Александр ЕВСЮКОВ
Прозаик, критик. Родился в 1982 году в городе Щекино Тульской области. Выпускник Литинститута 2007 года (семинар М.П. Лобанова). Работал охранником, грузчиком, археологом, журналистом, администратором, менеджером по продажам, литературным редактором и т. д. Участник и руководитель труднических экспедиций на остров Анзер Соловецкого архипелага (2015-17 гг.). Публиковался в «Дружбе народов», «Октябре», «Нашем современнике», «Неве», «Литературной газете», «Литературной России» и др. В 2017 году выпустил книгу рассказов «Контур легенды».
Становилось все холоднее. Мы с Верой стояли на зябком ветру, избегая взглядов друг друга. Как быстро выдувает здесь и хмель, и браваду.
– Так тут и будем?.. – я расслышал не только Верин голос, но и перестук ее зубов. Что тут ответить я не знал, и вопрос повис на долгую минуту. Потом сквозь снежную крупу засветились фары. Я резко взмахнул рукой и шагнул на дорогу.
Машина притормозила. Я подскочил и буквально вцепился в зеркало заднего вида:
– Довези, командир. Очень надо.
– Ну, давайте, – донеслось изнутри. – Все одно без заказов.
– Багажник откроешь?
Дождавшись щелчка и дернув вверх крышку, я зашвырнул туда опостылевший рюкзак. Задубевшее тело требовало немедля самому влезть в теплый салон и поплотнее захлопнуть изнутри дверцу, но через секунду я опомнился. Машина оказалась трехдверной. Стало стыдно перед Верой. Я поспешно вылез обратно и откинул кресло. Вера, не глянув на меня, осторожно пробралась внутрь.
– Вы извините, что так неудобно, – повернувшись вполоборота, стал оправдываться водитель. – Я когда такую машину брал, не думал еще, что буду таксовать.
– Ничего-ничего, – постаралась его успокоить Вера. – Главное, доехать.
– В Петрозаводск, к вокзалу, – уточнил я.
– А-а, ясно. Из Петрозаводска мало кто сюда ездит, – охотно пояснил таксист, – часа полтора укатаешь по зиме, по такой вот дороге, а на месте нет никого и телефон, сука, молчит. Гудки идут-идут, и – хоть бы кто кашлянул. Счастье, если зацепит кого на остановке, чтоб хоть часть бензина откатать, какое уж там заработать.
Мне тоже все стало ясно – не в первый раз слышал такие бомбильские заходы. Ты проникнись, мол, гражданин, раскошелься, товарищ-барин. Поторговавшись, мы уговорились о цене и ехали молча, понемногу отогреваясь. Мимо проносились дома, указатели, дальше – лес и тусклым отблеском приоткрывалось среди снежных берегов озеро.
– Коньяк и портвейн вроде? – спросил вдруг таксист.
– В смысле?
– Ну, чем согревались-то?
– Да-а, – удивленно подтвердил я.
– Шампанское было еще, – добавила Вера. – А как это вы догадались?
– Да так, – он весело подмигнул. – Надышали за праздники столько, что научился определять, кто чего пил.
– И что чаще – водку?
– Всё пьют. Но бабы, те жмутся, а мужики под Новый год – на тебе! Гуляй, мол, душа…
Я пригляделся – таксист был худощавый, жилистый с серыми глазами и бледным северным лицом.
– Меня батя приучил и к машине, и к рыбалке, – рассказывал он. – С ним на пару катались – и по делам, и в гости. Меняли друг дружку за рулем. В Башкирию въезжали, тормознули на ДПС – говорят, давай права. А тормозят почти всех с другим регионом. Старшой в карман их кладет, пройдемте – проверим вас. А отцу за руль больше не надо было, он расслабился и чутка принял. Прохожу, суют трубку старого образца: дуй. Дунул, показывает ноль двадцать три или что-то вроде. Всё, говорят: пил, права не отдадим. Я говорю: не пил, ни сегодня, ни вчера. Ну, давай тогда в другую – это мне, а остальное всё между собой по-татарски. Продуваю, тоже есть – на две сотых меньше. Пьяный, кричат, – и по-татарски опять. Везите меня в больницу, говорю, я вашим аппаратам не верю и права тут вам не оставлю. А нет у нас таких больниц, и опять не понимаю ничего. Тут отец видит, долго меня нет, и – к ним на пост. А он до армии в Узбекистане восемнадцать лет прожил, там язык похожий и потом еще служил с татарами. Заходит такой, слушает и срезает их по-татарски же: мол, не дурите, знаем мы все эти фокусы. Замерли оба, как будто самих поймали с поличным, и – хлоп на стол мои права, на меня не глядя. Растерялись оба. А когда мы обратно ехали, они номера узнали и в сторону отвернулись, прям как по команде.
– Боевой какой батя, – сказал я.
– Хорошо было. Бывало, заблудишься – бензину пожгешь, а все равно хорошо! – он с задором встряхнул головой. – Или вот, ежиков живых с детства не видел, а тут поймали толстого, матерого, курткой накрыли и в таз. Под градусом взбрело в голову зажарить на шампуре, попробовать ежатины. А посмотрел – в глазки эти крохотные, на нос и – не смог, выпустил. Потом стыдно стало, что не смог, хотел другого изловить, весь сад облазил, так не встретил ни одного. Чуют они, что ли, когда на них нарочно идут… хорошо, если чуют.
– Чуют, – я кивнул.
– А однажды на рыбалке сидим мы над водой по-тихому, клев спугнуть боимся. И тут вижу краем глаза – сова прилетела, да так бесшумно, что присела отцу прямо на голову, за пенек, что ли, приняла? Только волосы когтями зацепила и взмыла вверх.
– Сова – она же символ смерти? – почему-то спросил я.
– Наверно, так, – отозвался таксист. – Отец, правда, приболел тогда, но не помер. А вот девчонка у нас одна, так без всякой совы… но не знаю, сам не видел…
– Какая девчонка?
– Ну, которая в такси у нас хозяйкой была, – он окинул меня сбоку настороженным взглядом, будто решая, стоит ли продолжать. – Катя… Мы с ней учились вместе, она на два года моложе. Нравилась мне в школе, даже отдубасили раз за нее. Ну, а потом я – в армию, она куда-то делась. Оказалось, что в городе замуж вышла, потом мужа сюда перевезла. Думала здесь его к делу пристроить. Ну, где она сама всех знает и все понимает. А он такой… в мужики не вышел, как говорят. Так шалопаем и остался. Ну, судьба наперекосяк – у многих девок так… Изменилась она, там в городе сразу не потянула бы, а здесь – взялась, взялась и научилась.
– А чему научилась-то?
– Дела вести. А тут как раз такси один парень открыл, чтобы свои машины и водители местные. Офис на дому устроил, листовки расклеил, завязался, короче. Но не пошло у него так денежно, как хотел, не раскрутилось. И как-то быстро он потух, все бросил да Кате перепродал. Ей тогда двадцать пять было. С двумя детишками, мелкими совсем, пацаном и девчонкой. Ну, и муж непутевый – то запьет, то уволится. Терпела она, терпела и решила уже разводиться, да не успела чутка. Наработала хорошо, сперва две машины, потом три, потом пять, вот уже семь к Новому году стало. У меня тоже нормально все вроде – дом, семья, с работой у нас тут, конечно, то так, то эдак. Позвала, поговорили – и все мне подошло. Про школу не вспоминали, общалась вежливо, по-деловому, что надо – она помнила всегда. А вот голос у нее особый, солнечный какой-то. И работаешь-то помногу, а все в радость, никак не можешь измотаться и устать. И никто ведь такого не ждал, как под дых дали…
Он приоткрыл бардачок и тут же захлопнул, будто вспомнив о чем-то, продолжил:
– Этой осенью сперва штормило, а потом – встала погода. Катя собралась и пошла с детьми в лес, за клюквой, как все наши ходят. Клюквы той много набрали, по два ведра на каждого, чистой, без листочков и всякого хмызняка*. И уже возвращались к дороге, груженные. А все такси на дальних выездах были. Меня запрягли отвозить двоих туристов в Суоярви. И вот подошли они поближе к повороту от Эссойлы на Корзу. А связь там такая – поймалась, пляши и радуйся, успевай все сказать по-быстрому.И вот она по телефону с братом заговорила, объясняла, куда подъехать, где их с ягодой забрать, и не заметила, что там провод высоковольтный провис и поджидал в полутора метрах над землей. Дети-то прошмыгнули, а она с этим телефоном и зацепилась спиной или волосами. Брат только услышал «О-ой…» и все – связь пропала... Убило Катю. Дети видели, так и сидели часа два, а то и три. Один за деревом, другая – ведра обхватила и ягоды брала, пересчитывала, все пальцы красные, как в крови... Потом уже целых три машины приезжали. Опергруппа из района, из Петрозаводска, из Питера даже. Обстоятельства устанавливали. Ну и установили, что эта линия относится не к поселению, а к ЖД. Значит, и компенсацию семье с них брать надо.
Мы ехали все медленнее. Водитель глухо проговорил:
– Не нравится мне. Остановлюсь, проверю. Не опоздаем же?
Он остановился, открыл дверь, впуская подзабытый холод, и вышел. Двигался он медленно, с усилием поднял капот и нагнулся, вглядываясь в недра движка. Проверил карманы, видимо, остро сожалея, что давно бросил курить. Попутные машины притормаживали, и водители выглядывали с немым вопросом. Он отмахивался: нормально все. Минут через пять, опустив капот, вернулся на место.
– Едем, – ровным голосом скомандовал сам себе. Разогнались и вокруг замерцал огнями большой город.
– Жене вот ничего не мог сказать, – добавил он. – Ревнивая она у меня. Почуяла бы в словах что-то. Ну, попался вроде как. Прямо как на ладонь ей весь голый выпал… Не спросила. Наутро сама вызнала у кого-то. Мне же и рассказывала. А я деревянный сижу, и киваю-киваю… А с работой в чем-то даже проще теперь. Понятнее. Солнышко не всходит каждый раз, как трубку берешь. Работа и есть работа – выезжаешь, и пошло, пошло, так под вечер укатаешься – забудешь про все.
Мы приближались к вокзалу.
– И внуки, и такси достались свекрови ее, она старая, неторопкая, забывает все. То в магазине она, то забудеткто у нее на выезде, то обсчитает себя же по проценту. И вроде записывает все, но вот где 900 должно быть, а у нее 690 получается. Как так-то? И подхода такого нет, как у невестки, ни поздоровается толком, доброго слова не скажет. Забудет, кто на смене у нее, до обеда просижу вообще без заказов, а к обеду вспомнит: ой, Сереж, кормилец мой, выезжай, выручи. Раз, другой так было, пока не понял, что надо ей не с вечера, а с утра про смену напоминать.
Остановились на площади. Я осторожно извлек рюкзак и накинул его ремень на плечо.
– Ну, посмотрим, как чего, а вы к нам еще приезжайте. Летом-то еще лучше у нас.
– Обязательно приедем, Серег! – я через силу улыбнулся.
Машина сдала задом, развернулась и скрылась за поворотом.
– А ты бы про меня так помнил? – спросила вдруг Вера.
– Конечно. Ты чего такое городишь?
Я прижал её к себе и невольно огляделся, но ничего опасного вокруг не заметил.
– Помнил бы, конечно. Но ты ужи сама по сторонам гляди все равно.
Остановились у киоска, и взгляд невольно упал на фигурку белой полярной совы с желтыми глазами, сидевшей на каменном пеньке. В подсветке ее глаза казались осмысленными и властными.
– Купим? – поинтересовалась Вера.
Я вздрогнул и покачал головой:
– Нет, не надо нам.
Мы прошли через вокзал и вышли на перрон, взявшись за руки.
_____________
*хмызняк – мусор от ягоды (диал.)