Эпитафия
Инна Люциановна Вишневская (1925–2018) для многих – да что там, всех, кто ее знал и был близок к ней – остается не просто видным театральным писателем, критиком, педагогом, доктором искусствоведения, профессором Литературного института и многолетним педагогом ГИТИСа – но, конечно, феерической личностью, в которой уживались все эти качества. Лучше сказать – творческие роли. Их нельзя повторить, хотя все мы не одно десятилетие предавали изустно, что сказала Инна с высокой трибуны на какой-нибудь коллегии, ученом совете, защите диссертации или просто в антракте на спектакле. При этом артистизм натуры не существовал сам по себе – эффектным номером, так казалось только на первый взгляд. Ее взрывные выступления были связаны с фундаментальными понятиями театра и литературы – она на них опиралась, они ее окрыляли. Она постоянно перечитывала все, что давно знала наизусть. На ее столе (точнее, столах в разных комнатах) могли лежать открытыми «Анна Каренина», «Записки охотника» или пьеса Александра Островского (которого она цитировала с любого места). «Знаешь, читаю, как в первый раз…».
Из постоянной потребности погружения в знакомое и незнакомое родился метод. Она открывала великие тексты изнутри, а не привносила в них сторонние открытия, скажем, архивные. Архивы не жаловала, за что ей пеняли. Считала текст драмы единственно подлинным свидетельством о писательских намерениях. Все ее книги – о Гоголе, Островском, Тургеневе, Сумарокове, Арбузове, Симонове, Макаенке – есть, в первую очередь, личное толкование. И в нем она доходила до виртуозности необычайной. Хлестаков в архетипической основе своей у нее мог быть наследником русского самозванства; чиновники уездного города N – масками почти из итальянской комедии дел арте; Снегурочка была «никогда не таящей» и т.д.
Эрудиция позволяла соединять разные миры и временные пласты. От спектакля по Островскому она требовала космического масштаба; от современного – опоры на трагический опыт прошлого. Погруженность в историзм и ушедшую культуру сочеталась с острым выходом в современность. Почти мгновенно написала книгу о производственной пьесе, которая в то время была не вполне завершенным явлением, и она рассматривала его, будто выхватывая из огня, как репортер хватает материал дымящейся реальности.
Она сметала своим юмором и импровизацией любые условности в любых аудиториях. И эта неотъемлемая часть ее природного дара всегда была во имя главной темы жизни – русского Театра и русского Слова. Оба понятия слились в ее рассуждениях. Она сама была человеком театра и человеком-театром.
Прощай, наша любимая. Ты многому нас научила, специально не уча. Показала, как не тяжелить проблемы, несмотря на пережитое. Как заряжаться энергией жизни, служа Театру и Слову повседневно и повсечасно.
Александр КОЛЕСНИКОВ,
доктор искусствоведения
Коллектив «Литературной газеты» скорбит об утрате и сохранит в памяти неповторимый образ своего автора Инны Люциановны Вишневской.