Слава богу, что Владимир Владимирович Бонч-Бруевич не узнал о сносе старого здания родной «Литературной газеты» в Костянском переулке в конце 2018-го, ставшего для многих годом утрат.

Именно там, на шестом этаже в мае 1992-го я впервые увидел Владимира Владимировича – тогда готовился первый номер еженедельника «Век». Знаменитый руководитель знаменитой собкоровской сети «ЛГ» помогал в этом своему бывшему подчинённому из Ташкента Владимиру Соколову. Тот нас и познакомил, мимолётно поговорили о «Вечёрке» и «Московской правде» и встретились лишь через шесть лет, когда, прожив свой век в «Веке», я пришёл в «ЛГ», которой требовался ответственный секретарь.

За два с половиной десятилетия нашего плотного общения он ни разу не подвёл.

С ним легко было разговаривать на любую тему – от внуков до политики, от состояния здоровья до модной премьеры, от книги, которую газете нельзя не заметить, до юбилея бывшего сотрудника. Он доставал из кармана листочек со списком вопросов-просьб-необходимостей и начинал их решать. Кого-то надо было положить в больницу или отправить к юристу, позвонить на журфак, кому-то была нужна справка из архива, и только Бонч мог связаться с РГАЛИ, куда по его настойчивой просьбе был отправлен редакционный архив. Он напоминал о юбилеях ветеранов и непременно присылал свои, неоднократно выверенные несколько строчек. Чтобы помнили…

Волин, Песков, Сырокомский, Хмара, Преловский, Карзанов, Донская, Баруздина, Ваксберг, Рубинов, Басков, Барыкин… Представить прощание с ними без деятельного участия Владимира Владимировича невозможно.

За без малого полвека работы в «Литгазете» он был своим для всех, умел ладить с самыми разными людьми и находить общий язык со всеми. Он, безусловно, имел свой взгляд и позицию.

Всегда считал расхожим журналистский штамп: вот не стало человека и позвонить некому. А оказалось – и в случае с Владимиром Бонч-Бруевичем особенно – это действительно так.

С ним было всегда уютно. В переполненном зале ЦДРИ на вечерах памяти Виктора Веселовского (которых без него просто не было бы), на премьере в доронинском МХАТе, в самолёте Ереван–Москва, на редакционном корпоративе. Был Бонч, и всё было хорошо.

Он выручал многих (и меня, конечно, тоже) одним телефонным звонком. Он позвонил в глазную больницу, где моему тестю – инвалиду войны – сделали операцию, и поговорил с завотделением. Тесть был немедленно переведён в отдельную палату, а нас с женой любезно встречала та самая завотделением, на которую до этого ничего не действовало. Некролог, который пришлось писать мне, назывался: «Это Бонч-Бруевич из «Литературной газеты». Эти слова из его уст производили впечатление.

По горькой иронии судьбы наш последний разговор был тоже связан с больницей. Бонч попросил меня (!) позвонить замглавного врача и решить вопрос с палатой. Я отставил все дела и поймал-таки доктора, который как мог помог. Но жить Владимиру Владимировичу оставалось совсем немного…

Он умел изумлять. В Армении, на торжествах в честь юбилея легендарного литгазетовского собкора Зория Балаяна, слово за столом взяла замечательная жена Бонча Лена и также замечательно говорила. ВВ смотрел на Лену очень внимательно, а после этого произнес: «Вы знаете, моя жена впервые за 50 лет нашей совместной жизни выступила при мне публично». Громче всех хохотал Балаян…

Какая чудесная атмосфера была на 80-летии Владимира Владимировича! Я когда-то в «ЛГ» назвал его образцовым мужем-отцом-дедушкой. И вот на юбилее это было много раз подтверждено. Он был рядом с женой, молодой красавицей дочерью Катей и её, к удивлению, многих, взрослыми детьми. Ощущение семьи – стопроцентное! Можно только догадываться, как им его не хватает…

В.В. Бонч-Бруевич был профессионалом экстра-класса. В нашей чудом сохранившейся редакционной картотеке, которая – увы – уже и не ведётся, десятки пожелтевших карточек с его материалами. Последний прижизненный – к столетию «Московской правды», в которой после журфака началась его журналистская судьба и где он встретил свою Лену.

…Иду недавно по Малой Никитской на работу и встречаю бородатого любимого внука Владимира Владимировича Максима Каплевича, большая часть жизни которого прошла практически на моих глазах. Именно он позвонил мне утром августовского дня, когда не стало Владимира Владимировича.

Уверен, наша мимолётная встреча доставила бы его знаменитому и – главное – любимому дедушке радость…