«Была ли хоть одна медалька у распутинской Анны из «Последнего срока» или у астафьевской бабушки Катерины? – а жизнь-то была прожита какая – смотри да слушай! Так и у героинь Санжаровского – простые все старухи, но землю кормят и род человеческий держат и обихаживают. Немного грустно, что они уходят навсегда, что уходит с ними речь, которая еще так живо роднит их с некрасовскими красавицами, для которых никакой труд не в тягость. Новые поколения и в деревне будут жить другими заботами, и речь у них будет другая, но не зря автор в каждом произведении заглядывал и на молодые лица, и не зря всматривался в тех молодых женщин, которые только начинали свою дорогу. Он видел, как спокойно и естественно перенимают они дело и заветы уходящих...» (Валентин Курбатов, из предисловия к сборнику А.Санжаровского» «От чистого сердца». Изд. «Молодая гвардия», Москва, 1985 г.)
Зная судьбу автора, с горечью всматриваешься в молодые, живые его лица с обложек собрания. Он не знает пока всей правды о себе.
Начало обычное. Школа, заочный университет журналистики, газеты. Днем – редакция, по вечерам, в выходные, в отпуска работа в стол над своей прозой. И так из года в год. Журналистики отняла у него четверть века. Из них три года был редактором в центральном аппарате Телеграфного агентства (ТАСС).
Первую повесть «Оренбургский платок» он отнес в «Наш современник».
Примерно через месяц позвонил в редакцию, поинтересовался судьбой повести.
– Ставим вас в ближайший номер, – не без восторга сообщила критик Ольга Авдеева. – Прекрасный язык... Прекрасный характер... У вас получился превосходный собирательный образ оренбургской вязальщицы. Ваша Анна Федоровна просто как живая!
– А мы с трупами не работаем! – радостно пальнул он в трубку.
Главы из «Платка» дали почти на полполосы предновогодние «Известия».
29 января 1979 года с 20 часов (самое «слушаемое» время) по первой программе Всесоюзного радио «Оренбургский платок» читала артистка Малого театра Софья Фадеева.
В том же январе были чтения по роману А.Чаковского «Победа», по повести В.Мирнева «Зеленая крыша» и по повести А.Бека «Волоколамское шоссе». Как сообщалось в бюллетене «Обзор писем радиослушателей» Центрального радиовещания (февраль 1979), на «Победу» отозвалось 77 человек, на «Зеленую крышу» – 71 и на «Волоколамское шоссе» – 13. На «Платок» же пришло 152 отклика.
«Платок» был признан на Центральном радио одной из лучших литературных передач 1979 года. Всего же «Платок» прозвучал на Всесоюзном радио с 1979 года по 1990 год около тридцати раз.
Переработанный «Оренбургский платок» автор отправил на отзыв Виктору Астафьеву.
«Повесть хорошая, – написал Виктор Петрович. – Прочитал я ее с большим удовольствием, многое было для меня ново и внове. Дай Вам Бог и далее удачи, здоровья и радости в работе».
Несмотря на этот высокий отзыв классика, работа над повестью продолжалась. Постепенно она обрастала новыми предложениями, абзацами, а то и целыми страницами. Переросла свои рамки, стала романом. Почти сорок лет «Платок» не сходил с рабочего стола.
Первые свои сочинения Санжаровский посылал на суд известным литераторам. И вовсе не для копилки громких автографов. Закончив очередную работу, он терялся в сомнениях: «То ли и так как надо выплясалось у меня? Туда ли еду?»
Прообразом главной героини он выбрал знатную воронежскую трактористку из нижнедевицкого колхоза Зинаиду Молозину. Он не раз встречался с нею на поле, дома. Были очерки о ней в газете, в журнале, в альманахе. Вроде хорошо освоил тему. И писал легко, светло о трудной жизни двух стариков повесть «Жених и невеста».
А поставил последнюю точку, заколебался. То ли вышло? Кто твердо скажет?
И ушла работа к Егору Исаеву. Земляк. Кто лучше него знает крестьянскую воронежскую жизнь?
И вместо банального отзыва Егор Александрович написал восторженное короткое предисловие:
«Насколько это неожиданно, настолько и знакомо одновременно. Я лично в названии повести А.Санжаровского увидел себя в далеком воронежском детстве. В этом словосочетании есть и озорное, и серьезное – это как весна перед летом – да и все, собственно, в этой небольшой повести как весна перед летом, в ощущении близкой осени и зимы. Язык повести почти поговорочный – много за словом, над словом, в его глубине. Как велит язык, как велит чувство, так возникает характер. Два характера, две судьбы, но как они близки друг другу, сердцем близки. Хочется любить, верить, а это уже немало и для жизни, и для писателя».
Василий Белов был лаконичнее, сдержаннее: «Особенно мне понравился язык» – выделил он главное в своем добром отзыве о романе «Русиния», вместе с другим романом «В центре Европы» составляющим дилогию «Подкарпатская Русь» – о русинах у себя на Родине, в Закарпатье, и в Канаде. Русины во все времена выступали за союз с Россией.
В письме к Белову у Санжаровского была фраза «Тяжко на Руси живому русскому слову». Она появилась не на пустом месте. Его вещи с разносом отклоняли не раз без чтения, как потом выяснялось.
«Гимн русскому характеру». Так назвала одна федеральная популярная газета роман о трудной судьбе сельского талантливого парня «Колокола весны».
Трилогия «Мертвым друзья не нужны» повествует о полувековой истории раскулаченной крестьянской семьи. Раскулачена была лишь за то, что не вступила в тридцатые годы в колхоз. Несмотря на жестокую незаконность притеснений, все пострадальцы с честью пронесли высокое звание труженика.
Замыкает собрание четырехтомная тетралогия о журналистах «Наши в ТАССе».
А тетралогию завершает роман «Репрессированный еще до зачатия». И появился он после злосчастной поездки А.Санжаровского в Калач, городок под Воронежем.
Летом 1996 года надо было записать от тети Нюры, родной сестры мамы, поразившие Анатолия Никифоровича причитания-плачи, которые он слышал от тети Нюры над гробом мамы. По пути к тете заглянул а районный архив узнать, чем же славен его род был в прошлом.
Из архива он вышел потрясенный. Оказывается, все в роду были раскулачены, репрессированы и высланы за Полярный круг на лесные работы. Д что ж там было кулачить? Если даже у детворы на троих крутились одни сапоги! И все надуманное это наказание только за то, что отказались идти в колхоз. Одновременно вместе с родителями был репрессирован и будущий писатель за четыре года до рождения. Он перенес 62 года незаконной репрессии.
И лишь теперь он понял, почему в советское время его книги не выходили. Проскочила одна-единственная книжица не толще пальца «От чистого сердца». Из восьмисот страниц уцелело двести. Оставили две вещи «Оренбургский платок» и «Жених и невеста». Может, только потому, что открывались они посвящениями известным личностям, Астафьеву и Исаеву, одному из руководителей Союза писателей СССР, лауреату Ленинской премии.
Анатолий Санжаровский писал о том, что было с ним, что происходило на его глазах, чему он был личным свидетелем. Его книги – портрет текущего дня, года, века.
Александр ВОЗОВИКОВ