Александр Лошкарёв

Родился в 1993 году. Окончил Липецкий государственный педагогический университет по специальности «преподаватель истории и мировой художественной культуры». Участник всероссийских совещаний молодых писателей в Ульяновске, Уфе, Воронеже, Химках. Лауреат литературной премии «В поисках правды и справедливости», Всероссийской премии им. Андрея Дементьева. Автор трёх сборников стихов. Член Союза писателей России. Стихи публиковались в журналах «Петровский мост», «Подъём», «Бельские просторы» и др. Живёт в Липецке.

* * *

Поменялись и время, и норов,

государство сменилось и век,

только боль обожжённых просторов

не остудит течение рек,

плача вдовьего дождь не утешит,

облегчения не принесёт...

То не тишь – только вопли да скрежет,

не туман – гарь пылающих сёл...

Я стою с головой непокрытой

перед лесом, дорогой, травой,

перед сонмом на взлёте убитых,

перед памятью этой живой.

Это запросто можно подслушать

в голубой предвечерней дали,

это – накрепко вросшее в душу

ощущение боли земли.

* * *

Не деля на чужую и общую,

я в разлуках тоскую всё злей

по Орловщине и по Тамбовщине

и по липецкой милой земле.

Слово «родина» горькое с возрастом

от скопившихся раньше обид,

но её беспокойства и горести

я едва ли смогу разлюбить,

потому что петляют и корчатся,

начинаясь от дома, следы,

потому что хлебнул одиночества,

как в июле холодной воды.

* * *

Какой это мерой измерить?

Какими словами пропеть?

Уходят ребята в бессмертье,

чтоб мы позабыли про смерть.

И чтоб, приодевшись по моде,

гутарили где-то гурьбой,

они ежедневно уходят

в последний безжалостный бой.

Уходят... Маячат их спины

не ради погон и наград.

С объятой огнём Украины

живыми вернитесь назад.

* * *

Нависли над дорогой сумерки,

предгрозовой смиренный вид.

Вот мы пока ещё не умерли,

однако это предстоит,

но ничего не поменяется –

не дрогнут тишь да благодать.

Пойдёт в сентябрь первоклассница

уроки жизни постигать

и повзрослеет в скоротечности

(кому поставить то в вину?),

ровесники её беспечности

пойдут на новую войну.

Так замкнут круг и не избавиться –

куда ни кинься, всюду клин –

и спазмом в сердце отзывается

«мы за ценой не постоим».

Да хоть за всех разлук рыдания

кому предъявишь этот счёт?

Страна моя многострадальная,

давай подержимся ещё.

* * *

Одни опять скорбят всем сердцем:

как ни крути, стряслась беда –

для нас костюмы европейцев

не по размеру, как всегда, –

и жизнь марают, как бумагу,

в страданиях который год...

Да, тяжело им, бедолагам,

не тот народ.

Другие машут кулаками

и Богом треплют, как флажком

(ему, задёрганному вами,

не до заботы ни о ком!),

и, ни за что не отвечая,

выглядывая из-за спин,

о повторении мечтают:

Рейхстаг, Берлин...

А за окном без изменений,

и понимается одно:

России глубоко до фени

все эти брызганья слюной.

Жизнь от зарплаты до зарплаты

петляет средь панельных стен,

и мы ни в чём не виноваты

ни перед кем.

* * *

Никуда от этого не скрыться,

ни в какой не сгинуть тишине,

ведь на картах чертятся границы,

трещинами становясь в стене.

И приходишь к истине избитой

(не понять, за что-то или так):

никогда мир не был монолитом,

это просто выдумки, чудак.

Не увидишь райские картины,

хоть в какой подайся край земли.

Никогда мы не были едины,

так что ничего не сберегли.

В прошлом – дым, грядущее пунктиром,

и сейчас хлебнуть дано сполна:

трещины расходятся по миру,

никогда не кончится война.

* * *

Есть тишина первоначальная,

которая стократ горчей

всех пафосных минут молчания

и триколоровых речей.

Слова совсем неповоротливы,

тяжёлые, как валуны,

здесь – где ребята похоронены,

сил на свершения полны.

Из-под Москвы и из-под Грозного,

из-под Донецка в свой черёд

они, намучившись, отозваны,

их больше ничего не ждёт.

Хоть с детства не грешил молитвами,

а шепчешь: «Боже сохрани

всех, кто теперь лежат убитыми

за то, что русские они».