превращается в апологетику кровавого террора большевистского узурпатора. По сути, это та же русофобия, только с обратным знаком. Попытка политической канонизации самых отвратительных элементов правления Грозного царя, при том, что его подлинные достижения при этом оказываются как бы второстепенными, а то и вовсе объявляются «деятельностью врагов». Как-то само собой получается, что Судебник или Казанское взятие превращаются в нечто второстепенное по сравнению с восторгом массовых казней и убийством святого митрополита.
Русской истории надлежит отвергнуть оба этих искушения. Не в пытках и казнях суть исторического движения эпохи Ивана Грозного, а в раскрытии разнообразных и разнородных творческих сил: в территориальном расширении государства, в его внутреннем устроении, в порывах творчества и духа, которым был не чужд и сам царь – публицист, историк и песнописец. Жестокости эпохи были теми срывами, которых так трудно было избежать при внезапном изменении исторического масштаба, когда жестокость казалась самым простым способом упрощения процессов и сохранения их управляемости. Именно жестокости Ивана Грозного проложили дорогу к Смуте, поставившей Россию на саму грань выживания. И апологетика аналогичных жестокостей на будущее – путь к новым катастрофам.
Жестокость не была сутью исторического процесса в эпоху Ивана Грозного. Этой сутью было созидание Великой России. Это была руда истории. Опричные зверства – не огнем (таким огнем были внешние войны и вызовы), но шлаком. И задача русской истории на будущее – повышать в нашем историческом пути процент руды и снижать процент шлака.