V Конкурс-фестиваль «Русский Гофман – 2020» все-таки состоялся. В нем приняли участие 838 авторов из 22 стран мира.
В замке Инстербург в Калининграде были названы победители фестиваля-конкурса: Светлана Волкова (СПб, проза), Полина Орынянская (Балашиха, поэзия), Борис Нисневич (Калининград, публицистика и эссеистика) и Елена Ахматова (Москва, проза сказочная, фантазийная).
В очном поэтическом турнире победили Михаил Зиновкин (Архангельск) и Дана Курская (Москва).
Ниже публикуем стихи победителей.
Полина ОРЫНЯНСКАЯ (г. Балашиха, Московская область)
Осы
Что лето покатилось под откос,
я замечаю по нахальству ос –
назойливых, упрямых, кропотливых.
Сижу в саду, внизу течет река,
и осы, опьяневшие слегка,
сосут нектар из переспелой сливы.
Карабкается солнышко в зенит.
От жара даже птица не звенит –
с утра укрылась в листьях винограда.
Проходит день в делах и пустяках.
Рыжеют, закипая, облака...
Пора к столу, под яблоню, в прохладу.
Ну, Господи, спаси и сохрани,
благослови меня на эти дни
копчёной рыбой и холодным пивом,
и, пару лет пометив, как прогул,
дай в старости на этом берегу
вот так же глупых ос гонять лениво.
Бонсай
Я лета жду с начала сентября,
с явления кленовой позолоты.
Ещё янтарно теплится заря,
ещё птенцы разучивают ноты,
а я уже, поёживаясь впрок,
из шерстяных носков не вылезая,
ращу внутри, как тонкий стебелёк,
как чутошное деревце бонсая,
предчувствие июньских земляник,
далёких полустанков с перекуром,
где поезда срываются на крик:
эй, кто-нибудь! – А им в ответ дежурный
по громкой связи лепит черт-те что,
ни слов не разобрать, ни матерщины...
И вот в краю платанов лет по сто
горланят горбоносые мужчины,
несут какой-такой шашлык-машлык,
кувшин вина... Но время на исходе,
и самолёт взлетает тык-впритык
к туманам, соснам, северной погоде,
макушкам храмов средь бедовых изб
с окошками ей-богу слюдяными,
где пьют дожди до положенья риз
поля, поля, поля, а между ними
петляют позабытые пути,
ведущие в капканы малых родин.
А там ни новостей, ни суеты,
грибы пошли... Но время на исходе,
и, проезжая – что там? Сестрорецк? –
я чувствую усталость все подспудней
и так мечтаю, чтобы, наконец,
унылым клином потянулись будни.
Да плохо ли, по правде говоря? –
На даче астры, лужи и соседи.
Диван, чаек, собака и соцсети.
Работа. Дом. Начало сентября…
Дана КУРСКАЯ (г. Москва)
* * *
Такая боль – ну как тут объяснишь –
как будто нерожденный наш ребенок
упал с дивана, повредив ключицу,
и вой прорезал утреннюю тишь,
вот я кричу, а ты звонишь в больницу.
В такси иконостас из трех иконок,
в регистратуре постер «Наш малыш».
Или, к примеру, вот какой момент.
Как будто ночь – вставать еще не скоро,
под шелковой простынкой голубою
так сладко спишь, и вдруг – включают свет!
И возникает прямо пред тобою
Владимир Басов в роли полотера,
он говорит: «Ничё себе! Сюжет!»
А вот еще бывает, что идешь
походкой зыбкой по району детства
и думаешь: «Я здесь гуляла с папой…
Над нами тот же звездный был чертеж…»
А папа с неба думает: «Растяпа!
Гуляли-то не здесь, а по соседству!
Беспамятная нынче молодежь!»
Или еще – ты помнишь это сам –
как, наливая мне вина в бокальчик,
уставился внезапно за окошко,
где сад внимал небесным голосам.
и я глотнула красного немножко,
и вдруг сказала: «Это будет мальчик».
Сняв голову, не плачь по волосам.
* * *
Ни одного тревожного симптома
мой папа был мужчина в цвете сил
он пел «трава, трава, трава у дома»
и джинсы белоснежные носил
в любой машине глохнет карбюратор
и папе не допеть до февраля
земля видна в его иллюминатор
холодная и рыхлая земля
я помню, как он грузится в ракету
как все рыдают вплоть до темноты
над космодромом проплывает лето
и звездный дождь сочится на кресты
и тот, кто хит про нашу землю создал,
пускает папу в радостный полет
и вот отец летит навстречу звездам
и песню он ту самую поет
и видится что близко и знакомо
и слышатся любимые слова
и снится нам не рокот космодрома
не эта ледяная синева
Михаил ЗИНОВКИН (г. Архангельск)
Симптоматика
Впору чудить, смеяться и Фрейда праздновать.
Все психиатры сходят с ума по-разному
(В каждом найдется малая червоточина).
Я бы проверил, да рисковать не хочется –
Хочется вылить красное в изумрудное
И насладиться тихой житейской мудростью,
Выйти за рамки мутного мироздания,
Не возлюбив как ближнего, так и дальнего,
Просто лежать в палате на чистой простыни
Между Омоном Ра и шестым апостолом,
Заживо связанным верой/надеждой/фобией,
Предпочитая счастью его подобие.
Это ли мука, если хреново мелется?
Ты ведь такая умница и умелица:
Сказку расскажешь, выставишь свечи с банками
И уравняешь праведников и пранкеров,
Бросившись в омут ереси доброй хищницей.
Был бы диагноз, а пациенты сыщутся.
И на глазах у камер, как будто походя,
Вырастет очередь за седативной похотью:
Так и родится очередная мания.
Общество создано, чтобы его дурманили –
Витиевато, пафосно, по-научному.
Лишь бы хватило капельниц и наручников.
Можно хвалиться брендами и зарплатами –
Так, чтобы все вокруг восхищённо плакали,
А по ночам в ночнушках молиться истово
И опасаться гнева судебных приставов.
Можно сидеть на фитнесе и на йогурте –
В Буэнос-Айресе, Мельбурне или Ёбурге,
А по ночам хомячить борщи и пончики,
Переживая, чем это все закончится.
Можно любую прихоть за ваши кровные.
И продолжать считать отклоненья нормою,
И умиляться – каждый своими гранями.
Все психиатры сходят с ума. Заранее.
Ленинградское танго
Я вчера – сам не свой, а сегодня – ничей.
У хозяйки ночей стрекоза на плече.
Но наутро не вспомню ни черта, ни черт –
Разве волосы запаха манго.
Да еще полумрак/полувзгляд/полустон,
Где фантомная боль разведенных мостов
Вплетена под пустой воробьиный восторг
В наше с ней Ленинградское танго.
Я уеду навек, я сбегу наобум,
Я хромую судьбу утащу на горбу.
А добро, что с лихвой от себя отгребу,
Возвратится потом бумерангом.
Только я не приму ни вистов, ни вестей:
Мне в висок прилетит петербуржский кистень,
И Нева похоронит меня на холсте
Под волной Ленинградского танго.
Но когда я вернусь (некрасив и здоров)
После сотен видений-падений-костров,
Пронеся где-то в сердце окалину строк,
На дебелом небелом мустанге,
То еще на подходе – в предчувствии нас –
Что-то с чем-то, смущаясь, войдет в резонанс,
И польётся из улиц, как слезы из глаз,
Декаданс Ленинградского танго…