Любая система жива до тех пор, пока предчувствует своё будущее. Так считают современные учёные. Язык – сложнейшая система. Причём такая система, которая, опираясь на изначальное мировидение нации, в то же время нуждается в обновлении.

Сейчас – кровь из носу – необходимо обновление языка. Слишком оброс он канцеляритом и чужесловием. Нужно помочь языку обновиться. Только вот за счёт чего? Думаю, за счёт просторечия. Ну а просторечие наше коренится в наивном видении мира. Наивное мировидение у россиян не отнять, в «евровидение» не переплавить. И это воодушевляет. Ведь наукой доказано: главные особенности национального образа мыслей проступают и закрепляются только на уровне наивной картины мира. Невозможно полностью ощутить особенности национального мировосприятия в сухой концептуальной схеме!

Наивное – всегда подлинное. Оттого так стойки наши простодушные, сказочно-наивные образы: Царь Горох, Индрик-зверь, Емеля, Сивка-Бурка.

Наив и сегодня один из главных российских способов видеть мир.

Несколько лет назад в селе Покровском близ Тобольска, на родине Григория Распутина, мужичок с ноготок сказал мне: «Шустёр плутяга был, а наивен. Это я – про Гришку».

– Что шустёр – не спорю. А касательно наивности…

– Да ты вникни! Ещё прадед мой слышал, как Григорий, в 16-м году в последний раз прибыв сюда из Питера, говорил: «Моря, как воры, войдут в города – и земли станут солёными. Человек окажется под солёным дождем и будет бродить по солёной земле, меж засухой и потопом. Но проскочит искра, которая принесёт новое слово! И тогда глас Пресвятой Богоматери достигнет Луны, – и добавил: – а на земле – наш мужик с колокольцами на шее воссядет. Близ него гороховые немцы на посылках прислужничать станут, многие дворцы петербургские лимонными деревьями украсятся. И никаких англичан рядом! Всех их птица Стратим покорит…» Ещё и стих из «Голубиной книги» присовокупил: «Когда Стратим вострепещется во втором часу  после полуночи, осветится в те поры и вся земля». А после оговорился Гришка и птицу Стратим птицей Сармат назвал. Сказал: «Но уж если птица Сармат взлетит – валы ревучие взметнутся, разверзнутся бездны глубочайшие, смоет океан с берегов города и леса…»

Звуковая картинка, нарисованная мужиком, была химерична, но в чём-то и правдива.

Тут, правда, рядом с Ноготком племяш его, приехавший на каникулы, зашевелился.

– Зашквар, зашквар! Начали про язык, а кончили войной. Зашкварились вы, пугалища огородные! – сказал племяш и, глянув на нас исподлобья, ушёл.

– Ты не обижайся, – сказал Ноготок, – это его рассказ про птицу Стратим раздосадовал. Не нравится ему наивняк наш. Но оно ведь как? Проще смотришь – яснее видишь…

«Зашквар» – популярное словцо молодёжного сленга. «Зашквариться» – совершить нечто постыдное, порицаемое, опозорить себя. Прилетело словцо из уголовного жаргона, где «зашквариться» означает оскверниться, прикоснуться к презираемому «петуху»…

Часто слышим: язык обновится за счёт «блатной» музыки, компояза, других субкультур. Но искусственные субкультуры не просторечие! Они хотят от основного языка обособиться, а просторечие хочет дополнить его. Предчувствуют ли субкультуры своё будущее? Вряд ли. Задача любого сленга – стать «другим» языком или подслужиться языку чужому. А иногда иноязычие и сленг становятся «культурным принуждением» эпохи.

Культурные принуждения – подобные нынешним – с русским языком уже случались. К примеру, в начале ХIХ века. Потребовался гений Пушкина, чтобы перенасыщенную чужесловием языковую среду наполнить просторечием, говорком «московских просвирен» и вкраплениями синодального текста.

Было так и после 1917 года. Тогда на язык наш накинулись с трёх сторон «блатная феня», большевистские аббревиатуры, окраинные пиджины и суржики. Эти искусственные субкультуры (а по сути, генно-модифицированные «языковые продукты») пытались уничтожить или заместить собой ядро русского языка.

Пушкина в те годы не нашлось, зато помог язык военного времени. Именно в годы Великой Отечественной войны русская речь снова стала общенародной. Как гигантская волна, смыла она на время арго, жаргоны и, оттеснив мат на поля рукопашных схваток, стала бесценным солдатско-гражданским языком. О чём и написал Иван Алексеевич Бунин, прочитав «Василия Тёркина». Вспомнив войну тогдашнюю, окунулся я в инфотеррор нынешний. Даже не террор: ИнфоИго меня как плитой каменной придавило! Не это ли иго руководит нами: и молодыми, и пожилыми? И тут же вопрос: кто и куда направляет нашу молодёжь? Раньше – комсомол. А теперь? «Сама себя она и направляет…» – возразят. Э, нет, свято место пусто не бывает! Потому-то и мелькают в скоплениях молодёжи «красные куртки» (вспомним недавний Казахстан).

Хорошо видны «краснокурточники» и на языковых просторах. И дело своё они знают. Знают: молодёжь призвана не только к деторождению, но и к речерождению. Знаем это и мы. Правда, учим молодёжь как-то бестолково и вразброс, разве что похвалами без конца осыпаем. А вот идолище по имени ИнфоИго чётко направляет молодёжь подложным словом, куда ему надо. Пора бы и нам начать говорить обо всём этом в полный голос. Иначе – зашквар! Ведь молодёжная субкультура проявляет себя в языке ох как настырно, но присоединить себя к языку основному и к большой культуре не спешит.

Основной язык молчит. Субкультуры беснуются, стремясь основу уничтожить.

Тяга к уничтожению собственного языка – острейшая нравственная проблема. Ясно как день: уничтожающий свой язык уничтожится сам. Чтобы скрыть остроту противостояния, те, кто мастырит «русскую немь», кто насаждает холопословие, окружают эту тему надрывными криками, остро ранящей ложью. (Услыхав такие крики, даже настырно оживляемый «доктор» Геббельс просится обратно в ад.) Причём ложь эта ещё и смехотворно пошлая, липкая. Ну просто «писи сиротки Псаки», как говорят на юге России. Здесь-то слово «благолжец» из подкорки само собой и выпрыгивает. Благолжец – это тот, кто врёт вроде во благо, а в корне – кидок и загиб! И случай здесь не частный. Благолжец – явление. Этакий либер-тиран с повадками кидалы. И в обнимку с ним уже вступил на отечественные подмостки некий мистер Дуракофф: глаза за ушами, шепеляв, шажок воробьиный. И давай субкультурку в молодёжные массы внедрять!

Ко мне один такой тоже приходил. Стал рассказывать, что хотят его министром культуры сделать, только нескольких подписей и воплей в печати не хватает. А как сделают министром – всё печатное слово в огонь! Вместо библиотек – андроидно-цифровые робокар-треки. Движутся робокары, на них андроиды веселятся, паучьими лапками сучат. И циферки, циферки: так и сыплются с потолка! Смутился я от такой околесицы. Но тут же понял – цифра книге не замена! И андроид нас с вами за пояс не заткнёт. Книга в форме кодекса и наполненные живыми людьми библиотеки – вот одушевлённая сила веков!

Вернёмся, однако, к языку. Что же? Начнём великий и могучий по-чиновничьи принуждать, регулировать? А ничуть. Творить язык будем. Чтобы помочь растущей среди молодёжи любви к русскому слову. Но обновлять язык наш должны не мусорный треш-интернет и не плоский телик, а литература с эссеистикой. Неспроста ведь знатоки считают эссе не переливанием из пустого в порожнее, а четвёртым родом литературы.

Сильные слова не стареют. Архаика – моложе компояза. Да и есть, к счастью, точно и вовремя вновьсочинённые слова: блудолиз; псевдёж; русоруб…

Мощнейшая стихия языка наряду с водой, землёй, огнём и заново открываемым эфиром творит грядущий мир. Что сегодня в языке – завтра в делах будет! И пополнять язык, остерегать его от порчи – нам. Или, словно хлебниковские «нехотяи», будем следить, как из нашего языка ловкие таксидермисты создают громадное, набитое иголками чучело? Лобызая такое чучело, как раз и получим зашквар, а не миротворящий русский наив.

Борис Евсеев