(К 35-летию со дня смерти замечательного поэта)
Закружатся турбулентно закрученные, и вместе такие ясные, лирически насыщенные строчки, полетят они над землей, вызывая ассоциации то со снегом, то с листвою, срываемой осенним ветром:
...Зачем изъясняться словами,
кричать и трясти головой?..
Деревья маячат ветвями,
что ветер идет верховой.
...Зачем выдираться из кожи,
рвать счастье из призрачной мглы?..
Скала неподвижна, и все же
ее посещают орлы.
Мелькнет, утвердившись, афоризм, и мы поймем, что в дебрях метафизического покоя, сопоставимого со скалой, могут посетить мысли высоты.
Или ощущения…
Жизнь – можно истолковать, как цепочку ощущений.
Едва ли Аркадий Кутилов истолковывал жизнь, он проживал ее: яростно и быстро, неистово, и… может быть, умно…
Кто сможет избрать самый умный вектор, и следовать ему все годы?
В Кутилове было нечто от Франсуа Вийона: без его преступлений, разумеется: тот же размах, неистовство, с русскими акцентами, та же жажда свободы: бесконечной, окончательной, ярой…
Русская свобода всегда отчасти вольница: казаки, Стенька, Пугач…
Есть нечто и от этого в жизни и стихах Кутилова.
Есть яркие, – точно восточные, с узорами, обозначающими тайнопись судьбы ковры, словно раздранные русским захлёбом, – чтобы из клочков сложить новое, целостное.
Свобода, целостность – какие привлекательные слова! Одни из лучших в арсенале русской речи.
Кутилову хотелось обресть и то, и другое, возможно и обретал, перевоплощаясь в стих, изгибаясь под его напряженным током, чтобы возникло:
Идет полями и лесами,
идет ромашковым ковром –
мужик с невинными глазами,
с фамильным тонким топором.
Душа в лирической истоме,
в мазутной неге сапоги…
Ах, как это по-нашему! С каким удальством!
Темы Кутилова варьировались – всегда оставался неподражаемый, неповторимый атомарный состав стиха.
Группа крови свободолюбца не совпадает ни с какой другой – именно потому пришлось хлебнуть Аркадию Кутилову лиха в жизни, изведать ее сполна, до леденящих прожилок, именно потому он замерз насмерть в скверике около Омского транспортного института в конце июня 1985-го.
Но стихи его, брызжущие спиртом жизни, кипящие расплавленным оловом огромного таланта, не замерзнут никогда.
Александр БАЛТИН