Завершаем публикацию фрагментов записок русского добровольца – московского предпринимателя, отправившегося летом 2014 года на войну в Донбасс.
Новый год как передышка
Был конец декабря 201… года. Я понемногу приходил в себя после второй поездки в Донбасс, а заодно подумывал о третьей. Неожиданно мне позвонила крестная, с которой мы видимся довольно редко. Даже – прямо скажу – раз в пять лет мы видимся. Ее голос в трубке имел административную силу и не терпел никаких возражений. Роза Дмитриевна – так звали крестную – назначила мне встречу на своей работе в обеденный перерыв. А работает она в здании... неважно в каком здании. Скажу только, что здание это расположено в самом центре Москвы. Бизнес у Розы Дмитриевны частный. Она не чиновник и не депутат. Можно сказать, что она заведует буфетом. Да, пусть это будет буфет при одном большом государственном заведении.
В общем, на следующий день ровно в 14 часов я стоял в мраморном холле перед турникетами, нянча в руках букетик красных роз. Обстановка вокруг была самая оживленная. Предпраздничная кутерьма. Черные машины с красивыми номерами то и дело подъезжали ко входу в здание. Из них проворно выскакивали молодые люди в выглаженных костюмах спокойных цветов, но почему-то с яркими фиолетовыми или бордовыми галстуками. Они спешно тащили через турникеты приятно шуршащие большие пакеты. За ними, лучась спокойным довольством, неспешно проходили солидные господа в сером и черном. Проплыла мимо ухоженная дама в небрежно накинутой легкой белой шубке. Ее лицо показалось мне знакомым. Рассматривая весь на этот оазис благополучия я не заметил, как подошла моя крестная. А Роза Дмитриевна начала сразу с места в карьер и совершенно для меня неожиданно:
– Ты вообще что творишь?! Я только сейчас узнала. Ты понимаешь, что у матери один? Как ты можешь так рисковать? А если ты не вернешься с этой Украины, кто будет за ней в старости ходить? Если тебя покалечит, не дай бог, кто лечить будет? Вот эти?
И она широким жестом руки обвела холл с цветными референтами и серыми господами. Потом продолжила:
– Государство тебе копейки не даст. А все эти здесь только для одного – карманы свои набить. Ты думаешь, им Россия, Путин и Украина с Крымом нужны? Да они только своего кошелька патриоты. И пришли сюда только ради новых денег. Поверь, я знаю эту мразь как облупленную. Я здесь двадцать лет работаю, и за все эти годы не встретила и пары честных людей.
Ну а я рассказывал, что все это мне надо не из-за телепропаганды, а из-за внутренних побуждений. Что я – идейный русский националист, что Украина это Россия и прочее такое, что всегда мы говорим в подобных случаях. Постепенно моя крестная размякла, прослезилась, вспоминая меня совсем крошечным и прошлые годы. Стала расспрашивать о родственниках и общих знакомых, давала советы по здоровому образу жизни и правильному питанию. А мимо нас все несли хрустящие пакеты. Шли солидные люди, сталкивались на ходу друг с другом, и весело перекидываясь фразами, спешили через запретные турникеты дальше, к новым карьерным высотам.
Погранпереход
Граница... Вереница узбеков. Они проходят через границу России, чтобы тут же вернуться и поставить в паспорт новый штамп на въезд в РФ. Российский пограничник выходит из вагончика и глядит на происходящее. Он патетически простирает руку куда-то в сторону Москвы и кричит карикатурно картавя: «Впегед, товагищи! Нас ждут новые победы! Не останавливайтесь на достигнутом!» Будущие россияне робко жмутся к нашим машинам.
Ну а нас ждет Донбасс. Колонной из трех машин мы медленно, объезжая чуть присыпанные воронки в асфальте, вкатываемся на бывший украинский погранпереход «Должанский». Вдоль дороги – искореженные контейнеры, сожженная бронетехника, разбитые постройки. И особенно впечатляющее зрелище – гигантский купол. Раньше он накрывал весь погранпереход, но после боев лета 2014 года превратился в подобие гигантского дуршлага, обрушился во многих местах, завалив будки пограничников грудами металла. Рядом со мной сидит молодой парень – бывалый ополченец из небольшого города Ровеньки, позывной у него Ветер. Когда-то он участвовал в блокаде этой заставы.
Пока мы петляем между воронками, он рассказывает о тех событиях. Как местные пограничники узнали, что к ним на выручку вдоль границы пробирается специальный отряд западноукраинских пограничников. Западенцы тогда вышли на связь с местными погранцами и просили их продержаться еще немного. Мол, помощь близка. Местные же пограничники, услыхав про «помощь», побросали все и убежали в Россию, убоявшись предстоящего «освобождения». Так что освободители пришли на покинутую заставу. Тут, как выразился Ветер, пришлось поработать. Так что через пару недель минометной терапии в Россию убежали и сами «освободители».
Я считаю, что это вполне закономерный итог. При первом же серьезном столкновении украинских военно-политических мрий с русской реальностью, этот балаган разбегается куда глаза глядят. За рассказам Ветра я и не заметил, как мы миновали бывший погранпереход Украины и подъехали к блокпосту, сложенному из бетонных блоков над которым на коротком древке развевался флаг ЛНР. Ветер вздохнул: «Ну, вот я и дома!» Для меня же началась третья командировка на войну.
«За речкой»
Уже знакомый нам ополченец с позывным Скат, после удачно проведенной операции на Бахмутской трассе, слегка ударился в маниловщину. Он ходил взад-вперед по кабинету директора швейной фабрики, что приспособила под свое житье батальонная разведка, и излагал свой новый амбициозный план:
– Первый блин у нас получился не комом. Все прошло гладко. Прямо скажем, все прошло отлично. А теперь я планирую операцию за речкой. Согласен, что дело предстоит нелегкое. Многие в штабе будут против. Но я уверен, что по успешному завершению операции нас оправдают. Действовать мы будем следующим образом. Собираем из добровольцев небольшой, но хорошо подготовленный диверсионный отряд, вооружаемся до зубов и безлунной ночью форсируем речку. Закладываем глубоко в лесах секретную базу и оттуда громим тылы противника. Через неделю-две, я уверен, мы сможем поднять общее восстание. Казачество и шахтеры должны нас поддержать.
Скат быстро расхаживал по комнате, возбужденно рубил воздух рукой, чуть не задевая низко висящую хрустальную люстру (директор швейной фабрики любил роскошь), увешанную полосками клейкой бумаги от мух. Внезапно от двери послышался сдавленный хрип. Я взглянул туда и увидел медленно сползающего по стенке Митька, комбата, который просто зашел к разведчикам на огонек в надежде выпить чайку. Рот его беззвучно открывался и закрывался. Скат в недоумении остановился перед ним.
– А что такого-то? Слишком сложный план? Возьмем проводников. Митек, ты же из Старобельска. Знаешь местность за речкой?
Митек понемногу отдышался. Придя в себя, он хрипло произнес:
– Вот оно шо. А я спочатку подумав, що ти до россиян за ричку зибрався йти тылы громить. Думал, що совсем москали заматерели.
Выражение «За речкой» в Донбассе понимают как «в России». Будучи москвичом, как и я, Скат этого не учел, поэтому речь его получилась двусмысленной.
Страх
В который раз я поражаюсь несовпадению мира Божьего и мира человеческого. Вот наша разведгруппа взбирается по степному косогору и взору открываются далекие холмы, овраги и перелески. Октябрьское солнце последними теплыми лучами пронизывает насквозь золотые, оранжевые, багровые деревья, выстроившиеся на холмах неподвижными рядами. Но вместо того, чтобы любоваться окружающей красотой, дышать прозрачным прохладным воздухом, ни о чем не беспокоясь, ты настороженно оглядываешься, невольно горбишься, стараясь стать незаметнее, слиться с высокой травой, и ожидаешь злой снайперской пули из ближайшего перелеска. Ты выбиваешься из сил, волоча на себе все необходимое снаряжение, стараясь поскорее выйти по косогору из простреливаемой зоны.
Что такое война? Война – это страх. После боя ты бредешь, неловко переступая ногами, но будто плывешь над землей. Спотыкаешься и падаешь. Втягиваешь запах матери земли ноздрями. Видишь только травинки над собой и меж ними большое белое облако. Опять встаешь, чтобы нести дальше тяжесть опустевшей души. Главное – идти.
Страшно ночью на окопах. Когда ночь неожиданно распарывается заревом артиллерийских ударов. Из этой адской кузни доходит дрожь испуганной земли, я вижу зарево пожаров по степному окоему и слышу утробный рокот смерти, шарящей по степи где-то совсем рядом. Именно страх является первопричиной всего на войне. Героизма и трусости, подвига и предательства. Прививку страхом здесь получают все.
Нарния
Летом 201… года наше подразделение заселилось в большое заброшенное здание шахтоуправления. Зимой в нем размещались артиллеристы, но потом артдивизион оттянули глубже в тыл и здание осталось под охраной всего одного бойца с позывным Татарин. Этот Татарин был родом из Крыма. Он был накачан и молчалив, и жил в этом здании от всех на отшибе вроде Робинзона Крузо. Нашему приезду Татарин не особенно обрадовался и все больше отсиживался в своей каморке в дальнем конце коридора на первом этажа.
Мне было интересно бродить из кабинета в кабинет, перебирать груды пожелтевшей сладковато пахнущей бумаги в поисках исторических артефактов. Я находил целые наборы советских плакатов по технике безопасности, множество различных технических справочников, бухгалтерских книг, подшивок газет и журналов. Меня не покидало ощущение, что время в этом здании останавливалось не сразу, а как-то фрагментарно, постепенно. В одних кабинетах висели объявления за нулевые годы, в других же попадались календари с лошадьми и котятами из 90-х. В директорской приемной мне посчастливилось найти календарь датируемый 2013 годом. Видимо здесь до последнего теплилась административная жизнь.
Там же мы нашли тайную комнату. Дверь, что вела в нее, была замаскирована под дверцы шкафа. В комнате обнаружились остатки хорошей кожаной мебели, вскрытый сейф, встроенный в стену, и другие элементы роскошной жизни. Наш боец Седьмой утверждал, что в кабинете его омоновского начальства была точно такая же скрытая комната, в которой никто из них никогда не бывал, и называли ее «Нарния».
А вот второй этаж шахтоуправления, кажется, был заброшен еще во времена перестройки. Во всяком случае, следов более позднего времени в комнатах второго этажа мне найти не удалось. Но совершенно неожиданно я наткнулся на, можно сказать, временной пробой в апокалиптическое будущее. В самом конце коридора, заставленного покосившейся мебелью и старыми сейфами, была дверь, расписанная цитатой из Стругацких: «Восплачем! Ибо грядет день, когда глотнем слез греха. Взнуздан уже конь бледный, и вложил ногу в стремя всадник его и тщетны молитвы продавшихся сатане. И спасутся только те, кто ополчится против него...» Под цитатой стояла подпись «Д.Б.413».
Никто не смог мне сказать, кто жил в этой комнате и почему он начертал на двери именно эти слова. Что с ним стало потом?
Прощание
…В третий раз я покидаю Донбасс – край широких степей и высоких терриконов. Я забываю белую степь, выжженную солнцем. С терпким запахом трав, пышущую в лицо жаром, заполненную оглушающим звоном кузнечиков. Позади остается дневная изматывающая усталость и ночная успокаивающая прохлада. Но навсегда в памяти останутся мои друзья – опытные крепкие бойцы, прошедшие не одну войну, и молодые ребята, вчерашние срочники, рвущиеся в бой. Шахтеры, казаки, русские добровольцы, которые работали вместе, заталкивая в котел мокроштанных укровояк.
Я принял решение ехать на Украину 2 мая 2014 года, после известных событий в Одессе. В этот страшный день я понял, что между русскими людьми и киевскими сепаратистами ясно и недвусмысленно встал тот самый «земельный вопрос», и что им нужно только одно – чтобы нас не было. Для многих моих друзей, которых я повстречал в Донбассе, особенно родом из украинских городов, этот день также стал поворотным. Люди, потерявшие 2 мая близких и друзей, сражались ожесточенно и мне было боязно иной раз глядеть на то, что они творили с врагом не жалея и самих себя. Многие русские добровольцы Украины и России упокоились в угольной донецкой земле, но я точно знаю, что гораздо больше правосеков, недоарийцев и алкоголиков украинской армии они убрали с этого света.
Донецкое копье глубоко вошло в хрюкающего борова украинского сепаратизма и скоро перед нами ляжет степной путь на запад. Впереди – земли Новороссии. Пускай не сейчас, но это обязательно исполнится, ибо хода истории никому не остановить, а русские всегда приходят за своими долгами.