Ольга Витальевна ГВИНДЖИЛИЯ – учитель высшей категории, лауреат Премии Правительства РФ в области образования и Премии Правительства Москвы, имеет звание «Почетный работник образования». Ольга Витальевна преподает русский язык и литературу в начальной школе ГБОУ «Школа № 2123 имени Мигеля Эрнандеса» и внедряет в жизнь новые, инновационные модели образования в Центре семейного образования «Гусенок». Мы поговорили с Ольгой Витальевной о том, насколько сегодня изменилось время и пространство обучения, об уроках литературы как площадке для развития эмоционального интеллекта и навыков 21 века у детей, а также о роли частных школ в этом процессе.
«ТЫ НЕ МОЖЕШЬ АБСОЛЮТНО СВОБОДНО СУЩЕСТВОВАТЬ В СИСТЕМЕ»
– Ольга Витальевна, сейчас принято все сравнивать с тем, как было раньше. И, зачастую не в пользу настоящего. Можете сказать, что происходит со школой сегодня? Стало хуже или лучше?
– Я начинала работать в середине восьмидесятых годов. Школа была совсем иной. Уровень требований к учителям был высоким и спрашивали с нас многое. Мы были очень четко структурированы и понимали – что, зачем и как делать. Сейчас многое устроено принципиально иначе: и уровень обучения, и организация, и формы работы. Но я не могу сказать, что от этого стало хуже или лучше. Другое время, другие дети и родители, другие правила. В жизни все меняется. Это можно анализировать, но сложно оценивать.
– Вы помните свой первый день в школе в роли педагога?
– Когда я пришла в школу, мне было 19 лет. У меня 1-й класс, 37 человек, и все родители старше меня. А я девочка, мамина-папина дочка, которая ничего не знала, кроме учебы и книжек. И вот я прихожу в это пространство и начинаю его выстраивать. Волновалась ужасно. Страшно было сделать что-то не так. И все время нужно было постоянно контролировать себя: в речи, в поступках, в действиях. В начале профессионального пути всегда трудно. Спустя какое-то время события переосмысливаешь и многое видишь иначе. Думаешь: а можно было так, вот тут можно было вот так. Это и есть профессиональный рост.
– Кто оказал на вас наибольшее влияние на этом пути?
– В моей жизни были две судьбоносные встречи. И именно они помогли мне иначе взглянуть на мою работу. Первая – с Генриеттой Григорьевной Граник, академиком, профессором, доктором психологических наук, специалистом в области педагогической психологии, психологии речи. Это имя хорошо знакомо и тем, кто занимается психологией, и тем, кто преподает русский язык и литературу. Генриетта Григорьевна и ее соавторы первыми заговорили о том, как связаны проблемы понимания текста и обучение.
Им удалось показать, что чтение не только работа души и сердца, это работа ума, это то, что напрямую связано с высшими психическими функциями человека. Зная, как устроен процесс, мы можем его бережно, осторожно и тщательно простраивать. Тогда возникает уникальное пространство понимания текста – совершенно другого чтения, и человек, как сказал когда-то Гете, «может увидеть великое в немногом».
– В этом контексте литература становится одной из самых сложных наук для преподавания в школе?
– Дело в том, что Генриетта Григорьевна занималась не столько вопросами преподавания литературы. Она – автор уникального курса по русскому языку, курса филологии с 1 по 9 классы, где на первый план выдвигается проблема культуры и проблема понимания. Я работала в авторской группе начальной школы, и за этот курс в 2008 году мы получили премию Правительства РФ в области образования.
– Этот курс входит в перечень, рекомендованный для школ?
– Все знают, что есть такой уникальный курс. Он был включен в перечень достаточно долго…
– Но сегодня его там нет?
– К сожалению, нет. Тем не менее, все, что мы делали в этом курсе, заложено в современном стандарте. Поймите, стандарт тоже возник не на пустом месте, это результат многолетней и кропотливой работы. Стандарт создавался не только философами образования, в его разработке принимали участие и физиологи, и психологи, и учителя. И первоначальная идея стандарта заключалась в том, чтобы образование было живым, динамичным, приближенным к ребенку.
– Это какое время?
– Время перемен. В конце 90-х годов появилось много интересных идей и программ. Образование не должно быть схоластичным, мир очень здорово изменился, поэтому задачей нового стандарта стало изменение образовательной модели. Вот, например, абсолютно нетрадиционная программа по литературному чтению Татьяны Сергеевны Троицкой. Литературные тексты в ней подбирались и выстраивались таким образом, что их обсуждение на уроке и разговор о них был непрогнозируемым. Общение на уроке становилось живым, дети не сидели, «отвечая по поднятой руке полным ответом», а пытались мыслить, говорить, чувствовать, ощущать, замечать, наблюдать.
– Троицкая – это ваша вторая судьбоносная встреча?
– Да, и мы встретились с Татьяной Сергеевной при достаточно смешных обстоятельствах. Сначала долго ругались, а потом много вместе работали.
– Расскажите про эту работу.
– В то время я работала в прогимназии №1755. Это было такое очень закрытое элитарное пространство. Но не с точки зрения денег, вообще ни на секунду, а в том, как мы работали. Мы жили внутри этого творческого пространства, сочиняли, придумывали, экспериментировали. Преподавание было предметным, а все программы, включая музыку, ИЗО и ЛЕГО-технологии – авторскими, нестандартными. В какой-то момент директор прогимназии, Наталья Георгиевна Терентьева, человек увлеченный и энергичный, настояла на том, чтобы мы выбрали по литературе программу Татьяны Сергеевны Троицкой и Ольги Евгеньевны Петуховой «Литературное чтение». А от всех привычных учебников она очень здорово отличается. Как построен стандартный учебник по литературе? Классический текст и к нему вопросы. Здесь же было совершенно иное пространство, прежде всего с точки зрения выбора текстов. Это диктовало другое построение урока. Скажу честно, было очень-очень сложно. С одной стороны, привычную канву урока, где все прописано, ты не построишь. Ты должен сам уметь читать этот текст и очень живо реагировать на реплики детей, на изменение ситуации на уроке, поддерживать такую ниточку живого разговора. И если дети не видят те крючочки, за которые можно зацепиться в тексте, все равно необходимо повести их за собой.
– А если учитель сам не до конца осмысливает происходящее, куда он может повести?
– Так и было в самом начале. Когда мы только познакомились с Татьяной Сергеевной и начали осваивать материал, я, как учитель структурированный, все время ходила, пыхтела и требовала от нее ответа – ну как же это все делать методически!? Как правильно? Вот скажите мне, что должно быть первым, что вторым, что третьим? А Татьяна Сергеевна мне все время говорила: «Ольга Витальевна, ну подумайте сами, ну почитайте». А потом пространство начало потихонечку меняться. Во-первых, я училась открывать секреты текста, читать, анализировать текстовой материал в параллельном общении с Генриеттой Граник. Во-вторых, движение по курсу Татьяны Сергеевны и общение с ребятами, живые диалоги на уроках, обсуждение и создание творческих работ переломило ситуацию и мое отношение к ней. Ведь не только дети заряжаются от учителей, но и наоборот.
– Вы можете объяснить, почему этих курсов больше нет в системе государственного образования?
– Ты не можешь абсолютно свободно существовать в системе. Любая система предполагает жесткую структурированность и некий усредненный уровень. Все должно быть четко расписано.
– И нельзя опираться на харизматичных людей, в основе должны быть условные выпускники педагогического университета?
– Условные выпускники педагогического университета тоже могут быть харизматичными людьми… Смотрите, для начала должно быть принятие того материала с которым предполагается работа. Потому что первый вопрос родителей, когда мы начинали работать с Татьяной Сергеевной Троицкой, был таким – почему вы не читаете Пушкина, почему нет классических текстов, так же нельзя?!
– Не читаете Пушкина? Вы серьезно?
– Вот видите, какая предсказуемая реакция! Это для начала. А в итоге – да, чтобы работать в таком творческом пространстве, нужно ему соответствовать, а не существовать в шаблоне некого количества программных произведений и из года в год в них вариться. Более того, круг прочитанной литературы должен быть не просто широким, его следует постоянно пополнять. Генриетта Григорьевна не устает повторять: «Нельзя стоять на месте. Меняется время, и ты должен меняться. Как только ты застыл, все, выбываешь».
– Застыл и выбыл… Пушкин?
– Так сказать, конечно, нельзя. Но чтение Пушкина – это отдельная история, к которой нужно быть готовым. И эта готовность складывается из многих составляющих. Пространство сегодняшнего мира поменялось кардинальным образом. Мы не можем оценивать, стало оно лучше или хуже, но без понимания сути произошедших изменений система образования не выживет.
«ДОСТОИНСТВО СЕГОДНЯШНЕГО МИРА ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В НАЛИЧИИ ВАРИАНТОВ»
– Что же поменялось, на ваш взгляд?
– Мы в прошлом году с первым классом очень долго выясняли, что такое золотая осень. Наконец, дети объяснили мне, что это осень разноцветная. Здесь ключевое слово – выясняли. Это показывает, что сегодня прежде всего поменялся ребенок и тот мир, в котором он существует. И это очень разноплановые изменения, которые не всегда осознаются и принимаются взрослыми. Созревание ребенка, его развитие, отношения со взрослыми и ко взрослым… Структура раннего детства сейчас совсем иная. Когда мы детям с рождения даем гаджет, мы забываем, что ребенку важно клеить, резать, бегать, залезать на дерево, плюхаться в грязи и получать то, что положено – тактильные, двигательные и осязательные ощущения. Когда мы считаем, что дети, сидя за компьютерной игрой, развиваются – мы глубоко ошибаемся. Потому что основное развитие до 6 лет – это речь. А она развивается в процессе общения. Компьютер не разговаривает, он только дает информацию, которую еще нужно понять и усвоить. Всему свое время.
– То есть, получается, что наша повседневная реальность стала другой, а вместе с ней изменились и дети. И сегодня они сталкиваются с абсолютно иными жизненными вызовами. Хорошо, но тогда возникает вопрос, должна ли система образования подстраиваться под эти изменения или ей следует идти своим путем и пытаться тем или иным способом переформатировать и подмять под себя современного ребенка?
– Достоинство сегодняшнего мира заключается в наличии вариантов. Так, есть привычное пространство – это государственная школа. Если ты хочешь, чтобы все было как раньше, то приводишь туда ребенка и получаешь привычные действия, установки и модели. Противоположный полюс – семейное образование. Родители берут в свои руки руководство процессом исами обучают ребенка дома. И есть третий путь – частное образование, как, например, Центр семейного образования «Гусенок», где в школьном пространстве программа наполнена иным содержанием и ориентирована индивидуально на каждого ребенка.
– А частные школы имеют право выбирать, как и чему обучать?
– Частные школы тоже бывают разными. С точки зрения выбора программы обучения они в более привилегированном положении по сравнению с государственными школами. Но, с другой стороны, когда человек, не знакомый с тонкостями образовательного процесса, платит деньги за обучение своего ребенка, он иногда считает нужным вмешиваться в процесс и навязывать свои условия. И это другая сторона, от которой частные школы порой не свободны. В этом смысле, например, «Гусенок» – совершено особое образовательное пространство, где удалось достичь консенсуса по этому вопросу. С одной стороны – есть готовность родителей вкладываться в образование своих детей. С другой – принятие и доверие к происходящему в стенах школы. Например, курс «Литература и театр», к которому я имею самое прямое отношение, преподается для 1-4 классов младшей школы только там.
– Как так получилось, что вы стали сотрудничать с «Гусенком»?
– С «Гусенком» все получилось случайно. Иногда я читаю взрослым лекции по детскому чтению. А в «Гусенке» как раз искали альтернативный вариант программы. Кто-то меня услышал и порекомендовал директору этого образовательного центра. Я приехала в гости, рассказала про курс «Литературное чтение», показала учебники и детские работы, мы долго говорили о чтении и детских книгах. Это была весной, а осенью мне позвонила директор «Гусенка» Мария Звягинцева и сказала, что у них есть курс «Литература и театр», который ведет театральный режиссер Иван Пачин, попросив меня с ним встретиться. Через какое-то время ко мне пришел Иван, мы сели, стали обсуждать один литературный текст и оказалось, что у нас диаметрально противоположные взгляды на него. То, что видит Иван, это взгляд режиссера, он сразу начинает искать возможности для сценического воплощения. А я вижу тот же текст с точки зрения литературной составляющей, некоего смыслового знания, которое можно открыть, опираясь на слова и на ощущения. Вот так мы с Иваном Пачиным вели разговоры весь прошлый год. И, обсуждая пространство текста, соединяли два разных направления. Я – как учитель и человек, который в классе преподает литературу, а Иван – с точки зрения режиссуры. И последующее совмещение разных взглядов дало в итоге совершенно потрясающий эффект и расширило рамки курса «Литература и театр» в «Гусенке».
– Вы тоже ставите спектакли?
– Мы играем с детьми на сцене, но, понятно, намного проще и по-дилетантски. Я обсуждаю тот или иной текст в пространстве 25-и человек класса государственной школы, а Иван Пачин – с тремя-пятью ребятами класса частной школы «Гусенок». Это совершенно другая форма организации, у него в какой-то степени задача сложнее. Он филигранно прорабатывает с каждым ребенком самые незначительные и невидимые невооруженному глазу детали.
– Можете привести пример такой работы?
– Безусловно, здесь можно говорить о постановке «Чук(и) и Гек(и)», которую Иван Пачин сделал в прошлом году с детьми из «Гусенка». Вообще, должна признаться, на «Чук(и) и Гек(и)» меня пригласил сам Иван, и я шла туда исключительно из уважения к нему. Я всегда достаточно спокойно относилась к тексту Гайдара и не понимала, как это вообще можно поставить. Но когда увидела то, что Иван сделал с этой историей, была в полном восторге. У него там очень много составляющих: динамика событий, сценография, пластика. Он же действительно высветил те крючочки, на которых держится весь ход событий. История большая, растянутая в пространстве и времени, но Ивану удалось очень просто и при этом невероятно красиво и логично отыграть все сюжетные линии. А главное, я увидела этих детей на сцене. Вот эта пластика, движения, общая слаженность, актерское мастерство. Я понимаю, какая гигантская работа стоит за всем этим. И это кропотливый, направленный, продолжительный труд не одного человека, а всей команды. И я, конечно, ушла после спектакля в состоянии потрясения.
– Ваш опыт работы с Иваном Пачиным можно тиражировать в других школах?
– Безусловно. Включение в школьную программу такого курса, как «Литература и театр» позволило бы на самом деле много вопросов закрыть. Например, неумение современных детей общаться. Вы знаете, это прозвучит странно, но сегодня дети порой не умеют просто разговаривать с друг другом, у них отсутствуют живые реакции на какие-то волнующие и эмоциональные вещи.
– Почему это происходит?
– Сложный вопрос… Я думаю, потому что взрослые в стремлении создать мир идеального и безопасного детства вычеркнули многие вещи из жизни ребенка. Детство – очень сложное время. Наверное, самое сложное в жизни человека! Но пока ребенок живет в розовом мире, где ничего не происходит, где все расписано, где все только для него – он теряет способность к общению. Эта функция просто атрофируется за ненадобностью. Ведь все и так хорошо, эмоциональная включенность не требуется. В этом плане уроки литературы – идеальная площадка для развития эмоционального интеллекта и навыков 21 века у детей. Но для этого нужно поменять подход, изменить содержание уроков, литературный материал – тексты, которые изучаются, форму его подачи. Надо говорить с детьми на актуальном современном языке. Но государственная школа в том виде, в каком она существует сегодня, не позволяет эти идеи реализовывать. Поэтому талантливые и выдающиеся учителя ищут возможности для этого в дополнительном и частном образовании. И именно поэтому такой курс, как «Литература и театр», возможен только в «Гусенке» и нигде больше. Это курс, который существует вне шаблонов. То, что там происходит, замешано на эмоциях, на разговоре, на действии, проигранном многократно. Все это позволяет детям увидеть, осмыслить, примерить на себя ту или иную роль, прочувствовать какую-то незнакомую эмоцию, рассказать о ней и, конечно же, найти помощь и поддержку у других ребят. В силу того, что там все живое. Понимаете, уникальность команды «Гусенка» в том, что они очень тщательно выстраивают свое образовательное пространство. Вот этот курс «Литература и театр» – это ведь всего лишь возможность, за которую можно ухватиться. А дальше уже вопрос освоения и реализации, строго в рамках или творчески, расширяя границы уже существующего.
– У курса есть какие-то уже готовые методические разработки?
– Иван прописывает собственные учебные наработки, и, возможно, через какое-то время это выльется в уникальную авторскую образовательную программу. У Ивана Пачина богатейшей театральный опыт, есть свое виденье, экспериментальный взгляд и подача материала, он обладает возможностью сделать иначе, по-своему. Придумать и реализовать то, что никогда еще не делалось. Это колоссальный плюс для любого развивающегося пространства. Сейчас же в основе его работы лежат книги курса Татьяны Троицкой и Ольги Петуховой «Литературное чтение».
– Но вопрос опять упирается в стандарт и систему.
– К сожалению, да. И в соответствии с известной фразой «У кого есть – тому прибавится, у кого нет – отнимется и то что есть», очень показательно, что «Гусенок» хочет расширять этот курс и работать с детьми дошкольного возраста. Этим летом директор центра Мария Звягинцева предложила подумать-придумать, что делать в этом направлении для дошкольников пяти и шести лет. Скажу честно, для меня это стало настоящим вызовом. В этот раз человеком со стороны «Гусенка» стал Артем Четвериков, артист московского театра «Тень». И мы с ним сели обсуждать и придумывать.
– Да, интересно – актер!
– Невероятно интересно. Вот когда режиссер Иван Пачин смотрит на текст, он видит зоны, которые можно показать, подсветить. То есть он находится снаружи текста и строит некую конструкцию. А Артем Четвериков смотрит на текст изнутри, как будто там живет его герой. Это совершенно другое ощущение и восприятие текста. Вот с Артемом у нас сейчас выстраивается такая работа, которая… Вот даже слов не могу найти, чтобы ее охарактеризовать. Готовой программы малышового курса «Литература и театр» у нас нет. Она создается с нуля именно для пространства «Гусенка». Мы сначала очень долго выстраивали концепцию, потому что в любой практике должна быть некая теоретическая база. Раз у нас «Литература и театр», значит нам нужно совместить театрализацию с одной стороны (звук, свет, вкус, движение, игру, ритм) и литературное чтение – с другой.
Оказалось, что у нас разная концепция получилась для пятилеток и шестилеток. Для пятилеток мы исходили исключительно из театральной игры – что можно сценически простроить, опираясь на литературный текст. А для шестилеток уже включили предварительные приемы работы по пониманию текста, которые потом Иван Пачин будет подхватывать в 1-ом классе. После того, как мы обозначили теоретическую базу, на которой будет строиться дальнейшая работа, мы выбирали литературные произведения для курса. Причем, если для пятилеток у нас произведения сразу выбраны на курс, то для шестилеток мы очертили достаточно большой круг книг. И сейчас в рамках логики занятий, мы отсекаем лишние произведения, чтобы у нас движение было последовательным – от одной истории к другой. Опять же, если для пятилеток есть задачи проживания внутри книги, проигрывания ролей и образов героев, движение, театрализация, то у шестилеток несколько сложнее. Здесь важно понимание ребенком более сложного текста для последующей театрализации.
«ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ РЕБЕНКА К КНИГЕ, НУЖНО ВЕРНУТЬ КНИГУ РЕБЕНКУ»
– Какое у курса будущее, как вы его видите?
– Лично я ничего не планирую. Потому что, честно говоря, мне просто интересно создавать сейчас это пространство, а что дальше будет с курсом, я не до конца понимаю. Пока же у нас, неожиданно для нас самих, вдруг выстроилась очень интересная история. С пятилетками мы, например, пошли от Дональда Биссета, работая со звуком, с ощущением, с запахом, с движением, потому что там сказки фантазийные. Потом читали «Площадь картонных часов» Леонида Яхнина, наблюдая за сюжетом, обсуждая героев и их поступки, играя в них. С шестилетками мы вообще очень интересно построили курс. Сначала оттолкнулись от того же Биссета, но потом отправились в книжное путешествие по разным странам. Из Австралии, где жил «Ослик Мафин и его друзья», во Францию, где читали стихи французских поэтов. Из Франции отправились в Америку, читать сказки Джоэля Харриса, а потом в Англию, где познакомились с историями Киплинга. Сейчас мы в России и учимся слушать стихи… То есть, этот курс – пока такое живое пространство, которое рождается.
– Получается, что книги выполняют роль спасительных маяков в ваших путешествиях с детьми. При этом еще одна проблема изменившегося мира состоит в том, что дети абсолютно перестали читать. И перед школой и родителями опять стоит выбор – либо сдаться и принять эту ситуацию как должную, либо заставлять их брать в руки книгу.
– Слово абсолютно не точное. Но проблемы, связанные с организацией чтения, безусловно, существуют. Они активно обсуждаются взрослыми: и родителями, и учителями. И копий по этому поводу сломано немало. Я думаю, что заставлять детей читатькатегорически нельзя. Чтение должно быть необходимой и желанной потребностью.
– Но как этого добиться?
– Начать с очевидного. Чтобы вернуть ребенка к книге, нужно вернуть книгу ребенку. Понимаете, взрослые, которые сами не читают, не могут вырастить читающего ребенка. Ведь родительство в наши дни – это ответственность и осознанность. И вопрос заключается в том, есть ли желание, понимание важности чтения и готовность родителей участвовать в его становлении, а не ждать, что чудо случится само собой. Любая семья – это маленький мир. В нем всегда существуют приоритеты. Взрослые люди, которые берут ответственность за детей, хотят выпустить их в мир спокойными, самостоятельными и независимыми. Для этого они и будут действовать определенным образом. И в числе этих действий должно быть осознание реального. У ребенка нет вкуса ни к слову, ни к сюжету, ни к действию. Все это нужно показать и освоить вместе с ним. Вы можете заниматься столярным мастерством и мечтать, чтобы ваш ребенок продолжил это дело, и лучший способ для этого – все ему рассказывать, просить повторять, делать что-то вместе. Дети все равно зеркало родителей, кто бы что ни говорил. Я знаю, что есть дети, которым не дано и не нужно чтение. И у них будут другие приоритеты в жизни. Но я знаю и то, что есть дети, для которых чтение может стать любимым занятием, если в начале пути кто-то из взрослых будет рядом с ними. Все это станет понятно позднее, но никто не может оставаться без права выбора. Знаете, как в сказке – направо пойдешь, налево пойдешь, прямо пойдешь. Задача взрослых: расставить ориентиры, показать тот самый спасительный маяк, сложенный из книг, и направить туда ребенка.
– Хорошо, а если родители не готовы к этому «подвигу» в силу множества причин – работа, усталость, отсутствие времени, элементарная лень и т.д.?
–Если родители сами не готовы стать примером своим детям, то нужно хотя бы постараться найти школу, где педагоги делают все, что возможно, как, например, в том же «Гусенке». На нашем курсе «Литература и театр» мы показываем, что книжный мир – захватывающий, интересный, понятный, живой и пластичный. В нем есть столько всего разного и интересного, что можно найти, открыть, увидеть. Вот тогда и рождается интерес к книге! А не тогда, когда ребенку приносят книгу и говорят: «На, прочитай хотя бы три страницы, а то не пойдешь завтра гулять».
– Если перевернуть эту историю – а зачем вообще сегодня нужно читать книги?
– Хороший вопрос. Куда семимильными шагами движется человечество – безусловно, в сторону культуры информационной. Человек живет в плотном информационном потоке. Форма изменилась, но большинство взрослых все равно начинают сегодня день с чтения: заходят в интернет, просматривают новости, ленты соцсетей. А чтение – это ключ. Несколько лет назад много шумели о том, что мы живем в мире постграмотности, где больше не нужно умение понимать написанный текст, но эти дни прошли. Сейчас слова важны, как никогда. Мы ориентируемся в мире с помощью слов, и пока мир плавно утекает в сеть, нам нужно следовать за ним, общаться и понимать то, что мы читаем. Люди, которые не способны понять друг друга, не смогут обмениваться идеями, не смогут общаться. Знаменитый английский писатель Нил Гейман в 2012 прочитал лекцию «Как будущее зависит от библиотек, книг и фантазии». Так вот, в ней была приведена совершенно четкая и выверенная аргументация. Книги – это память, это наша возможность поговорить с теми, кто ушел. Книги – это пространства и земли, в которых ты никогда не будешь. Это возможность пожить не только своей, но и чужой жизнью и возможность взглянуть на мир глазами другого. Книга – это язык, потому что язык – это единственно средство и способ быть и оставаться человеком в самых разных ситуациях. Книга – это свобода, потому что, выбирая книгу, ты следуешь за своими убеждениями и взглядами. Это твой личный выбор и твоя зона ответственности. Книга – это способ эмпатии, сострадания и милосердия...
– Вы можете порекомендовать, что читать детям?
– Если мы сейчас с вами начнем говорить про книжное пространство, то не расстанемся уже никогда. Оно настолько разное, многослойное и интересное, что меня переполняет гордость за детскую литературу, в том числе за нашу.
– Вы имеете в виду российских писателей?
– Безусловно. В России невероятная детская литература.
– К сожалению, этого всего не видно на книжных прилавках. Есть много переводных, красиво изданных детских книжек, но кроме советской классики на них сложно что-то увидеть.
– Михаил Яснов, Нина Дашевская, Тамара Михеева, Станислав Востоков, Ольга Колпакова, Сергей Седов, Юлия Сибирская, Юлия Кузнецова, Эдуард Веркин, Наталья Волкова, Дина Сабитова… Смотрите, я назвала вам почти десяток имен, которых вы, наверняка, не знаете, а ведь это очень популярные авторы.
– В одном из своих интервью ваш коллега режиссер Иван Пачин сказал, что в России есть «Курочка Ряба», «Чук и Гек», Чуковский, Маршак. И все. Больше никаких значимых современных авторов и книг нет. И проблема их невостребованности в нашей стране в том, что в отличии от западных писателей, они не воспринимают ребенка как ответственного и здравомыслящего человека, не разговаривают с ним о смерти, о гендерной идентификации, например. То есть, вместо честного и открытого разговора предпочитают морализаторство и басенные нравоучения.
– Нет-нет. Я вижу другое и глубочайше с этим не согласна. Если вы возьмете в руки книгу Дины Сабитовой, например, вы откроете для себя совершенно невероятное разговорное и образное пространство, в котором пограничные темы и темы, важные и актуальные для обсуждения. И давайте откровенно. Вот мы берем с вами знаменитого «Простодурсена», которого перевела Ольга Дробот. Но мы ведь даже не имеем представления, как он там на шведском разговаривал. Он должен заговорить на русском, и весь смысл сказанного им пропитан игрой слов и интонациями нашего языка. Мы не знаем, как на самом деле писал Михаэль Энде, что там в книгах у Корнелии Функе, и о чем думает Дэвид Алмонд. Они заговорили на русском языке благодаря тем людям, которые их перевели. Поэтому мой совет только один – читайте хорошие книги, читайте разные книги, читайте с удовольствием.
Беседу вела Юлия Скрылева
ТРИ ДОСЬЕ К ИНТЕРВЬЮ
Иван Пачин - актер, режиссер
Выпускник Театрального института им. Б. Щукина (мастерская В. В. Иванова, 2008 год, мастерская Р. В. Туминаса, 2013 год), Высших курсов сценаристов и режиссеров (мастерская В. И. Хотиненко, 2010 год).
Основатель «Творческого Объединения 9», союза выпускников театральных и музыкальных вузов Москвы – режиссеров, актеров, художников и музыкантов.
Ставил спектакли в театре «Практика» (Москва), Центре им. В. Э. Мейерхольда, Большом театре кукол (Санкт-Петербург). Участник и лауреат многих театральных фестивалей («Золотая маска», Российская национальная премия «Арлекин», «БТК-ФЕСТ» и др.), режиссерских лабораторий.
Преподаватель курса «Литература и театр» и режиссер школьных спектаклей в Центре семейного образования «Гусенок».
Артем Четвериков - актер
Закончил театральную школу №232 при Щепкинском училище в 2007 году и Ярославский Государственный Театральный Институт в 2012 году по специальности артист театра кукол.
С 2012 года работал в Московском детском театре марионеток. В 2013 году перешел в Московский театр «Тень» под руководством Майи Краснопольской и Ильи Эпельбаума. В настоящее время работает также в театре С.А.Д. под руководством Кирилла Рубцова и в театре «Трикстер» под руководством Славы Игнатова и Марии Литвиновой.
Среди самостоятельных творческих работ – моноспектакль «Сказка о Принцессе Пирлипат».
Преподаватель курса «Литература и театр» в Центре семейного образования «Гусенок».
Центр семейного образования «Гусенок» – детский сад, предшкола, начальная школа и летний лагерь
В 2010 году открылся как детский сад на 20 детей. В 2015 запустилась начальная школа. Сегодня Центр семейного образования на 90 детей, в котором работают 44 педагога и 12 сотрудников, отвечающих за безопасность, здоровье, уход, питание и психологический комфорт детей.
В детском центре «Гусенок» используются лучшие современные программы обучения и развития.
Иностранные языки: английский и китайский язык с носителями языка.
Спорт: Бразильское джиу-джитсу и футбол для мальчиков, школа хореографии для девочек, гимнастика для малышей.
Творчество: театральные постановки, архитектурно-художественный класс по программе школы Старт, мировая художественная культура с искусствоведом, музыка, музыкальная литература, оркестр шумовых и ударных инструментов, фортепиано, сценическое движение, театр, игра с сопровождением по методике Е.Бахотского.
Насыщенная социальная жизнь: экскурсии, спектакли лучших московских театров, концерты живой музыки, встречи с писателями, художниками, выездные мероприятия: походы, благотворительный марафон, спортивные соревнования и турниры.