Вольтеру – 325... Его боялась церковь, опасались и вместе с тем уважали венценосные особы. Многин образованные люди называли его великим Учителем эпохи Просвещения.
«Ничто из того, что писал Вольтер, не ускользнуло от нас», – свидетельствовал Жан-Жак Руссо. «Умов и моды вождь», – вторил ему наш соотечественник Александр Пушкин.
Кто же этот человек, один из величайших умов XVIII века?
Франсуа-Мари Аруэ, сын судейского чиновника, известный миру под литературным именем Вольтер, учится в иезуитском колледже «латыни и всяким глупостям», и предназначен отцом к профессии юриста. Однако юношу гораздо больше интересует поэзия и драма. Он вращается в кругу вольнодумцев-аристократов и очень рано начинает беспокоить парижские власти дерзкими эпиграммами на влиятельных лиц. За сатирические вирши в адрес регента и его дочери в 1717 году на одиннадцать месяцев попадает в Бастилию. Но время не потрачено зря – он заканчивает там свою первую трагедию «Эдип».
Через год «Эдип» поставлен на сцене «Комеди Франсез». Шумный успех – двадцатичетырехлетний автор провозглашается достойным соперником Софокла, Корнеля и Расина! Автор добавляет к своей подписи аристократическое «де Вольтер». Под этим именем он и достигнет славы. Зрелый Вольтер – это первый поэт Франции и первый драматург, историк, философ, непримиримый противник церкви, фанатизма, закоснелого догматического мышления. И наконец – властитель дум своего века.
Пушкин верно назвал его «пронырливым и смелым». Никто до сей поры не решался так дерзко, но и лукаво, пойти на отчаянную схватку с предрассудками, укоренявшимися веками. Вольтер решился. И с первого представления «Эдипа» до самой смерти неутомимо вершит он революцию в умах своих современников. «Он наводнил Европу прелестными безделками, в которых философия заговорила общедоступным и шутливым языком», – пишет о нем все тот же Пушкин.
Коронованные особы – в словесном прицеле великого насмешника Вольтера. Людовик XV ненавидит его и побаивается, но папа Бенедикт XIV шлет ему лестное послание; императрица Екатерина II вступает с ним в длительную переписку; король Пруссии Фридрих II осыпает его милостями; дружбой с ним гордится Густав Шведский. Однако в родной Франции приходится быть начеку. Вечно подозреваемый в политической неблагонадежности, он не чувствует себя в безопасности. Снова попадает в Бастилию из-за ссоры с отпрыском одного из самых родовитых семейств Франции, а затем и высылается за пределы страны.
Три года жизни в Англии… Впечатления, вынесенные Вольтером из пребывания в этой стране, вылились по возвращении в Париж в «Философские письма». Это не только дневник впечатлений: лестная картина английской жизни таила в себе критику абсолютистской Франции. Вышедшая безымянной, книга тут же подверглась публичному сожжению, издатель поплатился Бастилией, а Вольтер бежал в Лотарингию. Потом он еще не раз возвращается во Францию, но его литературные дороги вновь и вновь приводят в изгнание.
…Вольтер работает над «Орлеанской девственницей» вот уже почти пять лет и держит это в строжайшей тайне. Но обычная осторожность на сей раз изменила ему: первые песни своей новой сатирической поэмы, где зло высмеиваются рыцари и придворные, он опрометчиво читает друзьям. Толки о поэме быстро облетели Париж и дошли до двора Людовика XV. Надо немедленно скрываться, чтобы переждать грозу.
Вольтера приютила у себя в поместье, в Сире, его добрая приятельница маркиза Дю Шатле (с ней он проживет пятнадцать лет), пообещав министру – хранителю печати не допускать «предосудительных» публикаций.
Шеф полиции пытался вразумить поэта: «Сколько бы вы ни писали, господин Вольтер, вам не удастся уничтожить христианскую религию». Однако он вовсе и не собирался этого делать. Вольтер не был атеистом. Он отвергает лишь любые религии с какими бы то ни было персонифицированными богами (Христом, Аллахом или Буддой). Но верит в идею «верховного разума», неведомой высшей силы, правящей миром; он –сторонник особой «философской» религии – деизма, которой придерживались тогда многие просвещенные умы. Богов оставлял он «умам непросвещенным», народу, не без основания полагая, что религия нужна ему в качестве моральной «узды и, несомненно, в интересах общества», ибо без понятия божества «не может существовать ни одно общество». «Если бы Бога не было, – писал он в «Философском словаре», – его следовало бы изобрести».
И все-таки никто не наносил в XVIII веке религии более чудовищных ударов, чем Вольтер. Он никогда не высказывался прямо и неприкрыто против христианства, часто даже расточал ему похвалы, но какие! «Языческая религия пролила немало крови, а наша залила ею всю землю. Наша бесспорно единственно добротная, единственно истинная, но, пользуясь ею, мы совершили столько зла…» И в антиклерикальной поэме «За и против» Вольтер приходит к выводу: «В этом недостойном образе я не признаю Бога, которого я должен чтить…»
Вольтер обрушивается и на христианство, и на иудаизм. Фраза «раздавите гадину!», которой Вольтер обычно заканчивает письма своим друзьям, стала крылатой. «Осмельтесь мыслить самостоятельно», – обращается он к своим соотечественникам, восставая против церковной догмы.
Театр – главная трибуна Вольтера. Им написано пятьдесят четыре пьесы. Но драматургия и литература для него не самоцель, а лишь средство пропаганды своих идей, и потому его творчество в высокой степени рассудочно и публицистично.
При выходе в свет почти любого нового произведения философа силы «старого порядка» яростно поднимались против «Прометея», как окрестил Вольтера один из его врагов, низвергающего власть земных и небесных богов.
Свое отношение к абсолютной власти Вольтер обозначил в трагедии «Фанатизм, или пророк Магомет», поставленной в 1741 году в Лионе, а через год – в Париже. И снова лукавству драматурга нет предела. Вольтеровский Магомет – персонаж отрицательный – и как бы воплощает в себе качество «идеального» государя, но именно это и делает его тираном. Глубокое презрение к народу, отношение к массе как к толпе рабов, приносимых в жертву его личному эгоизму и честолюбию – вот то главное, за что осуждает его автор. Богов среди людей нет; всякое обожествление отдельной личности ведёт в конце концов к бесконтрольной её власти над другими людьми, к тирании, – такова мысль Вольтера, проходящая через всю пьесу.
Противник абсолютизма, он до конца жизни остается приверженцем «просвещенной монархии», опирающейся на «образованную часть» общества, на интеллигенцию, философов. Его политический идеал – просвещенный монарх-философ, только он способен произвести в обществе необходимые перемены. Аристократическому XVII веку он посвятил лучшее свое историческое сочинение – «Век Людовика XIV».
По приглашению Фридриха II Вольтер выезжает в Пруссию и там, в 1752 году пишет маленькую философскую повесть «Микромегас», которую называет «пустячком». Сейчас ее можно было бы посчитать чуть ли не научным предвидением, но у повести задача иная – автор вовсе не помышлял о научной фантастике. В ней нелепости европейской цивилизации выявлены и увидены «чужими», сторонними глазами пришельцев из космоса – люди ухитрились сделать свой крохотный мир полным зла, страданий и несправедливости. Читатель узнает: планета наша бесконечно мала в масштабах мироздания, человек бесконечно мал в масштабах этой бесконечно малой планеты. Ироническое смещение масштабов помогает автору разрушить незыблемую мнимость земного величия «сильных мира» и нелепость устоявшихся государственных порядков его времени. Земля – это лишь комочек грязи, маленький муравейник, и споры из-за лишнего отрезка этого «комочка грязи» вздорны, смешны. А между тем люди, по воле своих правителей, истребляют друг друга в абсурдных и губительных войнах. «Мне даже хотелось… тремя ударами каблука раздавить этот муравейник, населенный жалкими убийцами», – говорит житель Сириуса. «Не трудитесь. Они сами трудятся над своим уничтожением», – отвечает житель Сатурна. Это высказывание актуально и сегодня, а в свете нынешних событий – глобального терроризма и неадекватных мер борьбы с ним, расширения международных конфликтов – приобретает особую остроту.
В 1753 году Вольтер, по сути, бежит из Пруссии, с лихвой насмотревшись мерзостей и во дворе короля Фридриха II, и за его стенами. В «Мемуарах» он опишет свои впечатления, но побоится напечатать и даже, по слухам, попытается их уничтожить. Они вышли в свет, едва Вольтер умер, в одной из тайных берлинских типографий, буквально под боком у самого короля.
Несколько лет Вольтер не может найти постоянного пристанища, но в 1758 году обосновывается, наконец, неподалеку от швейцарской границы, купив замок Ферне. Царит, по его признанию, в своем маленьком королевстве. Устраивает часовые мастерские, гончарное производство, производит опыты с выведением новых пород скота и лошадей, испытывает разные усовершенствования в земледелии. Последнее двадцатилетие – наиболее плодотворный период его деятельности. Он поддерживает самые тесные отношения с молодым поколением философов-просветителей – Д.Дидро, Ж.Л.Д’Аламбером, К.А.Гельвецием, П.А.Гольбахом, активно сотрудничает в «Энциклопедии», где пишет статьи по вопросам истории, философии и морали. Ферне становится местом паломничества для новой интеллигенции. Порой приходится сказываться больным, чтобы не мешали докучливые гости, и тогда Вольтер много читает, пишет, диктует, отправляя в иной день до тридцати писем во все уголки Европы.
Теперь, у берегов Женевского озера, почти свободный, почти независимый, дряхлый телом, юный душой и умом, Вольтер создает свои художественные произведения. Здесь напишет он лучшую свою философскую повесть «Кандид, или Оптимизм», где снова поднимет вопрос о нравственном смысле мира. «Что такое оптимизм?» – «Увы, – отвечает Кандид, – это страсть утверждать, что всё хорошо, когда в действительности всё плохо». Нет, Вольтер отрицает лишь оптимизм, который ведет к примирению со злом, будто бы «необходимым элементом мировой гармонии», но он оптимист в ином смысле – в вере в совершенство человечества и всех его социальных институтов.
В эти же годы выходит его философская повесть «Простодушный» и «Философский словарь», в котором удобно, в алфавитном порядке, излагаются взгляды автора на природу власти, религии, войны и многие иные его идеи.
«Если интерес к философии в наш век более широк среди народа, чем в любой иной век, то этим мы обязаны… только г-ну Вольтеру, который, наполнив философией свои пьесы и все остальные свои произведения, привил публике вкус к философии и научил огромное множество людей понимать ее достоинства и искать ее в сочинениях других авторов», – такую оценку дает своему учителю один из его воспитанников Мельхиор Гримм. Да, проза Вольтера ярка и политически точно направлена. Служа, как истинный философ всем девяти музам, он ни на миг не забывает о своей просветительской миссии. Неутомимый, насмешливый, он неотразим и всесилен, его смех разит, как меч.
В политической программе просветителей ключевым было слово «закон». От него расходились знакомые нам ярко расцвеченные и притягательные слова: Свобода. Равенство, Братство. «Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов», – соглашался Вольтер. Но не допускал мысли, что когда-нибудь социальное равенство станет фактом. «Это и наиболее естественная, но и наиболее химерическая идея».
Февраль 1778 года. Вольтера уговаривают вернуться в Париж. Там, окруженный всеобщим поклонением при враждебном безучастии короля восьмидесятичетырехлетний Вольтер счастлив. Он приобретает себе особняк на улице Ришелье, активно работает над новой трагедией «Агафокл». Постановка последней пьесы «Irene» превратилась в его апофеоз. Назначенный директором Академии, Вольтер приступает к переработке академического словаря…
В марте Вольтер умирает…
Церковные власти запретили хоронить философа, скончавшегося без покаяния, без примирения с католической религией. Правительство запретило упоминать его имя в печати. Рассказывали, будто перед смертью философ продиктовал четверостишие, которое в день похорон распространялось в виде листовки:
Покуда был живым, сражаясь до конца,
Учил я разуму невежду и глупца.
Но и в загробной тьме, все тот же, что и всюду,
Я тени исцелять от предрассудков буду.
«Я хочу, чтобы Вольтера изучали, чтобы умы питались им», – изрекла однажды Екатерина Великая, и этот призыв был услышан, выросло целое поколение «русских вольтерьянцев». В 1812 году французский офицер Анри Бейль (писатель Стендаль) вспоминал, что повсюду в дворянских особняках Москвы находил сочинения своего соотечественника. Покидая с армией Наполеона пылающий город, он прихватил с собой томик, но, устыдившись, выронил его в снег.
После смерти Вольтера его библиотека была куплена Екатериной II и перевезена в Петербург. Ныне 6 902 тома и 20 томов рукописей хранятся в Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.
В известном издании Молана сочинения Вольтера составили пятьдесят томов почти по шестьсот страниц каждый, дополненные двумя большими томами Указателей. Восемнадцать томов издания – эпистолярное наследие, более десяти тысяч писем.
Его труды и в наше время не потеряли своей актуальности и вызывают споры, а философские идеи о состоянии общества и положении человека в социуме требуют долгого изучения и понимания.
Наталья ЛОГИНОВА