Всё врут календари… Или не всё? Пожилые актрисы любили приглашать на свои юбилеи высокопоставленных жён. После одного такого юбилейного вечера одна такая высокопоставленная жена говорила юбилярше: «Я потрясена… Это прекрасно, и завтра об этом узнает весь мир». Свита с готовностью поддакивала: узнает, понятное дело, решим вопрос.
Однако назавтра мир остался в неведении. Интересно, каким способом предполагалось довести его до потрясённого состояния?
Неадекватность в восприятии реальности, порождённая вседозволенностью.
В коммунизме, насколько помнится, собирались быть через двадцать лет. Это уже не чья-то жена, а Никита Сергеевич Хрущёв.
Король из сказки, который, заглянув предварительно в календарь, повелевал солнцу вставать и садиться в строго определённое время, был толковее. Лучше соображал. И никогда не ошибался в своих распоряжениях и прогнозах.
Вот бы в календарь заглянуть.
* * *
Почему фильм «Зоя», снятый сегодня, в щадящую цензурную пору, оказался значительно хуже одноимённого фильма 1944 года, когда идеологические рамки были чрезвычайно жёсткими? Наверное, потому в первую очередь, что выполнение социальных заказов поручалось тогда надёжным, зарекомендовавшим себя профессионалам.
«Зоя» 1944 года – это режиссёр Лео Арнштам, сценарист Борис Чирсков, оператор Александр Шеленков, композитор Дмитрий Шостакович.
А нынешняя лента? Ну ладно.
И вот что ещё существенно: социальные заказы (не всегда, но случалось) совпадали с внутренним состоянием, внутренней потребностью художника, открывая возможность самовыражения. Не в этом ли секрет настоящего, долговременного успеха лучших советских фильмов 30–40-х годов? Успеха прежде всего зрительского.
1944 год, лидеры проката.
Первое место – «В шесть часов вечера после войны» Ивана Пырьева. 26,1 млн зрителей.
Второе место – «Радуга» Марка Донского. 23,6 млн зрителей.
Третье место – «Зоя» Лео Арнштама. 21,87 млн зрителей.
Любимые военные ленты.
Далее, лидер победного 45-го – «Без вины виноватые» Владимира Петрова, экранизация классической мелодрамы Александра Островского с великими мхатовцами Аллой Тарасовой, Алексеем Грибовым, Виктором Станицыным, Борисом Ливановым, Павлом Массальским и юным Владимиром Дружниковым.
А первые послевоенные годы уверенно пополнили лидерскую группу музыкальными комедиями – почти без идеологии: «Небесный тихоход» Семёна Тимошенко, «Весна» Григория Александрова, «Поезд идёт на Восток» Юлия Райзмана. И обошедшие всех четыре «Тарзана».
В любые времена, в том числе тоталитарные, зритель смотрит то, что сегодня хочет смотреть. А вот в том, что именно и когда он хочет смотреть, «Радугу», «Без вины виноватые» или «Тарзана», заключено неопровержимое свидетельство времени.
А сегодня что? Об этом как-нибудь в другой раз.
* * *
Из далёкого прошлого.
Известный театральный режиссёр, с досадой:
– И это дерьмо ставить… мне…
– И что – не будете?
– Буду. Куда денешься. Мне за это Володина разрешат. И Сухово-Кобылина.
Помнится, после такой вот премьеры я подошёл к режиссёру с дежурными поздравлениями и не придумал ничего лучшего, как сказать:
– Если бы автор знал, что вы на самом деле о нём думаете…
Режиссёр лукаво усмехнулся, довольный: доходит, дескать, второй план…
Мне за свой неуклюжий комплимент сегодня неловко, однако тогда – в противовес официальной демагогии – действовал некий свод умолчаний, иносказаний, кодов, позволявших сохранять по необходимости отношения с теми, с кем сохранять отношения решительно не хотелось.
* * *
Нельзя судить о людях ушедших эпох, не учитывая атмосферу, психологию времени.
В своё время другой известный театральный режиссёр, видимо по рекомендации сверху, написал и опубликовал статью под названием «Садист и порнограф Сартр». А потом, когда ситуация изменилась, принимал Сартра в Москве как почётного гостя и увлечённо дискутировал с ним о проблемах мировой культуры.
Так ли, легенда ли – не знаю, но, вспоминая 50-е годы, допускаю, что это не исключено.
Могу изумляться, но осуждать не берусь, тем более что застал ещё знаменитые спектакли этого режиссёра, заслуженно знаменитые.
Но не забудем и о том, что были люди не менее известные, за которыми написание статей и открытых писем, изобличающих порнографов, садистов, прочих впавших в немилость, не числилось. Находили возможность отказаться, ну да, под выдуманными предлогами, однако находили.
Или вот Марк Семёнович Донской. Автор великого фильма «Радуга», придя в гости к Ингмару Бергману, залез на подоконник, а потом, ухватившись за гардину (в молодости был акробатом), спрыгнул и огорошил хозяина вопросом: «Почему вы пессимист?»
Донской очень дорожил статусом городского сумасшедшего, который позволял иногда не только висеть на гардине в доме у Бергмана. Но позволял до известных, понятно, пределов.
…Во все времена и эпохи действовало – и продолжает действовать – старое дорожное правило: не уверен – не обгоняй. Или: не беги впереди прогресса – это уже отсылка к Сухово-Кобылину. Тоже, можно сказать, дорожное правило, подсказывающее, когда в самый раз повиснуть на гардине, а когда лучше воздержаться.
* * *
Известный журналист Александр Юрьевич Кривицкий слегка заикался, как и мой младший брат Иван, ныне академик РАН.
Будучи намного старше, Кривицкий делился жизненным опытом:
– Нам с т-тобой, Ванька, ф-фантастически повезло, наш физический н-недостаток п-позволяет всякий раз несколько секунд п-подумать, прежде чем сказать что-то внятное. Не будь я з-заикой, я бы 37-го года н-не пережил.
* * *
Мой покойный друг Виталий Ганюшкин, журналист милостью божьей, сказал однажды, что если ему удастся ввести в печатный оборот матерные слова, которые являют собой частицу русского языка, малую, но органичную, он сочтёт свою культурную миссию выполненной. И ввёл. Потом вывели их обратно – на законодательном уровне, уже без Виталия. А по мне – так не матерные слова надо искоренять, а матерные дела, на каком бы уровне они ни совершались. Тогда и слова перестанут смущать. Но это гораздо труднее, здесь постановлением Думы не обойдёшься.
* * *
Из милицейского протокола пятидесятилетней давности, составленного при задержании пьяного, который справлял в подъезде малую нужду, цитирую: «…но указанный гражданин не осознал, а иссяк». Пятнадцать суток – реакция адекватная. И однозначная.
* * *
Нынче запросы общества шире, многообразнее. По телевизору увлечённо, в столкновении мнений, личных, разнообразных, обсуждалось, как мочилась в кустах балерина Волочкова, деликатно не забредая на соседний дачный участок. Как беззаветно сражалась Бузова за своё право царить на сцене МХАТа имени Горького. Но что характерно: потускнели звёздные похождения, потускнели так же скоро, как засветились, перемешавшись с множеством им подобных. Признать, что они стали привычными буднями, повседневностью, в которой мы существуем, мешает инстинкт самосохранения. Не признать – значит в упор не видеть реальность.
В общем и целом – не осознал, а иссяк.
* * *
Объявление в подъезде: «15 октября с девяти до семнадцати ч. отключается ХВС». Пойдя по пути догадок и сопоставлений, я пришёл к выводу, что речь идёт о воде, холодной воде. Помните, Пушкин ещё любил смотреть, как «плещет в брег струя». ХВС, стало быть, плещет.
* * *
Великий и могучий русский язык, в отличие от тургеневских времён, во дни сомнений и тягостных раздумий перестаёт быть поддержкой и опорой: нынешние спектакли, книги, фильмы, бытовые общения от него немного оставили.
Одна надежда – на грядущую реформу русской орфографии, когда мы узнаем наконец от компетентных специалистов, как пишется слово «гастарбайтер».
* * *
Кстати, о гастарбайтерах. Вот двое, видимо из Центральной Азии, поблизости от нашего подъезда обсуждают качество ремонтных работ во дворе, мешая слова из своего языка с русскими матерными.
И вдруг – осеняет: освоил! Я освоил. Могу поучаствовать.
* * *
Только вот помнится. Всё равно помнится…
Пусть читатель вероятный
Скажет с книжкою в руке:
– Вот стихи, а всё понятно,
Всё на русском языке...
(Александр Твардовский)
Вероятный читатель, ау…