Поля Куликова

Её тут знает каждая корова, 
Хотя в Москву, как многие, могла
Уехать наша Поля Куликова, 
Иконку взяв из красного угла. 
Страстями и безделием влекома,
Сшалавилась, Господь её спаси, 
Девчонка наша, Поля Куликова!
Мигрируя в Россию из Руси,
Сама себя всё топит, топит, топит
В трясине непролазной и густой, 
А водочка – не более чем допинг:
Дешёвы й, эффективный и простой.
О, сколько же в глазах девичьих боли, 
Усталости, хронической тоски! 
Свои, чужие – все лежат на Поле, 
И все мы ей, по-своему, близки. 
Когда в затишье жить совсем хреново, 
А вражьи морды смотрят из газет, 
Выходит в поле Поля Куликова. 
И ждёт, когда вернётся Пересвет...

***
На платформе станции Сенная
За ограничительной чертой
Топчется крестьянка молодая.
Был бы я крестьянкой молодой, 
Я бы тоже сбросился на рельсы:
До того обида велика!
Понедельник бродит погорельцем, 
Ветром нагоняет облака, 
Гематомы, ссадины, ушибы, 
Красные полоски от кнута... 
Эх, крестьянка, мы с тобой ушли бы, 
Убежали... только вот куда? 
А пока что ты стоишь безмолвно 
На краю, но в крайность не вросла.
Как на булку мажут сыр Viola,
Машинист, зажмуривший глаза,
Вмиг тебя размажет, разфигачит,
Заскрежещут тут же тормоза...
А хотела платье от Versace
И пыталась верить в чудеса...

***
На диету садился мужик 
и от злости качался на стуле, 
и практически мунковский крик 
зарождался в обрюзгшей фигуре. 
Он пытался не помнить фастфуд 
и забыть про холодное пиво, 
но когда свежесорванный фрукт 
принесла ему женщина, ива 
за окном зарыдала навзрыд, 
и фруктовая плоть захрустела. 
То ли идиш, а то ли иврит 
обладатель невкусного тела
услыхал и почуял нутром, 
что ошибка страшна и нелепа. 
И теперь каждый день у метро 
телефоны палёные Aррlе 
продаём мы: угрюмый толстяк 
и помятая жизнью блудница. 
Люди добрые, ради Христа, 
ну не надо над нами глумиться!

***
На стройке чучело сжигали
В последний масленичный день.
Дымились сочные хинкали, 
Тонули в огненной воде,
Обнявшись, русские, таджики.
Зима хрустела, падал снег.
В крови, как будто бы в аджике, 
Лежал избитый человек.
Он был на Невском, на Арбате,
Но вот у лесополосы 
Лежит типичный гастарбайтер,
В стране невиданной красы
Ему теперь не выйти в люди –
Украли нелюди смартфон.
И чучело башкою крутит, 
В огне, как будто это он.
Горит тряпьё и льётся водка, 
Блины закончились давно.
И вот идёт прораб Кропоткин,
В руке с бутылкой «Дагвино».
Бедняге он нальёт грамм двести
И даст, конечно, закурить, 
Поставит на запястье крестик,
Затем чтоб что-то не забыть.
А утром медленно, вразвалку, 
С самим собой пойдя вразрез, 
Таджик потащит крест на свалку, 
Тот самый, обгоревший крест.

Площадь Искусств 

Походка уверенна, взгляд их неистов:
На площадь Искусств, как стемнеет, придут
Десятки и сотни парней мускулистых,
Десятки и сотни спортсменов плечистых,
Десятки и сотни ребят-пушкинистов,
Ритмично читая стихи на ходу!
Спустя четверть часа на велосипедах
На площадь Искусств, но с другой стороны
Приедут десятки и сотни атлетов,
Подкатят десятки и сотни кадетов,
Десятки и сотни всех лермонтоведов
Со всей необъятной и страшной страны!
Стихи зазвучат про Руслана с Людмилой,
Про няню, про парус, про Бородино...
Мгновенье – и всех заведёт заводила,
И в драку нырнет за громилой громила!
А чтобы сильнее сознанье затмило,
И те и другие глотают вино.
Трава покраснела, кусты и деревья,
На площади слышатся крики и стон...